Мистер Вертиго - Пол Остер

Конец этому безобразию наступил в тот момент, когда в комнату вошел мастер. Весь следующий час ушел на объятия и слезы, однако этого публика не увидела. Нас отвели в заднюю комнату, и мы рыдали друг другу в жилетку, а нашу дверь охраняли двое полицейских. Потом были сделаны заявления, подписаны бумаги, а потом мастер забрал меня и повел, расталкивая локтями толпу собравшихся возле полиции доброжелателей и просто зевак. Нам радовались, кричали приветствия, однако мастер только один раз остановился, ровно настолько, чтобы раз улыбнуться и приветственно помахать рукой, после чего немедленно запихнул меня в автомобиль с водителем за рулем, который ждал нас на стоянке. Через полтора часа мы оба уже сидели в отдельном купе, в поезде, направлявшемся на Восток, в Новую Англию, к песчаным дюнам Кейп-Кода.

Кажется, только к полуночи до меня дошло, что едем мы не в Канзас. Я до того торопился рассказать, объяснить, отчитаться, что мысли в голове крутились, как молочные пузыри в электрическом миксере, но когда мы выключили свет и улеглись по полкам, я вспомнил о миссис Виттерспун. К тому времени мы проболтали уже часов шесть, а тем не менее мастер тоже ни разу о ней даже не заикнулся.

— Почему мы не едем в Вичиту? — сказал я. — У нас что, хуже, чем на Кейп-Коде?

— Вичита прекрасное место, — сказал мастер, — только сейчас там слишком жарко. Тебе, Уолт, полезно побыть на берегу океана. Быстрее войдешь в форму.

— А миссис Виттерспун? Она к нам приедет?

— На этот раз нет, сынок.

— Почему? Помните, как мы ездили во Флориду? Ей так там понравилось, из воды было не вытащить. Такая была счастливая, когда барахталась в волнах.

— Возможно, ты прав, но, однако, в этом году купаться в океане она не будет. По крайней мере, не в нашей компании.

Мастер Иегуда вздохнул, и от этого тихого, печального вздоха темнота наполнилась дрожью, а я, хотя устал до полусмерти, тут же вскинулся, чувствуя, как заколотилось сердце.

— Да? — сказал я, стараясь не выдать тревогу. — А почему?

— Мне не хотелось рассказывать об этом сегодня. Но коли ты сам заговорил, то, думаю, нет никакого смысла молчать.

— Молчать о чем?

— Леди Марион намерена довести дело до конца.

— До конца? До какого конца?

— Миссис Виттерспун обручена, и скоро у нее свадьба. Если все пойдет, как задумано, она предстанет перед алтарем накануне Дня Благодарения.

— Она что, женится? То есть, хотите сказать, миссис Виттерспун намерена вступить в законный брак, на всю жизнь?

— Вот именно. И получить кольцо на палец и мужа в постель.

— А разве не вы муж?

— Не говори глупостей. Я здесь с тобой или нет? Так как я могу там с ней готовиться к свадьбе, если я здесь с тобой?

— Но вы же ее главный хахаль. У нее нет никакого права так с вами поступать. Она же должна была вас спросить.

— Ей пришлось это сделать, и я не стал отговаривать. Но эта женщина одна на миллион, Уолт, и я не хочу, чтобы ты говорил о ней дурно.

— Дурно? Да я скажу о ней чего захочу. Она, значит, вас выставила, а я, значит, молчи?

— Никто меня не выставил. У нее связаны руки: она дала обещание и доведет дело до конца. На твоем месте, мой мальчик, я благодарил бы ее за это решение минимум раз в час лет этак пятьдесят.

— Благодарил? Да я в рожу плюнул бы этой шлюхе, мастер. Плюнул бы и послал бы куда подальше — сучка двуличная.

— Ты перестанешь сердиться, когда узнаешь, почему она это сделала. Она полюбила одного молодого человека по имени Уолтер Клерборн Роули и сделала это ради него, и она самая храбрая, самая бескорыстная из всех людей, которых я знал.

— Бред собачий. Я-то при чем? Меня и в Вичите-то не было.

— «При чем» пятьдесят тысяч долларов, шпендрик ты мой. Думаешь, такие деньги на кустах растут? Когда мы начали получать требования о выкупе, нам пришлось действовать.

— Деньги немаленькие, конечно, но мы заработали раза в два больше.

— Ничего подобного. У нас с Марион не наскреблось и половины этой суммы. Мы неплохо зарабатывали на себя, Уолт, однако отнюдь не столько. У нас же были огромные расходы. Гостиницы, переезды, реклама — сложи-ка все вместе, сразу поймешь, что денег у нас было с тобой как раз, чтобы только-только держаться на плаву.

— Ага, — сказал я через несколько секунд упавшим голосом, быстро произведя в уме соответствующие арифметические расчеты и обомлев от результата.

— Вот именно, «ага». «Что делать?» — вот как стоял вопрос. А делать нужно было быстро. Старый судья Виттерспун нас на порог не пустил. После самоубийства Чарли он не разговаривает с Марион и не пожелал нарушать свой обет даже на этот раз. В банках над нами посмеялись — для этих акул мы слишком мелкая рыбешка, и даже если бы мы продали дом, пятидесяти тысяч все равно не получалось. Так что припекло нас, все кишки пропекло. Часики тикали, дни шли, цена росла.

— Пятьдесят тысяч баксов, чтобы спасти мою задницу!

— Не большая сумма, если учесть потенциальные кассовые сборы. Но у нас ее попросту не было.

— И что же вы сделали?

— По-моему, ты уже сам догадался. Миссис Виттерспун женщина необыкновенного обаяния и в высшей степени привлекательная. Возможно, в ее сердце мне и было отведено скромное место, но за ней много кто волочится. В Вичите, куда ни плюнь, попадешь в ее воздыхателя — за каждым фонарным столбом и за каждым пожарным гидрантом. Среди них есть один молодой человек по имени Орвилл Кокс, который в прошлом году сделал ей предложение пять раз. Когда мы с тобой уезжали на гастроли, он возвращался в Вичиту и упорно гнул свою линию. Марион, разумеется, давала ему от ворот поворот, однако не без сожалений, и, думаю, с каждым разом сожалений становилось все больше. Нужно ли продолжать? Марион поехала просить пятьдесят тысяч у Кокса, и он согласился, однако при условии, что она выставит за порог меня и отправится с ним к алтарю.

— Но это шантаж.

— В какой-то степени. Тем не менее Кокс вовсе не такой уж и плохой парень. Немного зануда, однако Марион и сама знала, что делает.

— Н-да, — промычал я, не понимая, как на это положено реагировать. — Кажется, я должен извиниться за свои слова. Миссис Виттерспун пошла замуж ради меня, как настоящий друг.

— Да, как настоящий друг и настоящий герой.

— Но, — не сдавался я, не желая смириться, — но ведь теперь все кончено. Ставки-то отменены. Я вырвался от Склиза сам, и не нужны больше никакие пятьдесят тысяч. Пусть этот Орвилл ими задавится — старушка наша, миссис Виттерспун, свободна.

— Возможно, ты прав. Тем не менее она не отказалась от слова. Мы с ней вчера беседовали и все обсудили. Она намерена довести дело до конца.

— Мы обязаны этому помешать, мастер, мы должны сорвать свадьбу. Ворвемся в церковь во время венчания и умыкнем миссис Виттерспун.

— Как в кино, Уолт? — Мастер Иегуда тут рассмеялся, в первый раз с тех пор, как мы заговорили на эту печальную тему.

— Да, черт побери! Как в хорошем, классном вестерне.

— Не нужно мешать ей, Уолт. Она приняла решение, и теперь ничего не изменить.

— Но ведь это моя вина. Если бы не похищение, ничего бы такого не было.

— Это вина твоего дяди, сынок, а не твоя, и не нужно себя винить — ни сейчас, ни позже. Понятно? А мы с тобой поступим как джентльмены и не только не будем на нее сердиться, но приготовим к свадьбе шикарный подарок, какого не получала еще ни одна невеста на свете. Давай спать. У нас впереди море работы, и я не желаю тратить на эту болтовню больше ни секунды. Дело сделано. Занавес опущен, и скоро начнется следующий акт.

Говорить мастер Иегуда умел, однако на другое утро, когда мы отправились в вагон-ресторан завтракать, он был взвинченный и усталый, словно всю ночь не спал, а сидел и смотрел в темноту и думал, вот он, конец света. Я заметил, как он похудел, и удивился, что заметил это не сразу. Возможно, накануне я просто ослеп от счастья. Теперь я внимательно всмотрелся в его лицо, со всей беспристрастностью, на которую был способен. Безусловно, он изменился. Лицо осунулось и пожелтело, возле глаз залегли новые морщинки, вид был усталый, и весь он как будто съежился и стал не таким импозантным, как раньше. Что ж, в конце концов и ему досталось, он пережил подряд два удара — сначала похитили меня, потом он потерял миссис Виттерспун, — и я решил, будто все из-за этого. Теперь я видел, что за едой мастер Иегуда то и дело морщится, а один раз, к концу завтрака, рука его под столом метнулась с колен и он схватился за желудок. Заболел он или это обыкновенное несварение? А если заболел, то серьезно или слегка?

О себе он, разумеется, ничего не сказал, а так как я и сам был не в лучшем виде, то за тем завтраком ему удалось вести разговор только обо мне.

— Наедайся, — сказал мастер Иегуда. — От тебя остались кожа да кости. Жуй, сынок, вафли, я еще закажу. Тебе необходимо поправиться и быстрей восстановить форму.