Невеста из ниоткуда - Андрей Посняков

Славно было кругом. Где-то далеко, на том берегу, желтея, горели костры, темные волны реки ласково лизали плесо, а в бархатно-черном ночном небе завистливо щурились звезды.

В храме Перуна – куда и собирались по пути заглянуть – юная княжна со своим помощником-любовником оказалась лишь ближе к утру, когда в небе, за Днепром, уже сверкали зарницы, предвестники погожего летнего дня. Праздник заканчивался, народ постепенно расходился, улицы детинца уже казались пусты, хотя внизу, на Подоле, у догоравших костров еще толпился народ да причаливали к затягивавшейся легким предутренним туманом пристани лодки.

Мощные – средь частокола – ворота капища оказались запертыми, что, впрочем, ничуть не смутило Велесия, тут же принявшегося барабанить в них едва ль не ногами.

Никакого конкретного плана у Женьки не имелось – просто зайти, поговорить с кем-нибудь… додумывать приходилось на ходу.

Юноша вновь принялся колотить, правда, недолго – из-за ворот послышался чей-то заспанный голос:

– Нет никого! Чего колотишь-то?

– Как это нет? – подняла голову Женька. – Ну, ты же есть!

– Так я ж не волхв… так, помощник. Ежели надо чего – завтра приходите, к вечеру.

– Так мы…

– Тсс! – Княжна накрыла губы Велесия ладошкой. – Я говорить буду. Я знаю – как.

Ухмыльнулась и тут же повысила голос:

– Нет волхва? Жаль. А мы Перуну великому браслетик золотой принесли – пожертвовать. Хотели спросить счастия. Ну… раз говоришь, не вовремя, тогда, конечно, уйдем… Пока, не кашляй.

– Эй, эй… – Тяжелая створка ворот со скрипом отошла в сторону, явив незваным гостям заинтересованную физиономию служки… или кто он там был, младший жрец, что ли?

Лицо явно прохиндейское – круглое, щекастое, какое-то цыганистое, с бегающими темными глазками. Вдобавок ко всему – редкая бороденка, темный, падающий на лоб оселедец – почти как у князя.

– Давайте сюда ваш браслет, – ухмыльнулся парняга. – Так и быть, погляжу – достойно ли великого бо Перуна скромное подношенье ваше.

– Ага, сейчас, одному такому дали, – Женька уперла в бока руки и прищурилась. – Ты нас впусти, мы сначала помолим, попросим, а уж потом – браслет. Вот он!

Девушка показала запястья – жрец облизнулся, икнул:

– И все равно – не можно. Миронег-навий, волхв, строго-настрого наказывал в неурочные часы никого не пущати. Бывало, сюда и с Даждь-бога капища негодники заглядывали, и варяги пьяны пробирались – разор учиняли храму, тако!

– Разор – хо? – обидно хохотнула Летякина, уже давно отметившая про себя жадно шарящий по ее телу взгляд молодого жреца – прямо раздевал, поганец, глазами! – Чего ж Перун-то за слуг своих не вступился?

– Не гневи богов, дева! – Жрец испуганно попятился и замахал руками. – Чур меня, чур! Разве могут простые смертные знать волю великого Перуна? Прочь, прочь пошли…

– Ну и ладно. Так браслет храму не нужен, ага.

– Браслет давайте! – с неожиданной властностью жрец протянул руку. – Сам за вас помолю! Мое-то моление куда как лучше вашего ушей Перуна достигнет!

– Кто бы сомневался! – Женька неожиданно улыбнулась. – Двоих не хочешь, так одну меня пусти. Или боишься, что и я одна разор устрою?

– Ты… ты – заходи, – облизнулся парняга. – Заходи, не бойся – ничего дурного тут с тобой не будет.

– Еще бы!

– Ты что, госпожа?! – В ужасе округлив глаза, Велесий, забывшись, схватил княжну за руку. – Тебя? Одну? Не пущу!

– Да брось ты, – вырвав ладонь, со смехом отмахнулась девчонка. – Что там со мной – посреди детинца – случится-то? Я сказала – пойду! – княжна резко повысила голос. – А ты здесь жди… и, коли с восходом не появлюся, беги к Свенельду за воинами.

– К Свенельду? – моргнув, переспросил юноша.

– К нему, к нему.

– Понял.

Едва только Женька вошла на просторный двор храма, жрец поспешно затворил ворота, заложив в петли тяжелый брус – засов.

– Всяких тут ходит… глаз да глаз! – счел нужным пояснить помощник волхвов. – Мы-то, поляне, Перуна чтим, а вот те же радимичи или кривичи – не особо. О древлянах уж и не говорю, про варягов тем паче. Свенельд – случайно услышал – это родич твой?

– Родич, родич.

Княжна с любопытством осматривалась – первый раз она была здесь во время собственной свадьбы, и тогда, окромя золотого, с серебряными усами идола да вечно горящего огня, ничего толком не рассмотрела: ни мощные, поддерживающие крышу столбы, наподобие колонн греческих храмов, ни окружавшие идол Перуна другие статуи – поменьше… ни темный притвор, забранный деревянной решеткой.

Внутри капища ярко горели факелы, освещая объемистый, стоявший слева от Перуна чан и идолов с густо намазанными жертвенной кровью губами.

Покосившись на притвор – если где-то и держали несчастных девчонок, так только там, – княжна подошла к чану и, справившись с тошнотой – вдруг, да там кровь жертв или кишки? – с подозреньем принюхалась:

– Тут у тебя брага, что ли?

– Брага и есть! – Жрец с гордостью выпятил грудь… и опасливо покусал губы. – А Свенельд, он…

– Да не бойся ты Свенельда, – поспешно успокоила Женька. – Пока не попрошу – не обидит. Тебя как звать-то?

– Роксан.

– Как-как?! – Летякину пробрал невежливый хохот.

– Роксан, – тихо повторил жрец. – Обычное имя, чего ж.

– Хорошо – не Оксан! – Княжна все же расхохоталась прямо парняге в лицо и, едва справившись с хохотом, скромно поинтересовалась, пьет ли «уважаемый волхв Роксан» брагу.

– Брагу? Конечно, пью – во славу Перуна!

– Х-ха! – девчонка хлопнула жреца по плечу. – Так что ты тогда мозги паришь? Давай, беги за стаканами!

– За ста…

– Туеса, говорю, неси! Или из чего у вас тут пьют, из рогов, что ли?

Через пару минут Женька и «кудесник младшего изводу» Роксан, уютно устроившись на разбросанном невдалеке от притвора сене, недавно накошенном лично кудесником для жертвенных коз, болтали «за жизнь», прихлебывая брагу из больших деревянных кружек. Несколько успокоенный жертвованием золотого браслета жрец больше Свенельда не вспоминал, но к Женьке все же относился с опаскою, даже боялся спросить лишнего… покуда немножко не захмелел – тогда, забывшись, положил руку гостье на бедро, погладил…

– Но-но! – Княжна щелкнула его пальцем по носу. – Хороший ты парень, Роксан, но… начнешь приставать – ка-ак двину! Да и Свенельд с омоновцами своими, варягами, прибежит, разнесут тут все. Тебе оно надо?

– Что ты, что ты! – замахал рукой волхв. – Нам такого ненадобно.

– Вот и я говорю, что ненадобно, – княжна спокойно кивнула. – Потом, может, как-нибудь с тобой встретимся. Только где-нибудь в другом месте, ага?

– Ага!!!

Обрадованно воспрянув духом, молодой волхв бросил на девушку полный самого искреннего восхищения взгляд:

– Понимаю – Свенельд следит, родичи…

– Да уж, особо не расслабишься. Ну, наливай. Чего сидишь-то? Вкусная у тебя брага, Роксан. Недаром боярин Раскоряк так хвастал… Его что, здесь тоже поят?

– То не я, – отмахнулся Роксан. – То Миронег-волхв. Они с Раскоряком – одного поля ягода.

– Так Раскоряк же – христианин!

– И что с того? – Черпнув из чана браги, жрец протянул кружку гостье. – Он и Перуна не забывает, и еще многим богам молится, требы творит. Мнози то боги вернее помогут, нежель один, ага.

– И девок своих Раскоряк в жертву Перуну привел, да?

– Тсс!!! – Роксан глянул на Женьку вмиг протрезвевшим, неожиданно злым взглядом и осторожно поинтересовался:

– Тебе про дев-то боярских кто рассказал?

– Так сам же он, Расокряк, и хвастал как-то в бильярдной…

– Э-э… где хвастал?

– Ну, в клубе… короче, мозг не выноси, а!

– Ах, это он сам сказал… проговорился, змий…

– Говорю ж – сам. Ну, наливай уж!

Роксан свалился первым. Уронил голову на солому, захрапел, блаженно пуская слюни. А Женьку вот бражица не брала – чай, не водка, не вино даже. Интересно, сколько в ней градусов? Девять? Двенадцать? Хотя если такими кружками пить, то…

– Ой!

Подойдя к воротам, Женька вдруг осознала, что отодвинуть засов она не может! Ну, вот никак! Или засов тяжел был, иль уже руки не слушались.

– А, ладно…

Сняв пояс, девушка размахнулась, пытаясь накинуть на частокол – на одно из бревен – петлю, да потом связать «стремя», забраться… Ага! Не тут-то было! Какое, к чертям собачьим, «стремя», когда веревка лихо улетела за частокол.

– Промахнулась, – оглянувшись на храпящего жреца, Женька озадаченно почесала голову. И услышала раздавшийся из-за частокола голос Велесия.

С первыми лучами солнца доставленная своим верным слугою княжна уже сидела на высоких ступеньках крыльца, напевала про себя что-то из репертуара «Тролль гнет ель» и, глупо улыбаясь, пыталась сообразить – где и с чего она так напилась-то?

У Ирки Оторвы на дне рождения, что ли? Или с Колькой Смирновым – «Смирненьким» – аккурат после секса? Или…