Табак - Димитр Димов

– Это Хайльборн, – сказал он. – Третий секретарь немецкого посольства. Но, вероятно, его отзовут.

– Почему?

– Немцы меняют свои дипломатические кадры.

Смуглая дама и господин с усиками снова поравнялись со столом, за которым сидели Ирина и Бимби.

– Значит, ты совсем свободно говоришь по-немецки и по-французски? – спросила Ирина.

– Да, – рассеянно ответил Бимби.

Он оглядывался кругом, словно ища в толпе знакомых.

– Где ты учился языкам?

– В Париже и Берлине.

– А что ты там делал?

– Учился и развлекался.

– На медицинском?

– Нет. На инженерно-механическом.

– Окончил?

– Нет. Надоело.

– А медицина тебе нравится?

– Ничуть. Но старик настаивает, чтобы я хоть что-нибудь окончил.

Бимби засмеялся – вероятно, над своим отцом.

– Ты слишком легко смотришь на жизнь, – заметила Ирина.

– А зачем превращать ее во что-то тяжкое?

Бимби снова засмеялся и подал Ирине меню. Она выбрала шницель – самое дешевое блюдо. Но Бимби презрительно свистнул, взял у нее меню и сам заказал ужин на двоих – закуску ассорти, индейку с каштанами, десерт и вино, подробно объяснив кельнеру, что как подавать. Пока кельнер записывал заказ, Ирина подумала, что на деньги, которые стоит их ужин, Чингис мог бы питаться целый месяц, бросив мыть тарелки в ресторане.

В это время танго кончилось, и смуглая дама со своим кавалером направилась к столу Хайльборна. Когда они проходили мимо столика Бимби, он потянулся к ней и проговорил вполголоса:

– Зара, скажи Кршиванеку, что я хочу его видеть.

– Хорошо, – также вполголоса отозвалась Зара.

Ее красивые брови дрогнули и озабоченно сдвинулись, но только на миг, и любезно-рассеянное выражение лица не изменилось. Она села рядом с Хайльборном, который посмотрел на нее скучающе и равнодушно, а господин с усиками, слегка поклонившись, отошел от их столика.

Ирина задумчиво смотрела на Бимби, стараясь угадать, как он живет. Сейчас он казался ей уже не очень молодым. Когда он улыбался, от уголков его глаз расходились лучи мелких морщинок. Но он усердно занимался спортом, поэтому лицо у него все еще было свежее.

– Наверное, ты получаешь от отца много денег? – спросила Ирина.

– А если не получаю, то зарабатываю.

– Как?

– Устраиваю торговые сделки и беру комиссионные, – объяснил он.

– Это не так легко.

– Да, конечно!.. – согласился Бимби. – Нужно знать языки и иметь связи. Я общаюсь с иностранцами и болгарами, которые занимаются экспортом. Все сводится к тому, чтобы убедить иностранцев купить такую-то партию, например, табака не у одного, а у другого.

Ирина вздрогнула.

– А ты что-нибудь понимаешь в табаке? – быстро спросила она.

– Ничего не понимаю.

– Но тогда как тебе удается убеждать людей?

– При помощи связей.

Ирине внезапно вспомнились водянистые глаза фрейлейн Дитрих и ее тощее, тренированное тело лыжницы, лишенное самых заурядных женских чар.

– Должно быть, у тебя много связей, – сказала она.

– Хватает, – скромно признал Бпмби.

Кельнер принес вино и закуски. Ирина и Бимби принялись за еду.

– Но тогда зачем ты изучаешь медицину? Почему не заведешь торговую контору? – спросила она, чокнувшись с Бимби и отпив из бокала.

– Потому что меня сейчас же заберут в армию. С другой стороны, старик настаивает, чтобы я во что бы то ни стало выложил ему диплом. А не то грозится лишить меня наследства.

– А кто твой отец?

– Прекрасный человек, но немного самодур. Бывший судья.

Вино уже начало действовать на Ирину. Ей казалось, что Бимби говорит полушутливо и нельзя принимать на веру все, что он скажет. Она почувствовала под столом прикосновение его колена, покраснела, но не отодвинула ногу.

– Ты хорошо устроил свою жизнь, – сказала она.

– Всякий может устроить ее так.

– Как это всякий?

– И ты, например.

– Но ведь я женщина!..

– Ну и что же?… Видишь девушку за соседним столиком? – Бимби легким движением руки показал на Зару. – Третьего дня она в пять минут заработала целое состояние.

Ирина рассмеялась. От вина у нее немного кружилась голова, но она вдруг поняла, что Бимби не шутит.

– Как? – спросила она.

– Просто-напросто она между двумя партиями бриджа убедила представителя французской торговой миссии купить у одной фирмы триста тысяч килограммов табака.

Ирина уже ощущала, как сильно подействовало на нее вино, но тут она внезапно вернулась к горькой действительности, и это ее словно отрезвило. Она вспомнила, сколько забот и тяжкого труда требует табачное поле ее отца. Табак нужно сажать, перекапывать, полоть и собирать… нанизывать и сушить… потом обрабатывать. Тысячи крестьян потеют на солнцепеке, выращивая его на красных песчаных холмах, тысячи рабочих задыхаются, обрабатывая его на складах… И как это может быть, что часть дохода, принесенного этим огромным трудом, так легко подала в руки какой-то девицы между двумя партиями бриджа? Но вдруг она поняла, какой ценой достаются комиссионные, и рассмеялась. Бимби же был по-прежнему серьезен.

– А какие качества нужны для того, чтобы уметь убеждать? – спросила она.

– Приятная внешность, хорошие манеры и такт.

– Только это?

Бимби нахмурился.

– Не выдумывай, – сказал он. – Девушка, которую я тебе показал, из очень почтенной семьи.

– Я этого не отрицала.

– А что тебя смешит?

– Искусство убеждать.

– Выпьем за него!

– Хорошо.

Ирина залпом выпила почти целый бокал. Она сразу почувствовала, что вино очень крепкое, но не опьянела и вполне владела собой. На душе у нее было ясно, и она только снисходительно жалела Бимби за его глупость. Все-таки жизнь была приятной штукой. Вечер удался… Молодой человек, сидевший за столиком неподалеку, пытался флиртовать с нею, выразительно на нее поглядывая. В джазовой музыке было что-то смешное и бессмысленное, но возбуждающее. На коже освещенного изнутри огромного барабана четко выделялось претенциозное название оркестра, а барабанная палка, которую музыкант виртуозно подбрасывал, отстукивала ритм очень быстрого фокстрота. Звенели цимбалы. Ирине казалось, что саксофоны похожи на хор пьяных, которые уже едва держатся на ногах, что скрипка дирижера хихикает, как проститутка, а удары по клавишам рояля падают со звоном брошенных монет. И она подумала, что вся эта какофония ничего не выражает, что это просто музыкальная бессмыслица, которая, однако, очень сильно действует на низшие и самые темные сферы мозга. Внезапно музыка оборвалась, как рев гангстера на электрическом стуле, и ее сменила разрывающаяся от ревности мелодия аргентинского танго. Перемежаясь с горькими клятвами и тоскливыми всхлипываниями, в этой мелодии звучала чья-то мольба о любви. Тут уже можно было уловить пусть извращенную, но человеческую тоску.

Ирина и Бимби доедали десерт.

– Разомнемся? – спросил он.

– Мне вино в голову ударило, – сказала Ирина.

– Тогда ты будешь танцевать еще лучше.

Он обнял ее за талию, и так крепко, что прижал к себе всю – от коленей до груди. Ирина хотела было отстраниться, но на это у нее не хватило сил, и она невольно сжала его плечо. Танцующих озарял переливающийся свет прожектора – то красный, то оранжевый, то фиолетовый, и они двигались как призраки в медленном ритме танго. Уродливые коротышки дамы танцевали с долговязыми кавалерами. Пожилые мужчины с остекленевшим взглядом прижимали к себе молодых девушек. Все лица застыли в какой-то идиотской неподвижности. Ирина почувствовала, что щека Бимби прикоснулась сначала к ее волосам, потом ко лбу. Это уже показалось ей наглостью, но она опять не нашла в себе силы хотя бы откинуть голову. По спине ее пробежали мурашки. Она насмешливо подумала: «Приходят в действие низшие центры спинного мозга». Что-то всегда говорило ей, что надо оберегать себя от чувственности такого рода. Но что ей беречь теперь? Униженную гордость, оскорбленное самолюбие, растоптанную любовь? Разве этот вечер не спасает ее от раздирающей муки в одинокой комнате? Разве эта плотская радость не хорошая замена иссушающей тоске по Борису? Какой-то смутный импульс, гнездившийся в глубине ее мозга и раскрепощенный вином, побуждал ее отбросить все, закончить этот вечер безрассудным поступком. Вот что она чувствовала сейчас, все крепче прижимаясь к Бимби. Но это был только горький, мстительный порыв, бунт против гордого и скрытого страдания, которое причинил ей Борис. Она знала, что ее мимолетное падение закончится вместе с танго, что больше она никуда не пойдет с Бимби. С ее горячей кровью крепко слился инстинкт порядочности, который запрещал ей сладострастие без любви.

– В воскресенье вечером ко мне придут гости, – сказал Бимби. – Приходи и ты.

– Куда?

– Ко мне домой.

– Ты живешь один?

– Да. У меня квартира.

– Я подумаю.