Сколько стоит рекорд - Борис Маркович Раевский

качаясь, стоял на месте и вслушивался в разноголосый шум трибун. Репродукторы разносили по стадиону мощный бас диктора:

— …британские спортсмены, поставив новый мировой рекорд, вновь доказали всему миру…

Уильямс горько усмехнулся. Только сейчас он заметил: рука Хантера лежит на его плече. Оттолкнув Красавчика, бегун, неуверенно ступая, двинулся к широко раскрытой двери раздевалки.

Ему опять стало плохо. Но он сжал зубы, стараясь подавить нахлынувшую слабость. Он шел, мечтая быстрее укрыться от толпы в раздевалке, лечь, отдохнуть…

А Броунинг стоял, пораженный ужасом.

Уильямс, как безумный или слепой, тыкался в каменную стену трибуны возле входа в раздевалку и никак не мог втолкнуть свое тело в распахнутую дверь.

Он не понимал, что с ним происходит, и, вместо того чтобы сделать шаг влево, где под трибуной находилась дверь, двигался вправо и еще вправо… И лицо его опять было беспомощным и словно виноватым.

«Потеря ориентировки! — стиснув руки, с ужасом думал врач. — Калека… И, вероятно, навсегда…»

II. СМЕРТЕЛЬНАЯ ДОЗА

ЧЕТВЕРТЬ КАРАНДАША

Валерка-Шлагбаум (кличку эту он получил недавно, но приклеилась она намертво), Валерка-Шлагбаум вошел в класс, остановился возле учительского стола и поднял палец.

Внимание!

Так всегда делает химик, формулируя новый закон.

— Ну? — выкрикнул Алик.

— Есть идея! — сказал Валерка.

Маленький, костлявый, с хилыми — торчком вперед — плечами, в больших очках, криво сидящих на остром носике, он сейчас был очень серьезен, и даже голос дрогнул.

В классе сразу вспыхнул шум.

— Уличные шлагбаумы, да? — ехидно подсказал Алик.

— Конфеты из воздуха! — крикнул Яшка.

За партами засмеялись.

Да, Валерке вечно приходили в голову «идеи». Ребятам они сперва казались прямо-таки замечательными, ну, просто ослепительными, но потом все «идеи», все без исключения, почему-то лопались.

Вот эти «шлагбаумы», например. Однажды весь класс был потрясен. Тут вот, рядом, возле самой школы, задавило Лешку Крылова из седьмого «б». Насмерть. Валерка тоже очень переживал. А потом выдал «идею». Чтоб никто больше не попадал под колеса. Никто и никогда. Все панели обнести металлическими загородками. А на перекрестках устроить маленькие автоматические шлагбаумы. Зажегся в светофоре зеленый свет — шлагбаум сам открывается. Пожалуйста, переходи улицу. Вспыхнул красный — шлагбаум сразу опустился. Проход закрыт.

И все. И жертв не будет. И транспорт может нестись с любой скоростью.

— Конгениально! — сказал Алик. — Сходи в ГАИ. Раз насчет автомашин, значит, надо в ГАИ.

Алик — чемпион по шахматам и вообще толковый парень. Его слушались.

Целая ватага мальчишек проводила Валерку на соседнюю улицу, где находилось отделение милиции. Там же, на втором этаже, ГАИ.

Ребята остались у парадной, а в ГАИ поднялись Валерка с Аликом.

Вернулись они через полчаса, и по их лицам мальчишки сразу поняли — ничего хорошего.

Оказывается, инспектор принял их очень вежливо, пригласил сесть, слушал внимательно. А потом сказал:

— Нам предлагают много подобных проектов. Но… Подумайте, хлопцы. Если понастроить возле каждой панели железную ограду, улица станет как тюрьма: вся в решетках. А шлагбаумы? Сколько их надо? На каждом перекрестке по восемь штук. Только знай чини их. Не улица будет, а прямо-таки железная дорога. И все равно не поможет: недисциплинированный пешеход — он и через шлагбаум перешагнет.

Вот так и лопнула очередная Валеркина «идея».

А «конфеты из воздуха»? А «голубиный двигатель»?

И вот нынче — опять…

— Нет, ребята, не смейтесь. На этот раз — железная идея. Госидея!

— Чего? Какая гроссидея?

— Не гросс. Гос! Государственная идея! — Валерка говорил тихо, но внушительно.

Видно было — его прямо-таки трясет. Как малярика. Валерку всегда бил озноб, когда его осеняла новая идея.

— Вот, — сказал он и вынул из кармана новенький, еще даже неоточенный, карандаш. — Это что?

— Приспособление для начертания на бумаге различных знаков, — глубокомысленно изрек Алик. — Как, например: «Сам дурак!», «Брось трепаться!» и тэ дэ.

Валерка кивнул. Так спокойно, так отрешенно, будто и не уловил насмешки в Алькиных словах. Так объективен и сосредоточен бывает ученый в лаборатории, поставив важный эксперимент.

Достал из кармана другой карандаш, уже наполовину исписанный.

— А это что?

Ребята переглянулись.

— То же приспособление в несколько укороченном виде, — стараясь не сбиться со своего «научного» стиля, возвестил Алик. — Исполняет те же функции, в смысле начертания… Например: «Долго еще будешь валять дурака?»

— Ага, — Валера опять кивнул, будто клюнул своим острым носиком.

Вынул из кармана еще один карандаш. Совсем малюсенький карандашик. Коротышку.

— А это?

Алик покрутил головой. Вот, мол, фокусник!

— Огрызок! — сказал он. — Для начертания уже неудобен…

— Умница! — Валера кивнул. — Ты есть золотой ребенок! А какой отсюда вывод? Ну?

Алик поднял брови. Лобик у него был и без того узенький, а когда он вот так задирал брови, — лоб совсем исчезал.

Ребята молча переглядывались. Вывод? Какой еще вывод?

— Если для письма этот коротышка неудобен, тогда… Ну? Что тогда? — подталкивал Валера.

Он снял очки и сунул роговую дужку в рот. Ребята уже привыкли: когда Шлагбаум задумывался, он часто жевал очки.

Алик задрал брови еще выше, к самым волосам.

— Тогда — выбросить!

— И все! — поддержал кто-то.

— И конец госидее!

Валерка повернулся к Алику. Маленькое худенькое личико Валеры стало скорбным.

— Нет! Ты не есть золотой ребенок! — сказал он. — Ну, поднатужься. Шевели извилинами. Если карандашный огрызок не годится, то… Что?

Алик наморщил лоб, пожал плечами.

Остальные ребята тоже недоуменно молчали.

— Э-эх! — сказал Валера. — Вникните: если этот огрызок все равно надо выбросить, зачем же было на фабрике делать его? А? Зачем?

Ребята переглянулись.

— Значит, мастерить карандаши без концов, что ли? — съехидничал Алик.

— Конец будет. Но пустой, — сказал Валерка. — Поняли? Пустой! Без графита. К чему наполнять карандаш во всю длину графитом? Заполнить на три четверти! И все. А конец — оставить просто деревяшку. И все! А экономия какая? А?

Замысел был такой ошеломляюще простой и великолепный, что ребята прямо оторопели.

Конечно! Тут и думать нечего. Безусловно!

— Подсчитаем, — сказал Яшка. — Так сказать, экономический эффект.

Яшка вообще был очень дотошный и любил все считать. Наверно, наследственное: у него отец — главный бухгалтер.

— В нашей стране двести сорок миллионов жителей. Так? — сказал Яшка. — Уберем грудных пискунов и глубоких старцев.

— Тогда останется двести миллионов, — подсказала Ленка.

— Так. Предположим, каждый расходует два карандаша в год. Итого — четыреста миллионов.

— Точно, — поддержал Алик. — И если от каждого карандаша четверть графита сэкономить — значит, можно сделать сто миллионов лишних карандашей.

— Сто