Любимая игрушка Зверя - Валерия Ангелос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я не… - начинаю и замолкаю под его тяжелым взглядом.
Просто подчиняюсь и усаживаюсь, куда указано – занимаю переднее сиденье.
- Я скоро вернусь, - ровно заявляет Никита.
- Ты же не, - осекаюсь, по его кривой ухмылке читаю единственный возможный ответ на свой немой вопрос. – Ты… пожалуйста. Прошу, ты же сказал, что врача вызовешь.
- Вызову, - усмехается шире. – Когда закончу.
И закрывает дверцу. Удаляется в ночь.
Пробую выбраться. Не сразу нахожу ручку, однако все же хватаюсь за нее, дергаю, отчаянно жму. Бесполезно. Тут явно блокировка. Из салона автомобиля не выйти.
Придется ждать.
Я всматриваюсь в полутемные улицы, но сильная тонировка на стеклах мешает обзору. Да и мало что можно разглядеть. Понимаю, вряд ли сумею как-то повлиять на происходящее.
Зверь глух к мольбам. Он уже вынес приговор, причем окончательный, без права на обжалование. Теперь остается лишь смириться. Такие, как он, действуют прямо и четко, напролом. Воплощают в реальность самые суровые вердикты. Жестко. Четко.
Ворох тягостных мыслей не позволяет успокоиться, никак не удается унять лихорадочный трепет в конечностях. Пусть пострадали дурные люди, причем по справедливости, однако мне муторно от всего происшедшего. Не хочу, чтобы проливалась кровь, не важно чья.
Ненормально это. Аморально. Хотя внутренний голос упорно нашептывает, будто я не права.
А меня бы пожалели? Отпустили? Закончив глумиться над телом, стали бы врача вызывать?
Ком в горле. Глаза пекут. В груди становится тесно, желудок спазмы терзают. Как представлю, что могло произойти, как воображу последствия. Думать тошно.
Плевать им на меня было. Развлеклись бы по полной и на помойку вышвырнули, и это еще при хорошем раскладе. А при плохом – труп бы утром закапывали.
Сколько людей пропадает? Десятки. Сотни. Вот на нашем рынке такое тоже бывало. Раз и
нет человека. Никто этим бандитам не указ. Везде у них свои «кадры».
Бешеным псам закон не писан. За деньги многое купить можно. И молчание, и спуск расследования на тормозах.
Надо о себе волноваться. Радоваться, что жива осталась, отделалась легким испугом и вырвалась из пекла, так и не ступив вглубь.
Теперь сумею к детям вернуться. А если бы Зверь не пришел за мной, если бы чуть задержался, то может и некому бы тогда домой возвращаться было. Сгинула бы.
Боже. Но как я в таком виде в квартиру заявлюсь? Что Миша подумает? Как ему все объяснять? Только зря дергать и нервы ему трепать.
Куртку в контейнере забыла. Теперь уже за ней не вернусь. Да и какой смысл? Когда меня раздевали силой, все разодрали. Там живого места нет. Пуховик испорчен. Бесполезно его зашивать и чинить, материал не восстановишь.
Осматриваю себя, осторожно ощупываю. Отмечаю: на запястьях синяки проступают. А после шею вытягиваю, в зеркало заднего вида смотрюсь. На горле тоже отметины, прямо вся пятерня Гурама отпечаталась. Круче любых улик. Моя кожа реагирует на давление в момент, сохраняет следы преступления, ничего не позволит скрыть.
Сокрушенно выдыхаю, заметив, как порван свитер, напополам разорван вместе с моим бюстгальтером. Грудь обнажена. Как стыдно. Невольно пробую прикрыться, однако получается с трудом, пряжа дальше расползается. Джинсы тоже не спасти. Молния выдрана. Между ног, четко по шву, еще разрыв. И рядом пара. Тут штопать нечего. Просто лохмотья висят. В клочья все подрано.
А сапоги мои где? Их зачем стянули?
Нервно усмехаюсь. Пальцы подрагивают и между ребрами дрожь разливается, никак тело не желает униматься. Поджимаю ноги, обнимаю колени руками.
Вроде не холодно, а трясет.
Здесь так приятно пахнет. Спокойно. Уютно. Неужели секрет в кожаной отделке салона? Или особый ароматизатор есть?
Я запрокидываю голову, закрываю глаза. Кровь шумит, пульс стрекочет в напрягшихся висках. До сих пор не удается шок побороть.
Из одежды уцелели лишь трусы и носки. Будет сложно скрыть подобное от мужа. Он сам разобраться захочет, разгневается, отомстить попытается. Нет, нельзя ему знать. Нельзя. Утаю как-нибудь. Найду способ. Придумаю. Снова солгу ему, но рисковать не позволю.
Звук открываемой дверцы заставляет подскочить на месте. Вжаться в сиденье. Разом подобраться и встрепенуться.
Зверь усаживается за руль и забрасывает назад мою куртку. Заводит авто и окидывает меня долгим взглядом. От макушки до пят оглядывает. Усмехается. Понимаю, что на носки мои смотрит. Темно-синие, со снежинками. Явно забавляется этим зрелищем.
Поспешно опускаю ноги вниз, разгибаю поджатые колени, прячу ступни, как будто смущаюсь. Почему? Зачем? Какая разница, что он подумает? Посмеется и пусть.
Хотя сейчас в его глазах нет ни тени насмешки. Никакого веселья. Тьма. Похоть. Дикость. Одержимая жажда плоти. Аж ледяной пот прошибает от осознания этих мрачных чувств.
Черт. Скрывая свои смешные носки, я чересчур резко выпрямилась и случайно оголила грудь. Соски твердеют под горящим взглядом Зверя.
Судорожно прикрываюсь руками, краснею, готова от стыда провалиться. Опять я перед ним голая. Ну, почти. Это начинает входить в привычку. В очень дурную привычку.
- Что ты с ними сделал? – спрашиваю тихо.
- То, что заслужили, - следует ровный ответ, холодный и безразличный, лишенный эмоций.
А зеленые глаза продолжают изучать меня. Нагло. Жестко. Ни одной детали не упускают. Такое пристальное внимание ощущается кожей.
Ему не нравятся мои синяки. Отметины на горле и на запястьях. Не нравятся, потому что не он их оставил. Этот мужчина любит и умеет причинять боль. В постели тоже ласки не ведает. Его страсть способна искалечить. Выжечь клеймо.
Стоп. О чем я опять думаю? Плевать, каков он в постели. Чужой человек. Бред.
- Мое трогать нельзя, - чеканит Зверь. – Никому и никогда.
- Я замужем, - роняю сдавленно. - Да? – кривится и на газ жмет. – И где же твой муж был? Почему от этих упырей не оградил? Что это за мужик? Жена за него вкалывает, на холоде торгует, еще и такие
