Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

– Ха! – дождавшись окончания песни, громко воскликнул протокуратор. – Кто это тут поет Педиасима?

Он знал эти стихи, их любила Ксанфия и частенько пела, качая колыбель с Сенькой. Иоанн Педиасим – «Желание». Господи! Увидеть бы их, хоть издали… Да видел, видел уже… То‑то же, что только издали… Ничего! Еще чуть‑чуть терпеть осталось.

– Ну я пою? – вздернулась из своего угла молодая девчонка – красотулечка с черными сверкающими очами в обрамлении пушистых ресниц. Одета была в отрепье… Но какое чувственное отрепье! Разорванное, можно сказать, умелою рукой эротомана‑художника. Подол – уж куда выше коленок, вырез на груди глубокий, как Эвксинский Понт, а сквозь большую дыру на бедре проглядывает чистенькая нежно‑смуглая кожа. Странно чистенькая для такого тряпья!

– Я пою! А что? Тебе не нравится?

– Нравится! – ненароком подвинув проституток, Алексей уселся за стол. – Но я больше родосские песни люблю, вряд ли ты их знаешь.

Теперь, пожалуй, я тебе свои подставлю губы,

Хоть и давала я зарок с тобой не целоваться. –

с усмешкой продекламировала юная чертовка.

И – Алексею на миг показалось – чуть было не высунула язык: что, мол, съел?

Пришлось похвалить:

– Ай, славно. Угостить, что ли, вас всех вином?

– Угости, коли много денег.

– На такую компанию, чай, найдутся!

К неожиданному стыду своему, Алексей чувствовал, что все его обаяние не произвело на Сладенькую никакого особого впечатления. Сидела, ухмылялась, перешептывалась с подружками, попивая дармовое вино. Потом, словно бы что‑то вдруг вспомнив, дернулась, вскочила на ноги… И не успел протокуратор и глазом моргнуть – как прелестница уже выбежала вон из харчевни. Что и говорить – быстра!

Так и Алексей не пальцем деланный!

Кивнув падшим женщинам, встал, попрощался со всеми, вышел… Ага. Во‑он фигурка… Догнать – плевое дело.

– Эй, милашка, постой‑ка!

Сладенькая обернулась, как показалось уязвленному протокуратору, разочарованно:

– А, это ты… Кто тебе сказал, что я милашка?

– На лице написано. Я как раз такую, как ты, и ищу.

– Зачем?

– «Декамерон» Боккаччо читала?

– Нет.

– Так это я написал! Точней, перевел.

– Господи! Так ты писатель, что ли?

Девушка взглянула на молодого человека уже гораздо более благосклонно – чувствовалось литературное образование.

– И зачем же тебе понадобилась такая простая девушка, как я?

– Пишу роман… пьесу… драму…

– Драму?! Интересно, о чем же?

– О тяжелой доле одной юной девы! О, сколь несчастливое было у нее детство – ни друзей, ни подруг. Одни монахини‑воспитательницы да сладострастный тиран‑отчим. О, как он ее домогался!

– Как? Ну как, расскажи, мне интересно.

– Ну не здесь же…

– Есть одно место. Если не боишься, идем.

– А чего мне бояться в такой компании?

– Господи… Никогда раньше не была знакома с писателем! Да еще таким, что сочиняет драмы.

– Драмы о грешной жизни, – пряча усмешку, пояснил Алексей. – Мое имя – Мелентин, Мелентин из Эвбеи. Слыхала, наверное?

– Может быть, и слыхала. – Девушка взглянула на протокуратора с интересом. – Только забыла. Ничего! Ты ведь мне о себе напомнишь, правда?

Столь бурной очи Алексей не помнил уже давно! Сладенькая оказалась настолько изобретательной и ненасытной, что молодой человек и сам, забыв обо всем, полностью поддался ее напору, да так, что очнулся лишь утром, когда первые лучи солнца уже стучались в небольшую каморку грешницы, уже проникали юркими светящимися полосочками сквозь закрытые ставни.

Ну и ночь… А девушка! Да уж, пожалуй, она полностью оправдывала свое прозвище. Великолепно сложенное тело с золотистой, чуть смугловатой кожей, упругая грудь с бархатисто‑твердыми коричневыми сосками, стройные бедра, томный, по первости нарочито скромный взгляд, стыдливо опущенные ресницы… «Ну вот, здесь я и живу… иногда». А – почти сразу же – бурный взрыв страсти! И сброшенная на пол одежда, и ласкающие, нежные руки, и блеск в черных торжествующе‑наглых глазах. Да, в этих глазах было желание, огромное, всепоглощающее желание… одно. И еще – кураж.

– Ты что, уже собираешься уходить? – приоткрыв глаза, сонно спросила Сладенькая. – Рано!

– Но есть еще дела…

– Никакие дела никогда не заменят страсти! – убежденно отозвалась девушка, и Алексей, погладив ее по плечу, поцеловал в губы.

– Ты поможешь мне закончить мою драму?

– Помочь? – Марина потянулась, ничуть не стесняясь, да и чего уже было стесняться, и уж тем более – кого? – И как это я смогу тебе помочь?

– Я давно уже ищу в этом городе сад наслаждений и томного изысканного порока! Знаю, что такой есть.

– Знаешь? Откуда? – быстро сбросив остатки сна, переспросила Сладенькая.

– Один рыцарь, шевалье из Авиньона, как‑то рассказывал мне.

– Болтун! Ох уж болтун. Его же наверняка предупреждали… Хотя… думаю, ему было о чем рассказать!

– О да! Таинственный сад! Бесстыдные росписи на стенах, обнаженные красавицы со скрытыми вуалями лицами.

– Да… твой приятель там точно был.

– Вот и мне бы хотелось. Очень!

Сладенькая окинула протокуратора быстрым подозрительным взглядом, впрочем, тут же хихикнула:

– Ты смешной… Впрочем, эта бородка тебе идет! Долго ты еще пробудешь в городе?

– Думаю, что не очень. – Грустно вздохнув, молодой человек развел руками. – Увы, дела требуют моего возвращения.

– Но пару недель еще пробудешь?

– Скорее всего…

Марина выбралась из постели и, подойдя к окну, распахнула ставни, подставляя жарким солнечным лучам свое великолепное тело. Темные волосы ее, обрамленные золотистым сиянием, казались сейчас нимбом.

Подойдя, Алексей обнял девушку за талию, погладил по плечам и спине. Сладенькая изогнулась, как кошка, и, томно вздохнув, прошептала:

– О, друг мой, не стой же, не стой…

Протокуратора не нужно уже было просить… Наклонившись, он лишь прошептал:

– Так как же с волшебным садом?

– Постараюсь тебе помочь, – чуть слышно отозвалась Марина.

Она не соврала, действительно помогла, только не в тот же день и не сразу, а… А точно тридцатого мая, тридцатого мая тысяча четыреста пятидесятого года. В тот самый день. Предупредила заранее, еще за неделю – они еще пару‑тройку раз встречались в харчевне и в снимаемых девчонкой покоях.

– Ты, кажется, спрашивал про сад порока? Еще не раздумал?

– О нет!

– Веди себя соответствующе, я за тебя поручилась.

– О звезда моя! Ты могла б этого и не говорить!

– Запомни, ты вряд ли встретишься там со мной – таковы правила. Но мои подруги – ничуть не хуже, уверяю тебя.

– Скорей бы!

Протокуратор тщательно подготовился к визиту, заранее пошив пестрый европейский костюм из дорогих разноцветных тканей. Примерно такой же, какой был на нем и тогда. Ближе к вечеру Алексей сбрил бородку, переоделся и, набросив сверху плащ, отправился навстречу тому, чего так долго ждал.

Надо сказать, долго его не мурыжили – не было никаких таинственных незнакомцев, повязки на глазах, сада. Сладенькая лично встретила его у Амастридского форума и быстро провела в нужное место. Да, садом все же пришлось пройти… скорее даже – огородом – мимо грядок с какими‑то растениями, мимо колодца, мимо беспорядочно разбросанных тут и там деревянных труб.

Пока шли, как раз и стемнело, и Сладенькая, остановившись у неприметной калитки в сплошной, сложенной из серого камня стене, мечтательно посмотрела на звезды:

– Чудный вечер. Ах, как я его ждала! Подожди меня здесь.

Она исчезла и отсутствовала минут пять, а может, и чуть больше, потом протокуратор наконец услышал, как скрипнули петли.

– Входи. Надеюсь, ты не забыл взять с собой деньги?

– Нет, не забыл.

– Отдашь привратнику некоторую сумму. Он скажет.

Взяв приятеля за руку, Марина провела его за собой в гулкую полутемную залу с расписанными непристойностями стенами и уходящим в темноту потолком. Привела и, оставив у широкой каменной лавки, скрылась за тихо шуршащей портьерой.

Заплатив, Алексей услышал лишь одно слово:

– Ждите.

И, готовясь к ожиданию, уселся на лавку. Разные мысли роились сейчас в его голове: вот как раз сейчас он и близнецы – Лука с Леонтием – встречаются у ипподрома. Едут… Или – уже идут по саду? Очень может быть…

– Идемте, господин!

Протокуратор вздрогнул, услышав в полутьме тихий женский голос. Из‑за портьеры выскользнула рука… поманила…

Там, в другой половине залы, был все тот же полумрак… Шевельнулись, пробежали какие‑то тени… И вдруг вспыхнули свечи! Так ярко, что Алексей на миг прикрыл глаза… а когда открыл, увидел перед собой семь прекрасных девушек, обнаженных, с закрывающими лица вуалями. Две – ослепительно беленькие, трое – смуглявые и еще две – негритянки с голубовато‑антрацитовыми телами.

– Выбирайте любую, господин, – подойдя, прошептал привратник – высокая, затянутая в хламиду с опущенным капюшоном фигура. – Хозяин желает познакомиться с вами… Но не сейчас, позже.