Чувство бездны - Станислав Гимадеев

– Вроде бы нет.

– И родственников у него не было?

– Во всяком случае, мне о них неизвестно.

– Не заметили ли вы за Кареловым каких-либо попыток покинуть клинику?

– Что вы имеете в виду под попытками?

– Ну… может, он в той или иной мере стремился вырваться… Давал понять, что ему плохо у вас в клинике. Нет? И не только в клинике, например…

– То есть? А где еще?

– Скажем, плохо на Земле в принципе…

Раздался финальный писк динамика, кабинет доктора Комански исчез с монитора, и ему на смену на экране появился отчет о состоявшемся сеансе У-связи, Не глядя на содержимое отчета, Антон убрал его с экрана.

В ожидании файлов от Комански он проверил данные по Эмме, помощнице Зордана, и Капаряну, о которых упомянул Санчес.

Да, Эмма Зигель действительно была ассистентом Зордана и исчезла вместе с группой из шести человек в ночь катаклизма на «Пупке». Александр Капарян же, сотрудник группы «опылителей», погиб в ту ночь на станции «Цветочный Сад». Он работал с Делла на одном из проектов еще до того, как тот попал к Зордану на «Слезы Этты». Капаряна нашли мертвым в районе автономного лагеря станции. Тело лежало в траве в сотне метров от технических ангаров без каких-либо видимых повреждений. Умер он, судя по мутным медицинским записям, от обширных кровоизлияний в мозг, поскольку в ночь трагедии на территории «Сада» несколько раз дико падало атмосферное давление. Комплекс ангаров не был оснащен силовой защитой. Никто не выжил бы, окажись он за пределами станции в этот момент. Но почему Капарян очутился там во время катаклизма?

Кроме Капаряна жертвой «черного марта» на «Саде» стал еще один человек, метеоролог Вивиан Роже. По сравнению с масштабами жертв на «Слезах Этты» можно было сказать, что «Цветочный Сад» тогда еще легко отделался.

Любопытно, думал Антон, очень любопытно. Франко Делла каким-то загадочным образом знал перед самоубийством о том, что погибли люди на других станциях и зонах. Но больше всего удивлял тот факт, что Делла причислил к мертвым Германа Штольца, до смерти которого на тот момент оставалось еще более семи месяцев.

Антон посидел, задумчиво поглаживая пальцами клавиатуру и приводя в порядок мысли. Времени у него оставалось лишь на то, чтобы разгрести информационную кучу, любезно подготовленную службой сообщений. Тэк-с, сказал себе Антон, что у нас там?

Второе за день «штормовое» из метеослужбы. Будет шторм повышенной активности. Предупреждение объявлялось по всему материку. Странно. Чтобы два дня подряд «штормило», да еще с такой активностью! Что с тобой происходит-то, милая, подумал он. То ли радуешься чему, то ли тебе что-то сильно не нравится… Как бы узнать, а?

Он поглядел в окно, на голубой кусок полуденного небосвода. Там в нескольких местах уже проступили размытые сиреневые сгустки, словно кто-то капнул несколько капель чернил в бассейн с морской водой. Метеослужба не врала – к вечеру разыграется «шторм», по силе как минимум не уступающий вчерашнему. Скоро мне не нужны будут никакие прогнозы и предупреждения, мелькнула у Антона мысль, я и так смогу чувствовать приближение «штормов» и определять их силу. Или я уже чувствую? Ладно, не отвлекаемся, следователь Сапнин.

Сообщение от Эльзы. «Ты опять в режиме недоступности, ты опять занят. Жаль, что у меня нет привилегированных прав доступа, чтобы можно было тебя отвлекать на совещаниях! Испугался? Антон, ты на самом деле занят, да? Ты когда-нибудь вообще бываешь свободен? Или ты теперь все время с этой Аней? М-м? Ладно, ладно, шутка. Я понимаю: работа, загрузка… Антон, только скажи: ты недоступен отныне для меня навсегда?»

Сначала он не знал, что ей ответить с ходу, потом пытался придумать какие-то слова, но они плохо слагались во фразы, и сами фразы выходили какими-то корявыми и нелепыми. Ему показалось, что его ответы – бессмыслица и полная чушь, и ничего Эльза на самом деле у него не. спрашивает, и дело вообще не в том, что он ей ответит… Он оставил эту затею, вздохнул и перешел к следующему сообщению.

Карл. Этот ни на что не претендовал, был весьма терпелив и на редкость сдержан в эмоциях. Господин Райнер кратко уведомлял, что запись с «имки» Мацуми им обработана, оригинал и обнаруженные купюры скинуты Антону, что работы с информационщиками «Сада» ведутся, парни отнеслись к нему с Должным пониманием, и не все так плачевно, и что к прилету Антон, возможно, будет инфа самой первой свежести. В конце сообщения господин Райнер выражал уверенность, что ждет не дождется того момента, когда господин сыщик материализуется-таки на станции, и они железной хваткой в четыре клешни возьмут за хобот сапиенса Саймона.

Сообщение от Ани. Даже читая ее слова, он чувствовал, как в груди знакомо теплеет. «Антоша, милый, любимый, – писала Аня, – я безумно скучаю по тебе, ты бы только знал! У нас идет совещание, а я не могу сосредоточиться… я все время думаю только о тебе… Правда-правда. Как ты там, а? Наши все-таки собрались лететь на «Второе Око» и на «Слезы», пока еще можно успеть до начала «шторма». Представляешь? Это значит, я скоро буду еще дальше от тебя, чем сейчас! Ужас. Надеюсь, это ненадолго. Мы ведь увидимся вечером? Ты только прилетай обратно, а то я с ума сойду! Хочу скорее увидеть твои глаза. Боже мой… Люблю…»

Антон несколько минут сидел неподвижно, прислушиваясь к ощущениям, потом поймал себя на том, что улыбается во весь рот. Думает о ней, о ее глазах, ее руках, ее губах… Потом понял, что долгая медитация грозит лотерей контроля над временем. Он усилием воли заставил себя очнуться и поспешно написал ответ: «Анечка, у меня все прекрасно! Мы обязательно увидимся вечером, клянусь. Я тоже скучаю. Прости за лаконичность, но мне пора вылетать. По дороге на станцию, думаю, мы сможем поговорить. До связи!»

Затем он связался с транспортной службой и заказал катер. Пристегивая на пояс «ком» и переводя информационные системы кабинета в режим синхронизации, Антон неожиданно осознал, что просмотрел не все входящие. Он понял, что после переписки с Аней он начисто забыл обо всей прочей непрочитанной почте. Мерзкий холодок скользнул по позвоночнику.

– Что происходит, черт побери?! – выпалил он недоуменно. – Вчера я оставил в кабинете «ком», сегодня это…

Озадаченно вернулся к столу. Во входящих мигало только одно сообщение. Отправителем значился доктор Янек Комански. Сопроводительного текста к сообщению не прилагалось. Доктор ограничился высылкой файлов. Их оказалось пять штук. Хотя времени было в обрез, Антон не удержался и открыл документы.

На первом рисунке было изображено хаотическое множество цветных пятен на однородном сером фоне. Пятна были всевозможной расцветки и размеров. С некоторой натяжкой изображение можно было бы назвать зарисовками айского «шторма», если бы не то обстоятельство, что помимо пятен с их нечеткими границами и формами на рисунке присутствовали и геометрические фигуры: квадраты и круги.

Следующий рисунок целиком состоял из череды тонких ломаных желтых полос-молний, пересекающих поле по диагонали. Фон оказался гораздо мрачнее, нежели на предыдущем рисунке, и являл собой тяжелое скопление не то туч, не то клубов дыма, изображенных в удушливых свинцово-малиновых тонах. В общем, оптимизмом рисунок не блистал. Хотя рисовал Карелов действительно неплохо.

В третьем файле взгляду Антона предстало что-то, смутившее его, хотя он и не мог понять – что именно. Смешанная из легких, почти бесцветных красок перспектива, отдаленно напоминающая тоннель, заполненный полупрозрачным вихрем, сходилась к центру композиции от самых ее краев. В середине, словно охваченный мерцающим свечением, находился расплывчатый, едва уловимый силуэт человеческой фигуры во весь рост. Но самое удивительное (может, это и встревожило Антона?) было то, что рисунок имел как бы два изображения, наложенных одно на другое. Помимо фигуры в тоннеле имелся еще и второй, задний слой, блеклый и полупрозрачный и потому воспринимаемый не сразу. Чтобы увидеть его, нужно было слегка податься назад, увеличивая расстояние до экрана.

И тогда на втором слое почти во весь лист проступали глаза. Необычные, завораживающие глаза, но это были не глаза человека. Слишком круглые и сферически-выпуклые, с ярко-бирюзовой радужкой, невероятно большими, бездонно-черными зрачками и с изумрудно-зеленым ободком по краю.

Антон разглядывал рисунок несколько минут. Что-то было в этих огромных глазах особенное, притягивающее. Возможно, некое выражение напряженности, некая еле уловимая эмоция, какую нельзя было описать словами. И чем дольше он смотрел в эти глаза, тем больше ему становилось не по себе…

Тогда он перешел к четвертому рисунку. Определенно, на заднем плане была изображена горная гряда, поросшая густым зеленым лесом, над горами – пронзительно голубое небо. На переднем плане – два человеческих силуэта по колено в траве. Силуэты, однозначно, женские, опять же с размытыми границами, одноцветные, составленные из серых геометрических фигур. Обращены лицом друг к другу. Между силуэтами женщин на уровне их груди размещена рамка с текстом. Там было написано четверостишие, напоминающее детское: «Здравствуй, Эмми! Как дела? Где была ты, как жила? Здравствуй, Мэгги! Это сон… Нет меня – есть только он».