Она умеет смеяться - Татьяна Семакова

— Потому что на холодильнике ее фотография и у неё карие глаза.

— У тебя голубые, у Поповой карие — вероятность пятьдесят на пятьдесят.

— С чего ты взяла? У Поповой — голубые и не пытайся убедить меня в обратном.

— Почему? Столько лет прошло, ты помнишь всех своих женщин?

— Я помню всех своих кареглазых женщин, потому что предпочитаю голубоглазых.

— Ясно, — ответила со смешком, почувствовав неприятный укол, — она могла об этом знать и носить цветные линзы.

— Это заметно, особенно, если свой цвет кардинально отличается, — сказал недовольно, — и ты не ответила.

— Так сказала Федотова.

— Они знакомы? — продолжил допрос, а я ответила однозначно:

— Да.

— Мне казалось, мы уже прошли ту стадию, когда беседа строится в формате «вопрос-ответ». Или я что-то упустил?

— Я вот что думаю. Раз уж ты не отец и это тупой развод, то тебе нет смысла и дальше заниматься этим делом и тратить своё время. Наверняка, бесценное.

— Ты права, — ответил сухо, сопроводив кивком, — отвезти тебя туда, откуда забрал?

— Прогуляюсь, — ответила с улыбкой и он тут же ускорил шаг, следуя к своей машине.

Я хотела осесть на ближайшей лавке и изучить документы, но, во-первых, был риск снова столкнуться с Панфиловым, а во-вторых, опять пошёл мокрый снег и это было попросту неудобно. Ну, если не брать в расчёт, что тело бил озноб и почти наверняка вновь поднялась температура. Самым ближайшим спокойным местом для размышлений был салон и я зашагала туда, совершив очередную ошибку.

Обе. Я дошла минут за двадцать, промерзшая, уставшая, рассчитывая на чашку кофе и мягкий диванчик, и увидела их обеих, крутящихся в белых платьях у зеркала. Мать и сводная сестра. И началось… сначала они обе меня окликнули, с удивлением посмотрев друг на друга, ведь знакомы они не были. Потом уставились на меня, а я на Лену, хлопочущую над подолом маминого платья, ища поддержки, но та сделала вид, что не заметила.

— Мама, это Виктория, моя сестра по отцу, — сказала без выражения, — Виктория, это моя мама, твоя тезка, — вновь косые взгляды, а я приготовилась к самой сложной роли в своей жизни — одновременно быть хорошей дочерью для матери, которая меня бросила, и хорошей сестрой для стервы, которая обманом увела у меня мужчину моей мечты и виртуозно издевается, смакуя мое несчастье, но неожиданно пришёл на помощь Арсений, появившийся из подсобного помещения с намерением свалить, то есть, в куртке, готовый к выходу.

— Линда, наконец-то! — взревел дурным тоном и потащил меня к входной двери, бросив на ходу: — Простите, дело безотлагательное.

Мы чуть ли не бегом выскочили из салона и сели в его машину, припаркованную с торца здания.

— Мой герой! — протянула с чувством и он тут же подставил щеку для поцелуя.

— Привет, я чертовски скучаю, а ты бледная, как смерть, но при этом горячая и совсем не в том смысле, в каком бы мне хотелось, — выдал на одном дыхании и прислонился губами к моему лбу, а я криво улыбнулась в ответ. — Вишня, у тебя температура.

— Я знаю, — ответила кисло, — отвезёшь меня домой?

— Конечно, только не понятно, на кой хер ты притащилась, да ещё и пешком, — проворчал, заводя машину.

— Была неподалёку, хотела осесть и подумать, но…

— Неудачно получилось, — поморщился Сеня, — кстати, я походу спал с твоей сестрой. Я не помню, но она как-то странно на меня посмотрела.

— Ни слова о ней или я выйду на ходу, — отрезала, выставив ладонь в его сторону.

— Потом, так потом, — отозвался флегматично, — как с делом?

— Сень, я искала тихую гавань, — вздохнула тяжко, — ты не мог бы…

— Молчу, — хмыкнул и в самом деле затих, а я достала телефон и начала просматривать документы.

Конечно, было бы удобнее в офисе. Не в тряске, открыть на компьютере, а не ломать глаза по пути. Конечно, было бы проще послать обеих к чертям собачьим, но… семья. И сестра все же беременная, от кого бы то ни было. И малыш не в чем не виноват, особенно в том, что его мать — лживая сука.

А вот ещё одна лживая сука — Попова. Исаев был абсолютно уверен в цвете ее глаз и сомневаться в том, что у него есть предпочтения по женщинам, не приходилось. И многое объясняло. Например, то, что я определенно не вписываюсь со своими карими. Видимо, в лифте было слишком светло, в отличии от полумрака его домика в лесу. Так, ладно, опять понесло… Допустим, глаза у неё голубые. Зачем линзы? Причем, с самого начала знакомства с Федотовыми, если бы у девушки сначала были голубые глаза, а потом вдруг карие — это бы заметила, как минимум, Светлана. Ерунда какая-то, но вот, что любопытно — ребёнок не Федотовых. Карие глаза девочке могли достаться только от отца. Значит, либо клиника занимается непонятно чем, точнее, центр планирования «Счастливая семья», либо Попова не слишком старательно выполняла условия договора, вступая в интимную близость примерно в то же время, когда была выполнена процедура оплодотворения. К тому же, по законодательству, суррогатная мать должна была родить, как минимум, одного здорового ребенка до этого, но был ли он у Поповой? Панфилов мог бы с лёгкостью достать эту информацию, но знал ли он о том, что Лилю вынашивала другая женщина? Вряд ли Федотовы об этом особенно распространялись, да и к делу это отношения не имеет, если не знать, что Попова звонила бывшему. И он так же блуждает в потёмках, как я и, а девочка в опасности. Черт!

Я поморщилась и только в этот момент поняла, что машина стоит у моего дома, а Сеня откинул кресло и дремал рядом. Дрожащими руками достала телефон и набрала Ростислава. Он взял трубку, а я сказала быстро:

— Можем встретиться у квартиры Михайловой?

— Буду там через двадцать минут.

Отключилась и шумно выдохнула, а Сеня приоткрылся один глаз, спросив просто:

— Куда?

Я открыла почту на телефоне, пока он возвращал кресло на законное место, и назвала адрес.

Ехали мы около получаса, остановились возле девятиэтажки в тихом спальном районе, напротив подъезда уже стояла машина Панфилова, все ещё заведённая. Я попрощалась с другом, отправив его на все четыре стороны, и пересела к Ростиславу, нервно теребя ремешок сумки и боясь смотреть ему в глаза.

— Ребёнка нужно найти, — сказала сиплым голосом. Покашляла и закончила мысль: — Наши личные дела тут не при чем.

— И все-таки мы поговорим, — ответил глухо, а я поморщилась и развернулась к нему, спросив:

— Это обязательно?

— Я думать ни