Пикты. Таинственные воины древней Шотландии - Изабель Хендерсон

У пиктских скульпторов был доступ к ряду иллюстраций, касающихся случаев из жития святого Павла и святого Антония. Нетрудно понять, что тогда, в эпоху монашества, эти двое святых — святой Павел, первый отшельник, и святой Антоний, великий патриарх монахов, — пользовались особым почитанием. Их жития, написанные святым Иеронимом и святым Афанасием, соответственно, должны были быть хорошо известны, и интерес к этим двум святым отшельникам в ту эпоху подтверждается изображениями происшествий из их житий на ирландских, нортумбрийских и пиктских скульптурах раннего Средневековья.

Пиктские скульпторы дали нам три иллюстрации на эту тему (рис. 35). Первая показывает двоих святых сидящими параллельно по две стороны креста. Над ними помещены символы, которые, видимо, должны были помочь зрителю идентифицировать святых — так, как изображают символы евангелистов. Символ святого Павла — это финиковая пальма, которая давала ему еду и одежду, а символ святого Антония — фигура, представляющая небесное видение, которое явилось к нему в тот момент, когда его больше всего мучили демоны. Эта сцена показана на камне из Фаулис-Вестер (фото 44) и в сокращенном варианте фигурирует в Данфалланди.

Вторая сцена показывает знаменитый случай, о котором рассказывает Иероним: ворон, который обычно приносил Павлу половину хлеба, принес целый хлеб, когда к нему в гости пришел святой Антоний. Иероним рассказывает, что между святыми возник спор, кто должен преломить хлеб; наконец они решили взяться за него с двух сторон и потянуть. Этот случай показан на камне из Сент-Видженса (номер 7 у Ромилли Аллена), где святые сидят и оба держат хлеб (фото 45). Линия, прочерченная по хлебу, показывает, что он вот-вот сломается, однако в то же самое время ворон (сейчас эта фигура испорчена, но все-таки видна) продолжает держать хлеб в клюве: таким образом художник объединил последовательные события в одну сцену.

44. Плита с крестом. Фаулис-Вестер, Пертшир. Песчаник. Высота около 155 см. По сторонам креста расположены фигуры святых Павла и Антония, знаменитых отшельников (или, во всяком случае, две сидящие фигуры). Фигура слева изображена на фоне леса с символическими деревьями. Гротескные сцены в верхней части плиты, видимо, напоминают нам о библейском Ионе и о том, как его выплюнул кит.

45. Плита с крестом. Сент-Видженс 7, Энгус. Песчаник. Высота около 1, 65 м. Музей Сент-Видженса. На пересечении перекладин креста расположен центральный медальон с насыщенным орнаментом (как и на камне из двора пасторского дома в Глэмисе). Иконография камня напоминает камень из Фаулис-Вестер, но вдобавок к святым Павлу и Антонию здесь есть любопытное изображение языческих обрядов: поклонение быку или жертвоприношение и человек, которого держат вверх ногами, причем его голова находится то ли на плите, то ли в котле. Возможно, эти изображения не имели для скульптора никакого смысла, и он вставил их сюда чисто по художественным соображениям.

На фронтоне плиты в Нигге показана сцена, предшествующая разделу хлеба (фото 61). С неба спускается ворон с целым хлебом, и святые преклоняют колена под финиковой пальмой, благодаря Бога за это чудо. Ворон кладет хлеб на дискос, поскольку здесь, как и в некоторых ирландских изображениях этого сюжета, сам хлеб и его последующее преломление понимается в литургическом смысле. Собакообразные существа по обеим сторона дискоса, судя по всему, — два льва, которые помогали святому Антонию похоронить святого Павла.

Маловероятно, что у пиктских художников был доступ к каким-то изображениям святых Павла и Антония, которые были недоступны ирландским и нортумбрийским скульпторам, и мы можем полагать, что их более полное отображение стало возможным благодаря тому, что у пиктских скульпторов было больше места и их больше интересовал показ сцен с фигурами.

В своем обзоре христианской иконографии на памятниках классов II и III я оставила до самого последнего момента рассмотрение весьма интересной и значительной иконографии Давида. Изображения Давида фигурируют на очень важной группе связанных между собой памятников, которые здесь уже отчасти рассматривались, а именно: на саркофаге из Сент-Эндрюса и на плитах из Нигга и у дороги в Аберлемно (фото 59, 61, 62). Эти и менее важные связанные с ними монументы, очевидно, были созданы под влиянием новых течений, которые легче всего определить, если проанализировать одновременно их стиль и иконографию.

Саркофаг из Сент-Эндрюса — одна из наиболее амбициозных из множества исторически связанных между собой попыток возродить художественную форму саркофага, таких, как ранний мерсийский крытый надгробный памятник в Уирксуорте (Дербишир), Джедбургская усыпальница и усыпальница школы Святого Леонарда. Традиция небольших резных ларцов, из которых до нас дошел только ларец Фрэнкса, также, несомненно, сыграла свою роль.

Декор различных секций на саркофаге из Сент-Эндрюса заставляет предполагать, что это оригинальная местная попытка, которая должна была соответствовать общему замыслу античного саркофага — но не более того. По сути дела, это коробка, состоящая из отдельных частей вертикальной плиты с крестом. Окруженные рамками, самодостаточные сцены с фигурами можно сравнить с плитой из Хилтон-оф-Кадболл. Главная фигура на плите с крестом — сам крест — появляется на одном из концов саркофага (фото 64). В орнаментации лежащих плит в Мигле мы видим точно такой же отклик художников на новую форму памятника (фото 46). Знакомые элементы с вертикальной плиты просто накладываются на новую форму.

46. Мигл 26, Пертшир. Песчаник. Длина около 1, 5 м. Музей министерства общественных работ, Мигл. Деталь опрокинутой надгробной плиты. Плита украшена резьбой сверху, на двух длинных и двух коротких сторонах. Показанная здесь центральная группа в процессии всадников изображена весьма детально: они едут один за другим, а один всадник, поменьше, как будто уже уехал куда-то вдаль. Этот живой и зрелищный эффект показывает, что скульптор в полной мере использовал эстетические возможности скульптуры в низком рельефе.

До сих пор считалось, что для панели с фигурами источником послужил какой-то переносной предмет, например резьба по слоновой кости определенно восточного стиля. Среди доводов в пользу восточного характера этого образца Э. Керл приводит «ассирийских» львов и животных, запутавшихся в дереве. Львы из Сент-Эндрюса действительно отличаются от собакообразных зверей из Евангелия из Дарроу и мощного натуралистичного льва на странице святого Марка в Евангелии из Линдисфарна, однако они не относятся к какому-то новому, невиданному доселе типу. Это такие же стоящие на задних лапах, рычащие, короткомордые львы, как и львы на странице святого Марка в Евангелиях из Личфилда и Эхтернаха (рис. 36). То есть это тип, изначально бытовавший в ирландско-англосаксонской книжной иллюстрации.

Э. Керл приводит панель с коптского ларца в качестве аналогии мотива дерева, среди ветвей которого бегают звери на саркофаге. Столь же близкую аналогию можно найти также и на ларце Фрэнкса — двое мужчин, вооруженных копьями, входят в рощицу, преследуя волка; там они видят Ромула и Рема, которых кормит волчица (фото 51). Бегущий волк изображен на фоне дерева точно так же, как олень «вплетен» в дерево на саркофаге. Окончания в виде тройных листочков на дереве с саркофага вполне соотносятся с пучками из тройных листьев на дереве с ларца Фрэнкса. Ветви дерева с саркофага сплетены в симметричный узор на теле стоящего на задних лапах льва и в крайнем левом углу панели. Этот формальный показ ветвей с листьями также находит свои параллели в Евангелии из Личфилда в ветви, которую держит святой Лука, а также на панели в Флеттоне — одном из двух основных памятников скульптуры Мерсии, — где из основного ствола вырастает симметричная листва. Изящно нарисованные звери на саркофаге, которые скользят между тонких ветвей, очень похожи по настроению на жизнерадостных зверей из Мерсии, которые запутались между ветвей во Флеттоне и Бридоне, а маленькие, похожие на котов, львы почти что с человеческими лицами из Бридона легко сопоставимы с присевшим существом, которое находится непосредственно слева от стоящего на задних лапах льва на саркофаге, а также с обезьянами на торцовой панели (фото 64).

Представляется, что следует оторвать саркофаг из Сент-Эндрюса от неопределенного нортумбрийского контекста и ассоциировать его полностью с художественным развитием, центром которого в последней четверти VIII века являлась Мерсия. Своеобразная зигзагообразная драпировка Давида из Сент-Эндрюса находит свои близкие параллели во фрагментарной фигуре на древке креста из Реклювера, которая представляет собой английский ответ на каролингские влияния в период господства Мерсии. Ангел из Бридона, благословляющий по-гречески, является наиболее поразительной аналогией фигуре Давида с саркофага, с драпировкой, пола которой с полностью пластически трактованными параллельными складками и толстым извивающимся рубчиком лежит у него на руке. Помимо одежды, общие пропорции, округлое лицо, тяжелые локоны и полные, мощные руки ангела очень напоминают Давида из Сент-Эндрюса.