Секрет армии Юстиниана: Восточноримская армия в 491-641 гг. - Пётр Валерьевич Шувалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Германа связывают с командирами гиперкерастов особо близкие отношения: Дорофей — его земляк и, возможно, друг; сын Дорофея назван Германом (наверно, в честь нашего Германа) и после смерти отца взят на воспитание императором Юстинианом. Семья (клан?) императора Юстина, чьими племянниками были и император Юстиниан, и Герман, показывает большую степень сплоченности и взаимопомощи, как в обычных (споры о наследстве), так и в критических ситуациях (заговоры, мятежи). Видимо, такими же были их отношения с близкими им земляками: Земарх, друг Юстина, вместе с Юстином (будущим императором), а Дорофей вместе с Германом участвуют в войнах с персами. Возможно, внутри этой небольшой группы военной знати родился и сохранялся секрет особого тактического маневра, который Псевдо-Маврикий назвал маневром гиперкерастов.
Теперь нам ясно, что в битве у стен Дары Герман вместе с Дорофеем командовал особым отрядом, так сказать, восточно-римского спецназа, правильное применение которого должно было обеспечить полную победу. Любопытно, что, судя по всему, главнокомандующий Велизарий был не очень посвящен в этот план. Позже, в битве у Каллиника в отсутствие Германа, его войско потерпит неудачу: Дорофей один, без Германа, не сможет осуществить этот маневр, а Велизарий ничего не сделает для того, чтобы гиперкерасты смогли охватить фланг противника. Возможно, применение гиперкерастов несколько раз приносило победу восточноримской армии и позднее — после разгрома Нарзесом войска франков и аламаннов, вторгшихся в Италию. Владение таким секретным маневром позволило империи успешно завершить завоевание двух соседних стран на западе — Африки и Италии. Дело, конечно, было не только в гиперкерастах, но и в реформе армии вообще. Армия Юстиниана — это армия нового образца.
Прокопий из города Кесария Палестинская в самом начале своего знаменитого сочинения о войнах императора Юстиниана после пяти вводных фраз написал такие слова в защиту современной ему имперской армии:
(6) Тому, кто желает судить по справедливости, покажется совершенно очевидным, что нет ничего более мощного и грандиозного, чем те события, которые произошли в этих войнах. (7) В ходе их были совершены дела, более достойные удивления, нежели все те, о которых нам известно по преданию, разве только кто-нибудь, читая наш рассказ, не отдаст предпочтения старым временам и не посчитает события своего времени не заслуживающими внимания. (8) В самом деле, некоторые, например, называют нынешних воинов стрелками, в то время как самых древних величают ратоборцами, щитоносцами и другими возвышенными именами, полагая, что такая доблесть не дожила до нашего времени. Поспешно и без всякого опыта составляют они свое суждение. (9) Им не приходит в голову мысль, что у гомеровских лучников, которым самое название их ремесла служило поруганием, не было ни коня, ни копья; щит не защищал их, и ничто другое не оберегало их тело. Они шли в бой пешими и для защиты были вынуждены либо брать щит товарища, либо укрываться за какой-нибудь надгробной стелой. (10) В таком положении они не могли ни спастись, когда приходилось обращаться в бегство, ни преследовать убегающих врагов. Тем более они не могли открыто участвовать в битве, но, в то время как другие сражались, они, казалось, что-то творили украдкой. (11) Кроме того, они нерадиво владели своим искусством: притянув тетиву к груди, они пускали стрелу слабую и совершенно безопасную для того, в кого она попадала. Таким было в прежние времена искусство стрельбы из лука. (12) Нынешние же лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой — меч. (13) Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а [на ремне] за плечами— короткий без рукояти щит, которым они могут закрывать лицо и шею. (14) Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и в преследующего их неприятеля. (15) Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара. (16) И все же есть люди, которые, пренебрегая всем этим, благоговеют перед древностью и дивятся ей, не отдавая дани новым изобретениям. (17) Однако вопреки этому мнению в ходе этих войн произошли дела величайшие и достопамятные[113] (Procop. Caes. Pers. I,1, 6—17).
Видимо, для Прокопия основной воин его времени — это конный панцирный лучник с мечом или же с мечом, щитом и копьем. Такие лучники прекрасно владеют очень сильным луком и используют его в открытом бою при атаке, преследовании или же отступлении. Появление такого воина Прокопий считает главным достижением своего времени. Он несколько раз указывает на этих конных лучников у римлян как на главную причину побед в сражениях с варварами, в особенности в войнах с готами.[114] Трактат Псевдо-Маврикия тоже начинается с описания стрельбы из лука, а также уделяет кавалерии, в отличие от пехоты, почти три четверти своего текста. Примерно за полтора века до него другой военный теоретик — Вегеций — не решается рекомендовать что-либо для усовершенствования римской кавалерии, хотя подробнейшим образом описывает, как надо реформировать пехоту (см. гл. 2). Ясно, что возрастание роли конницы в римском войске