12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

В начале моей службы мне иногда странно было видеть своих хозяев после… на другой день… Я смущалась… За завтраком я не могла заставить себя смотреть на них, смотреть им в глаза, видеть их губы, руки. И часто барин или барыня мне говорили:

— Что с вами? Разве так смотрят на своих господ? Будьте внимательны к своим обязанностям.

Да, вид их вызывал у меня какие-то мысли, образы… Как бы это сказать? Желания преследовали меня целый день, и, не имея возможности их удовлетворить, я с какой-то дикой страстью упивалась своими собственными ласками.

Теперь привычка видеть вещи в их настоящем свете приучила меня к другому жесту, более соответствующему действительности. При виде этих лиц, с которых ни краска, ни туалетная вода, ни пудра не могли стереть следов этой синевы под глазами, при виде их я пожимаю плечами… И как мне от них достается назавтра, от этих честных людей, с этим важным видом, с добродетельными манерами, с их презрением к девушкам, которые позволяют себе шалости, с их нравоучительными наставлениями:

— Селестина, вы слишком засматриваетесь на мужчин, Селестина, неприлично разговаривать по углам с лакеями. Селестина, мой дом не увеселительное заведение. До тех пор, пока вы у меня на службе и в моем доме, я не потерплю… И т. д. и т. д.

Это не мешает вашему хозяину, вопреки всей этой морали, бросать вас на диваны и таскать по кроватям, и за грубое и эфемерное наслаждение наградить ребенком… А вы затем устраивайтесь как знаете. А если вы не умеете устраиваться, то хоть тресните со своим ребенком. Это его не касается… В их доме!.. Ну! ну!

На улице Линкольна, например, это всегда бывало по четвергам, очень регулярно. Тут никаких ошибок не случалось. По четвергам бывали журфиксы у барыни. Приходило много народа, много разнообразных женщин, болтливых, ветреных, бесстыдных, неведомо каких! Понятно, что они между собою немало говорили о всяких неприличных вещах, и это возбуждающим образом действовало на хозяйку! А затем вечером — опера и все прочее. То ли, другое или третье, но верно то, что каждый четверг… извольте радоваться!..

Если у хозяйки был приемный день, то у хозяина, у Коко была приемная ночь. И что за ночь!.. Нужно было видеть на другой день уборную, его комнату: мебель в полном беспорядке, повсюду разбросано белье, по коврам разлита вода… И как тут сильно пахло… человеческой кожей и духами! В уборной хозяйки стояло огромное зеркало во всю стену. И часто перед этим зеркалом я находила груды подушек, разбросанных, помятых, истоптанных, а по обеим сторонам зеркала — высокие канделябры, в которых свечи догорели и оплыли длинными сосульками на серебряные подставки. Что за оргии тут разыгрывались! И до чего могла бы еще дойти изобретательность каждого из них, если бы они не были женаты!

Я вспоминаю одну замечательную поездку в Бельгию в тот год, когда мы прожили несколько недель в Остенде. На станции Фейнье таможенный досмотр… Это было ночью, барин крепко спал в своем отделении. Мы с барыней сами отправились в зал, где осматривали багаж.

— Нет ли у вас каких-нибудь вещей, за которые нужно платить пошлину? — спросил у нас толстый таможенный чиновник, который при виде моей элегантной и красивой хозяйки надеялся найти кое-что пикантное в багаже.

Некоторые чиновники испытывают какое-то особенное физическое удовольствие, какой-то сладострастный трепет, когда они роются своими толстыми руками в панталонах и рубашках красивых женщин.

— Нет, — ответила хозяйка. — У меня ничего нет.

— Ну… откройте этот сундук…

Из шести сундуков, которые мы везли с собой, он выбрал самый большой и тяжелый, кожаный сундук в сером чехле.

— Но в нем ничего нет! — сказала хозяйка с раздражением в голосе.

— Все-таки откройте, — приказывал этот урод; сопротивление моей хозяйки, очевидно, давало ему повод к более внимательному и строгому осмотру.

Барыня — ах! я еще помню выражение ее лица — вынула из маленького сака связку ключей и открыла сундук… Таможенный чиновник с видимым удовольствием вдыхал тонкий запах, который поднимался из сундука, а затем стал рыться своими грязными лапами в тонком белье и платьях. Барыня злилась и испускала крики негодования, так как это животное с очевидной злобой перекидывало и приводило в беспорядок все, что мы так бережно укладывали.

Осмотр уже приближался к концу без новых задержек, как вдруг таможенный чиновник вытащил со дна сундука длинную шкатулку, покрытую красным бархатом, и спросил:

— А это?.. Что это такое?

— Драгоценности, — ответила барыня, — уверенно, без малейшего смущения.

— Откройте…

— Зачем? Я же вам говорю, что это драгоценности.

— Откройте…

— Нет, я не открою… Вы злоупотребляете своей властью. Говорю, что не открою… Да у меня и ключа нет.

Барыня была в крайнем возбуждении. Она хотела вырвать шкатулку из рук чиновника, который отступил и угрожающе произнес:

— Если вы не откроете шкатулку, я пойду за инспектором.

— Это гнусность… это нахальство.

— Если у вас нет ключа, то мы сами откроем.

В отчаянии барыня закричала:

— Вы не имеете права… Я буду жаловаться в посольство… министрам… и пожалуюсь королю, он нам друг… Я вас привлеку к суду… засажу в тюрьму…

Но эти слова не производили никакого впечатления на бесстрастного чиновника, и он с еще большим упорством повторил:

— Откройте шкатулку…

Барыня побледнела и стала ломать себе руки.

— Нет! — сказала она, — я не открою… я не могу открыть…

И по крайней мере в десятый раз упрямый чиновник повторил, свое приказание:

— Откройте шкатулку!

Эта перебранка прервала работу на таможне и собрала вокруг нас несколько любопытных путешественников. Я сама была заинтересована перипетиями этой маленькой драмы и таинственной шкатулкой, которой я никогда не видала у барыни и которая, очевидно, была спрятана в сундук без моего участия.

Вдруг барыня переменила тактику, повела себя мягче, любезней с этим неподкупным досмотрщиком, подошла к нему и, как бы гипнотизируя его своим дыханием и своими духами, тихо стала умолять его:

— Удалите, пожалуйста, публику, и я открою шкатулку…

Чиновник, наверное, подумал, что хозяйка хочет поймать его в какую-нибудь ловушку. Он недоверчиво покачал своей седой головой.

— Довольно манерничать и притворяться. Откройте шкатулку!

Тогда барыня, конфузясь и краснея, покорно вынула из своего портмоне очень маленький золотой ключик и, стараясь скрыть от окружающих содержимое красной бархатной шкатулки, открыла ее в руках чиновника. В тот же момент чиновник в испуге отскочил назад, как будто ядовитое животное хотело его укусить…