Избранное - Гор Видал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Хуань объяснил мне, как приготовлен поросенок, и я вполне искренне воздал хвалу результату, мой хозяин сказал:
— Но вы, наверное, ели нечто подобное у себя в стране, — и поощрительно кивнул.
— Нет, никогда. Вы достигли того совершенства, к которому мы только стремимся, — тоже кивнув, ответил я.
— О нет, нет! — Тут Хуань обратился к остальным гостям: — Кир Спитама, несмотря на свое странное имя и необычную бледность, является очень острым оружием.
Китайцы так выражаются, говоря об умном человеке.
Все посмотрели на меня с интересом, более чем просто вежливым. Да ведь и вряд ли кто-то из них раньше видел белого человека. Все неизменно удивлялись, когда я говорил на их языке. Как от варвара, от меня ожидалось услышать что-нибудь вроде поросячьего хрюканья.
Один из гостей вежливо спросил меня о Персии. Где это? Как далеко? Когда я объяснил, что это в тысяче миль к западу от Чампы — порта, о котором они все слышали, — дюжина голов недоверчиво закивала.
— Он говорит, — сказал Хуань, улыбаясь во весь рот, — что в его стране все люди принадлежат государству и только государство является мерой добра и зла.
Министры закивали и заулыбались, я тоже. Само собой, я никогда не говорил Хуаню ничего подобного.
— Но, конечно, — заговорил один старичок, — даже в варварской стране небесные законы имеют верховенство над государственными.
Хуань возвел очи к небу — точнее, к потолочной балке.
— Поскольку власть дана небом, воля владыки абсолютна. Разве не так обстоит дело в вашей благословенной стране? — улыбнулся он мне.
— Так, почтенный Хуань.
Я не собирался перечить моему хозяину.
— Но, конечно, — и старичок повернулся ко мне, радуясь возможности не обращаться к главному министру, — существуют определенные небесные законы, которым обязан подчиняться правитель?
За меня ответил Хуань:
— Нет. Таких законов нет, поскольку власть дана ему. Эти западные варвары верят, как и мы, что государство есть цепь, первое звено которой — человек. Люди смыкаются в семью, семьи смыкаются в деревню, а те смыкаются в государство. В благословенной стране нашего досточтимого гостя, — кивок в мою сторону, — люди больше не живут так, как жили вначале, каждый сам по себе. Ведь это означало: если взять двоих, то получишь два разных мнения о том, что хорошо, а что плохо. А это очень плохо, поскольку никто не может отрицать, что всякое страдание начинается с несогласия между людьми о том, что хорошо, а что плохо. Да, персидские варвары мудрее нас. Да, да! Они верят, что, если каждому позволить действовать и думать, как кому нравится, не может быть никакого порядка, никакой гармонии, никакого государства. Стало быть, когда мудрый правитель получает от небес власть, то должен сказать своему народу, что он считает для всех добром и что считает злом. Но, конечно, всегда находятся такие, кто не слушается своего правителя, и тогда персидский царь сказал: «Если против официально принятого добра будет поднят чей-нибудь голос, всякий услышавший его должен доложить своему господину». Как мудро это правило! Поистине мудро! Каждый обязан докладывать правителю или его людям обо всех нехороших действиях или даже призыве или намеке на нехорошие действия. Результат? Полный успех! Потому что западные варвары уничтожили весь беспорядок и дисгармонию. Все служат государству, которое основано на… Как вы так чудесно сказали, Кир Спитама? Ах да! На принципе согласия с вышестоящим.
Хуань поклонился мне, словно я и был тот воображаемый персидский монарх, придумавший эту нечестивую систему управления страной. Несколько лет спустя я узнал, что тот обед у Хуаня оказался историческим. Более чем целое поколение спорило с циньской знатью, как следует управлять государством. Хуань считал, что управлять можно, лишь поработив народ до такой степени, какой еще не пытались достичь ни в Китае, ни в любой другой стране, включая Спарту. Семьи разбивались, чтобы здоровых мужчин вызывать из войска на сельскохозяйственные работы, строительство дорог и для прочих нужд. Поскольку ремесленники и торговцы склонны ходить сами по себе, куда им вздумается, Хуань предложил запретить законом эти профессии. Наконец, чтобы установить полное главенство государства, он по секрету предложил уничтожить свой собственный класс, аристократию.
Само собой разумеется, не все братья Хуаня по классу были в восторге от его теории — не говоря уж о практике. На том обеде многие выражали вежливое несогласие. Несколько лет спустя несогласие стало менее вежливым и Хуань был убит противной партией. Но он хорошо поработал. Хотя торговцы и ремесленники процветают, а аристократия сохранила власть, простым мужчинам и женщинам приходится жить в казармах и их жизнь полностью регламентирована государством. Если кто-то противится небесному закону Хуаня, его разрубают на две части и выставляют по обе стороны городских ворот.
Пока мы ели поросенка, старичок через меня обратился к Хуаню:
— Во времена наших предков каждый человек жил под диктатом своей внутренней природы и в мире было много доброты и мало войн. Конечно, ваш персидский царь хотел бы, чтобы его подданные жили так, как их предки, в согласии с небом и собой.
Хуань весело хлопнул в ладоши:
— Но когда я задал этому варвару тот же самый вопрос, он ответил — и я надеюсь, что процитирую верно…
— О, конечно! Конечно, верно, почтенный Хуань!
Я уподобился индийским птицам, говорящим то, чему их научили.
— Вы сказали мне, что в давние времена люди были добры друг к другу, потому что их было мало, а всего много. Теперь же людей много, а всего мало. Даже в далекое время императора Ю жизнь была столь тяжелой, что сам Ю работал в поле, пока не потерял из бороды все волосы. А теперь людей в десять тысяч раз больше, чем тогда. И поэтому для общей пользы мы должны следить за ними, чтобы они не мешали друг другу. Как это сделать? Признаюсь, сам я не так умен, чтобы найти решение. Но ваш мудрый персидский царь подсказал мне ответ.
Хуань поклонился в мою сторону, вынудив и меня поклониться так низко, что в животе забурчало. Китайцы очень серьезно относятся к