Берег динозавров - Кит Ломер

И однажды проснулся.

Сразу же, одинокий и бесплотный, он вышел на свободу и обрел подходящую оболочку, расположился в мозге мириадов давно умерших каргов. За долю микросекунды оценив ситуацию, рассчитывал цели, сделал выводы и принялся за осуществление своих планов. С целеустремленностью ожившего бульдозера, прокладывающего себе путь через фарфоровую фабрику, изученный супермозг расчистил темпоральный сегмент, создал среду, пригодную для жизни (жизни каргов), и принялся укреплять, совершенствовать созданный таким образом искусственный темпоральный остров. Остров без жизни, без смысла.

На этом острове он основал Конечную Власть. Затем обнаружил, что человеческие существа, все еще копошащиеся среди обреченных руин первоначального временного ствола, могут принести пользу. В общем-то небольшую и несущественную для его великого плана, но все же пользу, а значит - увеличение статистической эффективности.

Тогда-то меня и Меллию и отобрали, чтобы мы сыграли свою крошечную роль в судьбе Вселенной, уготованной ей великой машиной.

Конечно, мы не были единственной бригадой, состоявшей из связанных любовью людей. Я простер чувствительность вдоль соединительных линий и обнаружил тысячи других пар, занятых сортировкой нитей энтропической ткани, ткущих из них уродливую шотландку каргового пространства-времени.

Идея была остроумна, но не без изъяна. Островок просуществовал бы еще какое-то время - миллион лет, десять миллионов, сто... Но, в конце концов, из тупика нашелся бы выход. Дамба, сдерживавшая время, рухнула бы и поток отторгнутого прошлого поглотил бы нереализованное будущее, приведя к катастрофе, размеры которой превзошли бы всяческие представления.

Мои представления, по крайней мере.

Но если кто-то проделает маленькую дырочку в плотине до того, как возникает значительное давление, этого не произойдет. И я нахожусь в идеальном положении для того, чтобы заняться этим.

Эта мысль промелькнула в моем мозгу, как молния.

Однако сначала необходимо было определить многомерные координаты гигантского темпорального двигателя, который питал энергией всю эту кухню.

Он был умно спрятан. В своих поисках я наткнулся на множество ведущих в никуда тропинок и тупиков, снова шел и возвращался, исключая ненужное, сокращая число вероятных путей.

И нашел его.

И понял, что нужно делать.

Затем снял захват, и поле переброски швырнуло меня в преддверие ада.

32

Город встретил меня грохотом и ослепительным светом. Полосы, квадраты, круги и треугольники, прямые и кривые линии - все это горело и мигало, переливалось, моля о внимании. Рев, визг, лязг, вой. Бледные, измученные люди в желтых униформах, увешанные дыхательными аппаратами, счетчиками радиации, наборами для протезирования и ускорителями метаболического процесса проносились мимо меня.

Город был омерзителен. Вонь стояла невыносимая. Жара сводила с ума. Обезумевший ветер гнал мусор вдоль улиц.

Толпа накатила и швырнула прямо на меня женщину. Я успел подхватить ее, но она зарычала и, царапаясь, вырвалась из моих рук. Маска съехала на бок и открыла ее лицо. Это была Лайза-Меллия.

Вселенная лопнула, и я оказался в кресле перехода. Прошло меньше минуты. Карг внимательно изучал показания приборов. Меллия застыла в своем кресле. Она так и не открыла глаз.

А я записал один параметр.

Затем снова покинул комнату.

Меня хлестал безжалостный холодный ветер. Я стоял на высоком, покрытом снегом холме. Вокруг виднелись голые уродливые выступы гранита; спрятавшись под ними, цеплялись за жизнь чахлые хвойные деревца. Под деревцами сбились в кучу закутавшиеся в мех люди. Высоко над ними, под пологом черно-серой тучи, силуэтом обозначилось глубокое ущелье, разрезавшее зубчатую линию горизонта.

Мы попытались пройти, но зима захватила нас в середине пути, и мы попали в ловушку. Здесь нас ожидает смерть - все об этом знали.

Да. Какая-то часть моего мозга знала, а другая делала меня сторонним наблюдателем. Я подполз к ближайшей меховой фигуре - мальчик не старше восемнадцати лет с белым как воск лицом; на ресницах и на носу - сосульки. Мертвый. Замерз. Я двинулся дальше. Ребенок. Умер уже давно. Старик с бородой, покрытой льдом, уставился в небо невидящими глазами...

И Меллия. Еще дышит. Приподняла веки, увидела меня, попыталась улыбнуться...

Я вернулся в кресло перехода.

Два параметра.

Опять в путь.

Мир сжался до размеров игольного ушка, потом распахнулся и вытолкнул меня на пыльную дорогу, по обочинам которой торчали чахлые деревья.

Жарко. Воды нет. Боль усталости пронизывает тело, подобно тысяче ножей.

Я остановился и оглянулся. Она упала и лежала теперь, уткнувшись лицом в глубокую дорожную пыль.

Я с трудом развернулся и заставил себя проделать десяток шагов, отделявших меня от ее распростертого тела.

- Поднимайся, - произнес я, но услышал лишь еле различимый хрип.

Потом дотронулся до нее ногой.

Кукла. Сломанная кукла, которая никогда уже не откроет глаза и не заговорит.

Я присел рядом. Она ничего не весила, и мне без труда удалось перевернуть безжизненное тело на спину. Отряхнул пыль с ее лица. Из уголка рта вниз сбегал грязный ручеек. Веки почти сомкнулись, но я заметил, как отражается солнце в непотускневших еще глазах.

Глазах Меллии...

И назад, в чистенькую комнату.

Карг сделал запись и взглянул на Меллию. Тело ее напряглось под путами.

Три параметра есть. Нужно еще три.

- Подожди, - сказал я. - С нее хватит. Что ты делаешь? Хочешь ее убить?

В его взгляде мелькнуло легкое удивление.

- Вполне естественно, что приходится выбирать максимальные стрессовые ситуации, мистер Рэвел. Мне необходимо получить точные показатели, я ведь намерен дать объективную оценку силы вашей привязанности.

- Она не сможет перенести новую нагрузку.

- Непосредственно агент Гейл ничего не испытывает, - объяснил он со своей обычной холодной рассудительностью. - Ощущения исходят от вас, а она только усиливает ваши страдания. Вторичные муки, так сказать.

Он сдержанно улыбнулся и замкнул цепь.

Боль! Острая и одновременно далекая.

Нога у меня была сломана ниже колена. Перелом тяжелый множественный, осколки размозженной кости прорвали воспаленную, кровоточащую плоть.

Ногу затянуло в лебедку рудовоза; меня высвободили и притащили сюда умирать.

Но умереть я не мог.

В пустой городской квартире меня ждала женщина. Я пришел сюда, в порт, чтобы заработать на жизнь. Работа была опасной, но она давала деньги, необходимые для покупки хлеба и угля.

Некоторым, но не мне.

Я оторвал от робы рукав, перевязал ногу. Боль притупилась, отступила на задний план. Отдохну немного, а затем отправлюсь в город.