Попаданцам предоставляется общежитие! (СИ) - Алена Макарова

охранники владели оружием, но свой кусок хлеба с маслом они точно ели не зря. Бегать и переносить тяжести получалось у них отлично. Упитанная туша градоправителя скрылась за захлопнувшейся калиткой перед самым носом преследователей, оставив им на поживу лишь свалившийся с ноги башмак. С всего одной, хоть и ярко блестящей пряжечкой.

Охваченные азартом погони мавки попытались было ворваться следом за ускользающими пуговичками, но калитка оказалась крепкой. Неудачливые разбойницы столпились перед ней, как белки у разлетевшегося колеса, не понимая, что же делать дальше?

Расстрелявшие весь запас черепицы горгульи развернулись к проверенной крыше, за новыми снарядами. Одна из них попыталась было плюнуть напоследок, но не вписалась в заложенный вираж и с размаху налетела на окружающую особняк магическую защиту. Новейшая научная разработка столичной академии оказалась крепче чужеземной эволюции, и очумевшая от удара горгулья свалилась прямо на стоящих внизу болотниц. Те, наконец-то, обрели новую цель и бросились сначала на упавшую, а потом — наутек от ее вооруженных черепицей соплеменниц.

Веселая процессия все с теми же грохотом, топотом, воплями и визгом понеслась в обратном направлении. Так и не решившиеся отойти от стены стражники проводили ее растерянно-ошарашенными вглядами и опасливо двинулись следом. Надо ведь будет еще и перед начальством отчитываться!

* * *

Сегодня у городских сплетников был определенно очень удачный день. Не успели вдоволь обсудить трагическую гибель приютского куратора, — «Представляете, в луже ухитрился себе все кости переломать! Хотел у портного голубую ленточку стащить! И соседского кота на ней повесить! Вместе с соседом! Тот ему лет тридцать назад подножку подставил, детская травма…»

А тут уже свежая новость подоспела, еще занимательнее. На господина Наррина прямо посреди города напали! С крыши на веревках спустились, пятьдесят охранников насмерть убили! Особняк чиновничий штурмом брали, магов собралось — жуть! Так молниями и швырялись! Потом за какими-то разряженными девками погнались, видать, гулящими. Полгорода разнесли, одно пепелище осталось! Мне брат тещи соседского шурина все подробно рассказал. Сам пойди, посмотри, коли не веришь!

Слухи катились по вечерним улицам штормовыми волнами, захлестывали притихшие дома, заполняли собой все мысли их обитателей. Слухи сталкивались, рассыпаясь брызгами совершенно невероятных, но абсолютно правдивых (бывший сосед кузины моей племянницы сам видел!) подробностей. Слухи были везде, они сочились изо всех щелей, сбивали с ног шквалом деталей, все сильнее затягивали в свою мутную глубину… Город затопили слухи.

Виновницы всеобщего переполоха вернулись в приют, забились в свои комнаты и признаваться мне в содеянном не собирались. Господин Наррин забаррикадировался в собственном особняке, существенно увеличив его охрану. В магистрате он не появлялся, отчего многие горожане окончательно уверились в его кончине. И даже успели это прискорбное событие отпраздновать. Предъявлять нам обвинения градоправитель не спешил: то ли не успел разглядеть нападавших, то ли план мести разрабатывал.

Я пока о случившемся не знала, да и не до того сейчас было — самой бы из капкана выкарабкаться!

Глава 12

О неподкупных зомби и сознательных старейшинах.

Господи, почему же так морозит, лето ведь на дворе?! Обжигающе холодный пол под ногами скрывала плотная белесая дымка, создавая странное ощущение, что не по каменной плитке, — по закованному в ледяные тиски озеру к полынье торопишься. Каждый шаг в этом сером мареве давался мне с трудом, тело закостенело от напряжения, предчувствия неизбежной беды, зябким ознобом пробирающего страха.

Казалось, я уже давно провалилась в поджидающую впереди промоину, вмерзла в хрустальную толщу льда, окоченела… И вся эта бесконечная, мучительная дорога — предсметный бред гаснущего сознания.

Я не понимала, куда и зачем иду, не узнавала знакомых до малейшей трещинки приютских коридоров: их тоже скрывал густой мутный туман. В нем пряталось что-то очень жуткое, непонятное, опасное. Невидимое, но почти ощущаемое. Тяжелое, давящее… самим своим присутствием убивающее свет и надежду на спасение.

Любой, даже самый опасный противник не смог бы настолько напугать меня: ему можно посмотреть в глаза, попытаться ударить в ответ, хотя бы плюнуть напоследок в оскаленную морду! Окружившее бесформенное нечто не имело ни лица, ни оружия, только неутолимый голод и желание убивать. Оно наблюдало за мной из каждого угла и злорадно, предвукающе усмехалось. Ощупывало паутинно-липкими прядями серой мглы, холодило душу страхом, высасывало силы… Оно подкрадывалось, готовилось окончательно запеленать в свои сети, схватить, поглотить, выпить без остатка… Уничтожить!

Я рванулась вперед и с размаху наткнулась на незаметную в окружающем сумраке зеркальную стену. Дальше дороги не было! В ужасе оглянулась: мутная серая пелена подступила совсем близко. Отчаянно заколотила по стеклу, закричала. Почувствовавший мой страх туман придвинулся вплотную. Сейчас навалится, как пуховая перина, окончательно задушит. Воздуха уже не хватало, голова кружилась…

В зеркале отразилось мое мертвенно-бледное, перепуганное лицо, странно исказилось, расплылось… И рухнуло на меня сверкающей лавиной остро заточенных осколков. Переливчатые брызги стекла располосовали туманного противника в клочья, пригвоздили жадно тянущиеся серые плети к полу, осветили коридор радужным блеском…

Я попыталась шагнуть в освободившийся проход и тут же отшатнулась. В черной дыре расколотого зеркала, как в раме, снова стояло… мое отражение. Оно насмешливо улыбнулось, протянуло руку… Я попятилась назад. Отчетливо понимая — сбежать не получится! Тонкие пальцы коснулись моей щеки, будто ледяную отметину поставили.

— Я тебя жду… давно жду… Иди ко мне…

Губы моего двойника не шевелились, снисходительно-презрительная ухмылка застыла на них морозным узором. Или оскалом? Но я слышала настойчиво-вкрадчивый зов, видела завораживающий лабиринт бесчисленных отражений в его глазах. Он затягивал, заставлял забыть обо всем, не отпускал…

Притягательный ужас, сверкающие чернотой и хрусталем зрачки, маленький, едва заметный, шажок навстречу… Еще один…

— Вера! Вера! Вставай! Надо! Вера-аа!

Я непонимающе заморгала: вместо собственного смертельно-бледного, странно улыбающегося лица передо мной маячила пасть, намного более зубастая. Коричневые шипы, маленькие, возмущенно сверкающие, черные глазки, тройной оскал…

— Йожка! Ты чего орешь?

В последнее время колючка повадилась ночевать у меня в комнате. Появлялась незаметно, когда я уже задремлю, сворачивалась клубочком в уголке кровати, посапывала тихонечко. Прям, как котик домашний; погладить только не получается — все руки исколешь. Но раньше она меня своими воплями не будила, боялась, что выгоню.

— Страшно!

— Где страшно? — Удивилась я, — Опять натворила что-то? Или сон плохой?

Воспоминание о собственном кошмаре оказались на редкость неприятными, ничего подобного раньше со мной не случалось. Спала я крепко: пробиться свозь привычные тревоги и усталость никакие ужасы не могли. Ну, привидится инлгда вурдалак или упырь голодный — что в них страшного-то?

— Ты страшно! Хрипела! Очень!

— Я? Храпела? — Спросонья разобраться в лаконично-телеграфном полете Йожкиных мыслей было