Трилогия Айс и Ангел - Susanne Beck

"Ну, тогда она тебе тем более не будет нужна", – нахально отвечаю я.

"Нынешняя молодежь такая грубая", – замечает она тоном истинного мученика.

"Да, но ты все равно не обменяла бы меня на целый мир", – отзываюсь я, снимая собственную шляпу и водружая ее ей на голову. Она чопорно поправляет ее прежде, чем чокнуться со мной. Мы сидим вместе в уютном молчании, пока солнце продолжает свое путешествие на запад. Я вскидываю глаза и вижу неловкий полет фламинго, движущегося на юг к озеру с пресной водой, расположившемуся недалеко от нашего дома. Есть бог есть, то он или она, несомненно, должен был обладать черным чувством юмора, чтобы создать такое существо.

"Мать Мария, пощади душу бедной грешницы".

Почти бездыханный шепот Корины отвлекает меня, и я поворачиваюсь к ней, чтобы увидеть ее широко распахнутые глаза и руку, прижатую к груди.

"Корина?" с тревогой спрашиваю я. "Что случилось?"

Она не отвечает, продолжая смотреть на море.

Я медленно поворачиваю голову, и оказываюсь поражена тем же, что сразило наповал ее. Из воды, словно рожденная самим морем, выходит моя возлюбленная.

Маска и трубка зажаты в одной ее руке, ласты в другой, и единственное ее одеяние – это глубокий загар и морские водоросли, скользящие вниз по ее великолепному телу среди переливающихся капелек мерцающего огня. Озаренная солнцем, она – само воплощение красоты. Дикая, неприрученная и столь же свободная, как море позади нее. Я вскакиваю на ноги прежде, чем мой разум понимает намерения моего тела, и лечу по песку быстрее, чем когда-либо бегала раньше. Она бросает принадлежности для ныряния и протягивает руки навстречу, когда я прыгаю на нее. С радостным вскриком, она снова и снова кружит меня, и наш смех сливается с шумом моря.

Потом она опускает меня, и я, затаив дыхание, изучаю ее глаза точно такого цвета, как вода позади нас. Столь красивые, чистые, свободные и наполненные радостью жизни. Черные тени больше не портят их древней глубины; вина не заглушает их блестящий оттенок. В них я вижу ее душу, это – мир, любовь, радость, и это так красиво.

Ее зубы сверкают белизной на фоне ровно загорелого лица, когда она открыто улыбается мне, так похожая на юную девочку с фотографии, которой я очень дорожу, излучая невинность, столь безжалостно отнятую у нее однажды. Ее тело теплое, гибкое, сильное, и мы скользим вместе по капелькам воды, все еще покрывающим ее кожу.

Наши губы встречаются без какого-либо предлога или предупреждения. У нее вкус моря, страсти и обещания. Я отвечаю, и мои сердце и душа легко следуют за телом, объединенным с ее. Поцелуй оставляет нас обеих бездыханными, когда мы, наконец, отстраняемся, и наши улыбки способны разорвать наши лица.

"Я люблю тебя, Морган Стил."

"И я люблю тебя, Тайлер Мур." Влажная ладонь нежно касается моей щеки, а большой палец пробегает по губам: "Мой Ангел".

Все еще в объятиях друг друга, мы слегка поворачиваемся так, чтобы видеть море, и я кладу голову на ее грудь, в то время как последний луч солнца скользит по позолоченному океану, погружая его в огонь.

Наше путешествие было длинным, наполненным опасностью, страданиями и тоской. Но в конце концов, мы обе нашли то, что так долго искали.

Любовь.

Мир.

Свободу.

Радость.

И, даже стоя на краю пропасти, у входа в эту новую жизнь, которую мы выиграли, я знаю, что, несмотря на трудности и горе, я была и всегда буду самой счастливой женщиной на земле.

Ангел.

Конец.

Другая Точка Зрения

Сюзанна Бэк (Swordnquill)

Перевод lena57

Часы на прикроватной тумбочке подсказывают мне, что до рассвета еще несколько часов, а я все еще здесь, и все еще не сплю. Это часто происходит именно в эти ранние, утренние часы, но я научилась дорожить ими, ибо они приносят мне странное чувство, своего рода грустную умиротворенность. В эти несколько часов темноты перед тем, как земля проснется, чтобы поприветствовать новый день, мои демоны лежат тихо и спокойно. Они всегда со мной, призраки и грехи моего прошлого, но в эти предутренние часы их зов кажется таким далеким, а главное - совершенно неважным.

Всю мою жизнь люди считали меня сильной и молчаливой, без особого полета фантазии и не склонной к серьезному самоанализу, и если по поводу второго я еще могла бы поспорить, то первое - это абсолютная правда. В тихом омуте, как говорится, черти водятся, а то, что находится внутри меня, кажется, действительно находится очень глубоко. Так глубоко, что сквозь мрак своего прошлого я иногда не могу ничего разглядеть, но знаю, что там всегда отыщется свет, который позовет меня домой.

Мой свет.

Моя любовь.

Она спит в нашей кровати, такая манящая, притягательная, так похожая на маленького ребенка, который весь день бегал и играл, и вот свалился без задних ног. Конечно, она далеко не ребенок, но если посмотреть на нее сейчас, когда ее невинное и прекрасное лицо залито лунным светом, то можно подумать, что ее не затронули суровые реалии жизни.

Это ошибочное впечатление, но я бы не стала придираться к ошибке. Даже сейчас, после того как мир попытался втоптать ее в грязь, ее дух остался несломленным, а сама она сияет изнутри, сияет таким светом, какого я не встречала ни у кого из живущих. Именно этот свет и держит меня в здравом уме, и в глубине души своей я полностью осознаю, что без него я бы давно и навсегда погибла.

Да, с течением лет она изменилась, она стала еще прекраснее, и мое сердце до боли замирает просто оттого, что я смотрю на нее. Но когда она вот так погружена в глубокий сон и окутана лунным светом, я легко могу разглядеть в ней ту молодую женщину, какой она была тогда, когда наши глаза впервые встретились.

Себя я тоже вижу, с пугающей легкостью вижу ту личность, которой я была давным-давно, и которая до сих пор остается со мной, принося всепоглощающее чувство стыда и сожаления. Мною тогда владели демоны, и хотя мне следовало бы устрашиться, меня это не пугало. В то время я считала, что они и были мною, были всем, чем была я, и всем, чем я когда-нибудь могла стать. Просто так изначально повелось, и я это приняла, и даже наслаждалась ролью осквернительницы, убийцы и монстра. Эту роль я научилась исполнять исключительно хорошо и, если честно, играла с особым рвением, которое заставляло любого здравомыслящего человека держаться от меня подальше.

Одно преимущество, однако, из-за моей мрачности у меня все-таки было - всем были известны мой облик и моя закрытость, две вещи, которые я лелеяла больше всего, и меня уважали из-за страха перед возможными последствиями, которые я не замедлила бы воплотить в жизнь.