Страх Мудреца - Патрик Ротфусс

- Хорошо, - отступил он, - даже если ты можешь...

- Это вторая вещь, что я прошу, - сказал я формально.

- Обе они.

Отто вскрикнул, протестуя, и его поддержали Гаскин и Ларен.

Я ободряюще им улыбнулся.

- Только на одну ночь.

Френ и Джош вернулись, установив мою палатку.

- Скажи спасибо, Отто, он не попросил тебя. - Сказал Френ здоровяку.

- Это то, чего бы попросил Джош, а Джош?

- Захлопнись, Френ, - раздраженно сказал Отто.

- Теперь мне не хорошо.

Я встал и повесил лютню на одно плечо.

А затем повел двух прекрасных девушек, одну золотую, одну темную, к моей палатке.

Глава 131

Темнота в лунном свете.

Френ и Джош проделали хорошую работу с палаткой.

Она была достаточно высока, если стоять в центре, но все же оказалась битком набита мной и обеими стоящими девушками.

Я нежно толкнул золотоволосую Элли к постели с толстым одеялом.

- Садись, - мягко сказал я.

Когда она не ответила, я взял ее за плечи и упростил ей задачу, усадив ее.

Она позволила себя переместить, но ее голубые глаза были расширены и безучастны.

Я проверил ее голову на наличие признаков раны.

Ничего не найдя, я предположил, что она была в глубоком шоке.

Я улучшил момент и вытащил свою дорожную сумку, затем высыпал немного измельченных в порошок листьев в мою дорожную чашку и добавить немного воды из кожаной фляги.

Я вложил чашку в руки Элли и она рассеяно взяла ее.

- Пей, - приказал я, пытаясь уловить тон Фелуриан, который использовался ею для моего бездумного подчинения время от времени.

Это могло сработать или, возможно, она просто выпьет.

Независимо от причины, Элли осушила чашку до дна.

Ее глаза по прежнему были также далеки от того, как они выглядели прежде.

Я вытряс другую меру измельченных в порошок листьев в чашку, наполнил ее водой, и держал ее перед темноволосой девушкой, чтобы дать ей выпить.

Мы стояли так в течении нескольких минут, моя рука была вытянута, ее руки неподвижно свисали по сторонам.

Наконец она моргнула и ее глаза уставились на меня.

- Что ты дал ей? - спросила она.

- Дробленую велию, - мягко сказал я.

- Это антитоксин.

В говядине был яд.

Ее глаза сказали мне, что она мне не верит.

- Я не ела никакой говядины.

- Он был и в эле тоже.

Я видел, как ты пила его.

- Хорошо, - сказала она.

- Я хочу умереть.

Я глубоко вздохнул.

- Это не убьет тебя.

Это просто сделает тебя несчастной.

Тебя будет рвать и ослабит с мышечными судорогами на день или два. - Я поднял чашку, предлагая ее ей.

- Почему ты заботишься обо мне, если они убьют меня? - глухо спросила она.

- Если они не сделают этого сейчас, они сделают это позже.

Я предпочла бы умереть...

Она стиснула зубы прежде чем закончила предложение.

- Они не отравляли тебя.

Это я отравил их и тебе случайно попало немного этого яда.

Мне очень жаль, но это поможет уберечь тебя от более худшего.

Взгляд Крин поколебался на секунду, а затем снова обрел жесткость стали.

Она посмотрела на чашку, а затем зафиксировала свой взгляд на мне.

- Если это безобидно, выпей это сам.

- Я не могу, - объяснил я.

- Это вгонит меня в сон, а у меня есть чем заняться сегодня вечером.

Глаза Крин бросились к меховой кровати, выложенной на полу палатки.

Я улыбнулся нежной печальной улыбкой.

- Не такого рода вещами.

Она оставалась недвижима.

Мы стояли там долгое время.

Я слышал приглушенные звуки рвоты, доносящихся из леса.

Я вздохнул и опустил чашку.

Посмотрев вниз, я увидел, что Элли уже свернулась и уснула.

Ее лицо выглядело почти мирным.

Я глубоко вздохнул и поднял взгляд на Крин.

- У тебя нет никаких оснований доверять мне, - сказал я, глядя ей прямо в глаза.

- Не после того, что случилось с вами.

Но я надеюсь, что ты будешь. - Я снова протянул кубок.

Она встретилась со мной глазами, не мигая, потом потянулась к чашке.

Она выпила ее в один глоток, немного поперхнувшись, и села.

Ее глаза оставались твердыми, как мрамор, когда она смотрела на стену палатки.

Я сел немного отдельно от нее.

Через пятнадцать минут она уже спала.

Я укрыл их обеих одеялом и посмотрел на их лица.

Во сне они были еще красивее, чем раньше.

Я протянул руку, чтобы убрать прядь волос с щеки Крин.

К моему удивлению она открыла глаза и посмотрела на меня.

Без мраморного взгляда, который был у нее раньше, она смотрела на меня темными глазами молодой Денны.

Я замер с моей рукой на ее щеке.

Секунду мы смотрели друг на друга.

Затем ее веки снова опустились.

Я не мог сказать, то ли наркотик утянул ее или она сдалась по собственной воле, чтобы уснуть.

Я устроился у входа в палатку и положил Цезуру между колен.

Я чувствовал гнев, как огонь внутри меня, и вид двух спящих девушек, был как ветер, раздувающий угли.

Я сжал зубы и заставил себя думать о том, что произошло здесь, позволяя огню яростно прогореть, позволяя его теплу наполнить меня.

Я глубоко вздохнул, укрепляя себя в том, что должно было произойти.

***

Я ждал в течение трех часов, слушая звуки лагеря.

До меня доносился приглушенный разговор, в форме предложений без каких-либо отдельных слов.

Он исчез, смешиваясь с проклятиями и звуками от больных людей.

Я сделал долгий, медленный вдох, как Вашет показывала мне, расслабляя свое тело и медленно считая выдохи.

Затем, открыв глаза, я смотрел на звезды и и выбирал время для расправы.

Я медленно разогнулся из сидячего положения и долго и медленно потянулся.

Крепкий полумесяц луны висел в небе и все выглядело очень ярким.

Я медленно подошел к костру.

Он сократился до угрюмых углей, которые мало что делали, чтобы осветить пространство между двумя фургонами.

Там был Отто, его огромное тело упало напротив одного из колес.

Я почувствовал запах рвоты.

- Это ты, Квоут? - спросил он невнятно.

- Да, - я продолжил свое медленное передвижение прямо к нему.

- Этой суке Анне нельзя давать готовить баранину, - простонал он.

- Клянусь святым Богом, я никогда не был таким больным раньше. - Он посмотрел на меня.

- А ты в порядке?

Цезура выскочила, кратко поймав лунный свет на свое лезвие, и разорвала ему горло.

Он встал на одно колено, затем свергнулся на свою сторону, окрашивая руки чернотой, когда они схватились за шею.

Я оставил его мрачно кровоточащим в лунном свете, не в силах кричать, умирающего, но не мертвого.