Звезда негодяя - Лариса Петровичева

Вся ее жизнь рухнула за несколько минут.

Эмма вышла в сад перед завтраком, чтобы срезать георгины – Стива Таппетон, дочь начальника вокзала в Эвантоне, выходила замуж и хотела в букет именно их, а Эмма почти не работала с этим цветком. Пройдя к клумбам, она долго выбирала нужные цветы, которые послужат ей моделями, а потом вдруг опомнилась от того, что по спине мазнуло волной теплого воздуха.

Эмма выпрямилась, сжимая в руке резак для цветов и каким-то глубинным чутьем понимая, что он ей не пригодится. Почему-то ей сделалось очень страшно, хотя на самом-то деле ничего страшного не происходило. Утро было прохладным и свежим, Эмма была в саду одна, и бояться было нечего.

Она подхватила корзинку со срезанными цветами и шагнула было к дорожке, чтобы идти в дом – порыв теплого ветра тотчас же ударил по ногам так, что Эмма едва не упала. В ту же минуту, глядя не прямо, а краем глаза, она увидела фейери под яблоней – высокую жемчужно-серую тень.

Взвизгнув от неожиданности и шарахнувшись в сторону, Эмма бросилась к дорожке, и воздушная петля в тот же миг оплела ее ногу, дернула и уронила на траву. Корзина с цветами выпала, фейери в ту же минуту почти рухнул на Эмму – так коршун падает камнем с неба на цыплят – и какое-то время она видела только его лицо. В идеальной красоты чертах было что-то, напомнившее Эмме о Галхааде, в светлых глазах плескалась ярость. Эмма забарахталась в его руках, пытаясь отбиться, но фейери крепко сжимал ее запястья.

«Мэри Смиссон умерла так», – мелькнула беспомощная мысль. Эмма почти увидела себя в траве – изувеченной, окровавленной, в короне из красных ягод – глубокий давящий ужас почти парализовал ее, не позволяя сопротивляться. От фейери пахло травой и студеной водой осенних озер.

– У меня есть кров, – сумела прошептать Эмма. – Я не в лесу, и сейчас не Йолле.

Не будет же этот фейери убивать Эмму сейчас и здесь, возле ее собственного дома! Или будет? Они хозяева и владыки земли, люди для них – пыль под ногами. Нарушить собственные законы? Почему бы и нет!

– Нам пора, – кажется, голос фейери прошелестел у нее в голове. – Нам пора.

«Резак», – обреченно подумала Эмма, понимая, что уже не сможет дотянуться ни до корзинки, ни до резака. Ветер охватил их, и в ту же минуту Эмма поняла, что уже не прижата в траву чужим сильным телом, а лежит, переброшенная через лошадиную спину. Ветер засвистел в ушах, и вороной конь прянул в низкие облака. От фейери в седле веяло теплом, и Эмма видела, как серебристый узор на его легких сапогах складывается в птиц, летящих над болотом, и лосей, бегущих по холмам.

Она дернулась еще раз, прекрасно понимая, что уже не сможет вырваться. Поместье внизу сделалось маленьким, детской игрушкой, забытой в траве, и Эмма вдруг увидела человеческие фигурки – люди бежали в сад, Коннор был среди них, но уже было поздно, уже было совсем поздно.

Не удержать. Не спасти.

– Отпусти меня! – прокричала Эмма. – Ты не имеешь права!

Над ней рассыпался мелодичный смех, и Эмма почувствовала, как вязкая покорность наполняет тело, заставляя обмякнуть и с болезненной вялостью смотреть, как внизу появляется лента реки.

Река! Заклинание Коннора! Если она пересечет границы Дартмуна, то лишится руки!

– Пожалуйста… – выдохнула Эмма. Ветер иссушил лицо, глаза горели, словно в них бросили песка, она теперь не могла даже шевелиться. – Пожалуйста, вернись… Моя рука…

Эмма не думала, что фейери услышит ее, но он услышал – нагнулся в седле, скользнул пальцами по ее запястью, и Эмма увидела, как разорванная красная нить заструилась в воздухе и вдруг ухнула куда-то вниз, к холмам и лесам, куда никто и никогда не ходил в одиночку.

«Вот почему Коннора лишили магии, – устало подумала Эмма. – Чтобы он не помешал забрать меня – и не нашел. Раньше он смог бы это сделать, а теперь…»

Над ней рассыпался звонкий смех, и фейери ласково погладил Эмму по волосам.

– Отдохни, – услышала она, погружаясь в сон. – Ни один смертный не должен увидеть входа в наше царство.

И стало темно.

Эмма не знала, сколько времени провела во мраке, но наконец в нем затрепетали огненные крылышки, и Эмма увидела стайку пылающих бабочек. Свет, который растекался от их кружевных крыльев, озарил большую комнату, кровать, застеленную тонким цветочным покрывалом, ковер, похожий на яркую клумбу с пионами. Уютная и богато обставленная, комната явно принадлежала женщине, которая обожала окружать себя дорогими изящными вещицами. Казалось, хозяйка только что вышла, и здесь еще витал легкий аромат ее духов. Окон в комнате не было, а стены поднимались высоко-высоко: там, где должен был находиться потолок, Эмма увидела темное небо, усеянное звездами.

«Тюрьма? – растерянно подумала Эмма. – И тут мне сидеть до конца жизни?»

Вряд ли ее жизнь будет очень длинной – она неожиданно поняла это.

Кровать была мягкая, похожая на облако – по сравнению с ней все человеческие перины казались набитыми камнями. Эмма шевельнулась – да, паралич, сковавший ее под облаками, прошел, она могла двигаться.

– Лучше полежи спокойно, – негромко посоветовали откуда-то справа. – А то мало ли что.

Эмма тотчас же села на кровати, обернулась: ее похититель сидел в маленьком кресле в углу и выглядел невозмутимо и беспечно. Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Эммой неожиданно овладело настоящее бешенство.

– Как ты смеешь? – прошептала она. – Вы, фейери, сами установили эти законы, и я не нарушила ни одного!

Фейери рассмеялся, махнул рукой.

– И что ты сделаешь, милая? Пожалуешься на меня владыкам? – осведомился он. Эмма соскользнула с кровати, бросилась к дверям, дернула ручку, уже не надеясь, что дверь откроется – но она открылась.

За дверью была глухая стена. Из ее камеры не было выхода.

Вопреки ожиданиям Эммы, смех фейери был не издевательским, а каким-то понимающим. Она обернулась, посмотрела на него – да, черты Галхаада в его лице сейчас проявлялись очень отчетливо.

– Зачем? – только и смогла спросить Эмма. Фейери перестал смеяться и совершенно серьезно ответил:

– Затем, что тебе лучше побыть здесь. Есть те, кто очень заинтересован в детях мастера над болью. В частности, в том, чтобы убить их.

«Дети мастера над болью,