Любить королеву. Случай из адвокатской практики (СИ) - Кариди Екатерина Руслановна

Она морщилась во сне. Забавно морщилась, но не просыпалась. Ушатал. Ему было мало, хотелось еще и еще. Но пусть поспит. Утолив первый голод, мужчина мог немного подождать, потому что отныне это великое богатство принадлежало ему навеки.

Внезапно встал. Отошел к окну, с минуту смотрел на ночной город, а потом просто стоял, закрыв глаза. Странное все-таки чувство он испытывал.

Раньше для Василия Мережкова настоящее удовлетворение только в том, чтобы выиграть схватку, порвать конкурента, вырвать победу в делах. Сами по себе деньги, которых у него было неприлично много, конечно тоже радовали, потому что давали возможности. Но главное, что могло потешить его тщеславие — победа, воля, которой достигается власть.

А сейчас все это вдруг померкло, стерлось под наплывом совершенно новых впечатлений и ассоциаций. Образов, мимолетных картин, кусочков воспоминаний. У нее красивые стопы, узкие, с высоким подъемом и изящными пальчиками. Он перецеловал их все. Она боится щекотки…

Медленно, медленно улыбнулся, так и не открывая глаз.

Его мужское тщеславие требовало исключительности. Он подарит ей весь мир, всех заставит скакать перед ней на цырлах. Потому что она — ЕГО женщина.

Почему именно она? А… Рядом с ним место только для равной, а она каким-то образом оказалась равной. Наверное, это судьба. И сказка про Золушку не сказка.

Мужчина усмехнулся.

Хреновый из него принц. Хотя…

Обернулся, взглянуть на спящую. Зверь хотел вернуться в постель, нельзя надолго выпускать из рук свое сокровище. Подошел. На черных простынях бархатистая кожа женщины смотрелась светящимся алебастром. Пшеничные волосы, рассыпанные по подушке, отливали темным золотом в приглушенном свете ночника. Длинные стройные ноги чуть подогнулись и раскинулись.

Мое!

Моя, урчал зверь, подгребая под себя вожделенную добычу. Но осторожно, нельзя выпускать когти, чтобы не поранить.

Моя. Моя…

Глаза сомкнулись, усталость переполненного впечатлениями сознания все-таки унесла его в сон.

* * *

Лена проснулась как от толчка. Глаза вдруг открылись, и пришло осознание. То, что вчера случилось, было из ряда вон. В первый момент даже слегка испугалась, потому что плохо укладывалось в голове.

Как будто и не было тех трех с половиной месяцев побега от себя и от действительности. Тех наполненных страхом и самоуничижением дней и ночей, когда она пряталась, пытаясь сохранить главное, что у нее осталось от жизни, самоуважение.

Все почти как тогда?

Рядом спал мужчина, превративший ее жизнь в кошмар. Это он сломал, уничтожил, растоптал ее. Это его она боялась как огня, готова была бежать на край света, чтобы никогда больше не видеть.

Но… сейчас он снова прижимал ее к себе, почти как тогда. Она отдалась ему сама, по доброй воле. И что теперь с ее самоуважением? Ну…

Провела рукой по лбу, взгляд упал на тот браслет. Поморщилась. Декаданс какой-то — спать голой и в бриллиантах…

Было ли ей страшно?

Нет.

Женщина невольно смутилась, яркие картины их близости, самовольно всплывавшие в памяти, заставляли краснеть и задыхаться. Слишком хорошо, чтобы просто отмахнуться и продолжать считать себя жертвой. Нет, в этот раз многое было иначе.

Мужчина шевельнулся во сне, еще крепче прижимая ее к себе, брови сошлись на переносице. Лене показалось, что ему больно. Спонтанным порывом коснулась его лица, разгладить страдальческую складочку на лбу. Не проснулся, но потянулся к руке губами.

Нахмурилась, окончательно перестав понимать себя.

Вчера он неожиданно назвал ее невестой. А после любил.

Это ведь был не просто секс. Это было… Как будто они сейчас должны умереть, и это единственная ночь, оставшаяся им в жизни. Но ведь и в тот раз, который она так хотела вычеркнуть из жизни, он был необузданным, неукротимым. Да, но не таким нежным… Вспыхнула, вспоминая, что он вытворял с ней ночью, что вытворяла она.

Интересно, он такой всегда, или…

Истина где-то потерялась, и теперь Лена просто не знала, как ей быть, что чувствовать. Бояться его? Но в ней больше не было страха.

Вот только маленький нюанс — доверие…

То, что он сделал с ней тогда, невозможно забыть. Простить — да, может быть. Но забыть — никогда.

Лена знала, как легко он превращался в жестокого, циничного зверя, с этим зверем ей уже посчастливилось познакомиться. Незабываемые впечатления. Глядя на крепкую, мускулистую мужскую руку, прижимавшую ее к себе даже во сне, Лена понимала, ей придется смириться. Зверя лучше не злить.

Просто… жизни своей жалко. И сердца бабьего, глупого.

Видит Бог, она хотела бы избежать всего этого. Но судьба судила иначе. И от него, как от судьбы — не уйти.

Вчера он назвал ее невестой.

Ей не очень верилось в то, что он соображал, что говорил и зачем.

И как долго теперь продлится эта странная блажь? К чему ей следует быть готовой? Ждать, когда он наиграется ею? Надоест изображать джентльмена, и просто выбросит ее на улицу?

Слова той женщины, бывшей любовницы Мережкова, зазвенели в памяти:

«Только не обольшайся. Вася о таких как ты ноги вытирает»

А уж она помнила, как он умеет ноги вытирать.

Но тут мужчина зашевелился, просыпаясь. Не открывая глаз, потянулся к ней губами, нежно и сильно стискивая, вжимая в себя, посылая сладкую дрожь по всему телу. И женщина затихла в его объятиях.

Иногда надо просто жить.

А думать потом.

* * *

Когда окончательное пробуждение все-таки наступило, Лена не знала, как себя вести. О новом своем статусе предпочитала даже не думать и не заикаться.

Василий обозначил все сам.

Из него просто перло какое-то первобытное самцовое удовлетворение и самодовольство. Очевидно, мужчина считал, что о его победе следует оповестить весь мир. Прямо как Тарзан на все джунгли. Это могло бы вызывать у нее улыбку, не будь все так непосредственно с ней связано.

Однако на деловых качествах Василия Мережкова внезапное обретение невесты отразилось только в положительную сторону. Пока собирался (хоть и с опозданием) в офис, у него состоялся разговор с Леной. Пока завязывал галстук, проговорил, бросив на нее взгляд в зеркало:

— Как моя будущая жена, ты не должна работать.

Сначала Лена чуть не подавилась. Прозвучало это довольно безапелляционно. Понятное, что спрашивать ее согласия он не собирался. Сможет ли она противиться, бороться? А можно ли бороться с неумолимой судьбой?

Оставалось только смириться. Сейчас, лежа голышом в его постели, застеленной черным бельем, другого выхода не наблюдалось. А потом видно будет.

И все же, Лена сразу хотела прояснить некоторые вопросы.

— Но это неправильно. Ваше окружение меня не примет.

Резко повернулся, проговорил раздельно и с нажимом:

— Твое окружение, Лена. И ср*ть я хотел на них. Они все будут перед тобой скакать на цырлах. Потому что я так сказал. Понятно?

Ох… Хотелось вздохнуть. Сказать:

— Плохо вы, господин Мережков, знаете людей.

Но его взгляд говорил:

— Я не знаю? Я их тварскую подколодную натуру насквозь вижу.

Ничего из этого вслух произнесено не было. Лена села на постели, прикрывшись простыней, и тихо сказала, отводя глаза:

— Да, в лицо будут улыбаться, а за спиной…

Тут он подошел, сел на кровать, коснулся ее подбородка и заставил поднять к нему лицо:

— Они будут облизывать тебя, ползать, заискивать. Я. Так сказал. Ты веришь мне?

Она смотрела в его глаза и в эту минуту нисколько не сомневалась, что этот человек загнет кого угодно.

— Да, — прошептала еле слышно.

— Вот и хорошо, — выдохнул он, прямо ей в губы и потянул вниз простыню, в которую Лена куталась.

И уже не смог оторваться.

Потом, когда он, довольный и похожий на сытого тигра, одевался по второму кругу, она все-таки высказалась: