Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

– Давай залезай!

Кое-как я влезла на узкий и какой-то шаткий стол. Медсестры начали привязывать к столу мои руки и ноги.

– Слышь, Кать, – сказала одна, – ты как огypчики маринуешь?

Та, что откликалась на Катю, прилаживая страшного вида трубку, принялась самозабвенно делиться рецептом. Руки девчонок действовали автоматически, на меня как на личность никто не обращал внимания. Тут появился анестезиолог и бодро спросил:

– Как себя ощущаем?

– Словно жареная курица, поданная на стол.

– Люблю больных с чувством юмора, – хихикнул анестезиолог и воткнул в меня иголку.

Больше не помню ничего, полная тишина, провал. Затем откуда-то издалека донесся гул и негодующий крик Зайки:

– Сейчас же открой глаза, сволочь, слышишь, просыпайся немедленно.

Не понимая, что могло так обозлить мою интеллигентную невестку, я приоткрыла веки. Прямо перед носом возникло хорошенькое личико Ольги, почему-то без косметики.

– Ты меня видишь? – проорала она как ненормальная. – Слышишь?

Еще бы не услышать подобный вопль! И незачем орать, когда так спать хочется. Я попробовала закрыть глаза, но не тут-то было. Зайка ухватила за плечи и принялась яростно трясти и вопить:

– Не смей спать, не смей! Господи, что с ней? И где я? Тут откуда-то сбоку вынырнули Маня и Аркадий с заплаканными лицами, потолок внезапно поехал вниз, стены сжались, свет пропал.

Я проснулась от того, что отлежала спину. Надо купить новую кровать – у этой просто железный матрац. Ноги почему-то не хотели повиноваться, зато глаза распахнулись. Так, я в больнице. Заснула на столе, теперь пришла в себя, причем не в палате, как обещали, а в удивительном месте – в большой комнате, набитой разнообразной аппаратурой. У изголовья помещалась гигантская стеклянная банка, в которой ритмично сжималась гофрированная резина, издавая жуткий звук: “Чавк, чавк”. Вокруг ужасно неудобной кровати толпились штативы с бутылками. Я пересчитала палки – восемь штук. Часть трубочек воткнуты в руки, часть в ноги, и еще две в носу. На правом предплечье ритмично сжимается манжетка прибора для измерения давления. Тут раздался писк. Откуда-то с потолка медленно спустилась железная конструкция с иголкой и пребольно уколола в палец. Тихо ойкнув, я продолжала рассматривать окрестности. Слева – экран, где скачут зеленые и желтые линии, впереди – непонятная штука с проводочками. Может, зря захотела общий наркоз? Где врачи? Надоело лежать на спине, и хочется пить, да и есть тоже.

Открыв рот, я попыталась издать крик, но получился какой-то слабый сиплый звук, и почему-то отчаянно болело горло. Снова запищало, и иголка вонзилась в указательный палец. В другом конце комнаты стояла еще одна кровать, окруженная механизмами. Кто-то непонятный издавал жуткие хриплые звуки, изредка всхлипывая. Стало страшно. Писк повторился, вновь начала спускаться мерзкая иголка. Просто китайская пытка, лежишь и безнадежно ждешь, когда она в тебя воткнется! Ну уж нет, руками шевелить не могу, но пальцы подожму. Гадкая тыкалка зависла над тем местом, где ожидала найти несопротивляющиеся конечности, и внезапно завыла сиреной.

Тут же из-за стеклянной перегородки выскочила маленькая вертлявая женщина и радостно сказала:

– Какие мы хитренькие, ну-ка разожмем ручку. Молодец, Васильева, пришла в себя. Вот доктор обрадуется!

Совершенно непонятно, чего ему так радоваться, подумала я и вздохнула. Непонятная боль разлилась слева. На ребрах виднелась наклейка.

– Что тут приклеили? – робко осведомилась я, глядя, как медсестра ловко меняет бутылки.

– Шовик прикрыли, – ласково пропела женщина.

– Какой?

– Все вопросы к доктору, – сообщила сестра.

Ну ничего себе! Липома-то на плече, а шов – на груди, и спина болит.

Вошедший доктор старательно отводил глаза в сторону.

– Васильева, как самочувствие?

– Почему шов на ребрах?

Хирург глянул на аппараты, зачем-то пощупал шланги и спросил:

– Боли не испытываете?

– Горло ноет, и спина отваливается.

– Это естественно, – вздохнул врач, – в горле трубка торчала, а спину я вам отбил, когда массаж делал.

– Какой массаж?

– Сердца.

Я почувствовала, что теряю сознание. Доктор помялся еще несколько минут и прояснил ситуацию.

В случае липомы общий наркоз не дают. Но

Кеша очень просил, да и я производила впечатление психопатической дамы, поэтому решили пойти навстречу. Поначалу все шло чудесно, но потом я тихо умерла. – Запомните, у вас аллергия на препарат… -

И хирург буркнул какое-то непонятное слово, – еще спасибо, что сумели реанимировать.

Короче, напуганные эскулапы вскрыли грудную клетку, провели открытый массаж сердца и отправили несостоявшийся труп в реанимацию. Но я не собиралась просыпаться. Через некоторое время доктора сообщили Кешке, что надежда умирает последней, но шансов получить мать обратно у него почти нет. Обезумевший сын спешно вызвал из Киева Зайку и Маню. Втроем они безнадежно поджидали конца. В какой-то момент Ольга, потерявшая от горя остатки ума, распихала Гиппократов в разные стороны и влетела в реанимацию. Невестка принялась изо всех сил трясти полутруп свекрови и ругаться на чем свет стоит. Изумленный медперсонал увидел, что я открыла глаза и сказала: “Не волнуйся, котик, сейчас встану”. Зайка грохнулась в обморок. В общем, мало в тот день врачам не показалось. Теперь же все будет хорошо, просто чудесно, завтра отправят в палату.

Умерла! Ну и дела! До чего же врут книжки! Где узкий тоннель со светом в конце, почему душа не взлетала к потолку и ничего не видела?

– А липома?

Хирург замялся окончательно.

– Поймите правильно, в тот момент все забыли про опухоль. Поправитесь, уберем под местным наркозом.

От злости у меня снова пропал голос.

ГЛАВА 14

В палату меня привезли в среду. Спина болела, шов тоже. Ходить еще не пробовала, но надеялась, избавившись от капельниц, добраться самостоятельно до туалета. Вот уж не думала, что так противно зависеть от других людей.

На соседней кровати улыбалась милая молодая женщина.

– С возвращением.

– Спасибо.

Соседка вылезла из-под одеяла, включила чайничек и, показав на банку с кофе, спросила:

– Будете?

Еще бы, и кофе, и пирожные, и сыр, и масло, все буду, очень есть хочется.

К вечеру я уже все знала про свою однопалатницу. Зовут Таней. Работает женщина в киоске “Союзпечати”, торгует газетами и журналами. До перестройки служила в НИИ водной промышленности, но институт развалился, и пришлось искать другое место. Родила двух мальчишек. Видно, хорошая мать, потому что один из сыновей ввалился в палату, таща неподъемную сумку с соками и фруктами, а потом долго скакал вокруг матери, заставляя ее съесть часть принесенного. Под стать и невестка, чем-то похожая на Зайку. Высокая стройная блондинка сурово выговаривала Тане:

– Ешь немедленно печенку, потом икру, прямо ложкой.

Вдвоем с соседкой мы остались только после ужина. Таня спросила:

– Хочешь персик?

Я покачала головой, у самой тумбочка ломится от снеди, дети приволокли почти весь ассортимент супермаркета, прихватили даже несъедобный авокадо.

В палату со шприцем на изготовку влетела медсестра.

– Давайте, девочки, готовьте попочки, сейчас снотворное кольну. Таня улыбнулась:

– Катенька, возьми персиков для дочки. Смотри, сколько еды натащили, пропадет ведь. Катенька обрадовалась.

– Ну спасибо, Виноградова, вечно балуешь. Знаешь, я тебе лучше сейчас реланиум уколю, а то от этого до обеда в себя приходить будешь.

Потом повернулась ко мне:

– Васильева, шов не болит?

Я решила последовать примеру опытной Тани:

– Катюша, возьмите для девочки конфет, компот и чайку прихватите. Столько принесли, мне не осилить.

Медсестра расцвела.

– 215-я палата всегда такая приятная, как хорошие люди, так здесь. Сейчас я вам все укольчики поставлю.

И девушка, подхватив кульки, убежала.

– Зарплата копеечная, – вздохнула Таня, – мужа нет, а дочка маленькая. Кстати, насчет палаты она права. В прошлый раз я здесь же лежала, а на твоей койке такая симпатичная тетка оказалась. Представляешь, тоже Виноградова, однофамилицы. То-то сестры злились, они всех по фамилии кличут, а нас пришлось по именам звать.

– Почему в больнице только фамилию называют? Таня хихикнула.

– Чтобы к нам жалости не испытывать. Так – просто тела: Виноградова, Васильева… А если по имени, уже какое-то личное отношение получается. Но нас пришлось именовать Катя и Таня.

Я чуть не свалилась с кровати. Катюша Виноградова лежала на этой кровати! Ну да, она же рассказывала, что ей делали три операции. Таня, не замечая моего удивления, принялась сплетничать:

– Такая приятная женщина оказалась. К счастью, у нее ничего серьезного – рак молочной железы.

– Ничего себе, ерундовая болячка.

– Конечно, – серьезно сказала соседка, – просто чепуха. Сделали операцию, провели химиотерапию, и здорова. Девяносто пять процентов излечиваются, если вовремя пришли, вот если рак крови или моя меланома! Главное, чтобы было ради чего жить. Знаешь, тут одна тетка лежала, так ее кошки спасли!