В поисках копей царя Соломона - Тахир Шах

Через пять минут слитки уже лежали на бетонном полу — чушки выбивали, как буханки хлеба из формы для выпечки. Фабрика в Лега-Демби считалась не очень крупной; в год она производила примерно триста пятьдесят брусков золота. Один слиток весил около 10 килограммов и стоил приблизительно 80 тысяч долларов. Запасы золота в Эфиопии позволяли добывать гораздо больше этого драгоценного металла — требовались лишь иностранные инвесторы. Я стал размышлять о роли золота и о том, не может ли оно стать ключом к возрождению эфиопской экономики. Пока я пребывал в задумчивости, черные слитки обрабатывались молотком. Шлак отлетел, и я впервые увидел блеск чистейшего золота.

Следующим утром мы с Самсоном прятались от дождя, ожидая рейсовый автобус в Аддис-Абебу. Напротив нас на табуретке сгорбился пожилой человек. Он был одет в тесные, порванные на коленях брюки и лопнувшую по шву рубашку. По его телу часто пробегала дрожь, руки и ноги подергивались. Самсон сказал, что у этого человека прозвище «Старик», потому что он никогда не был молодым, даже в юности. Он любил бить мальчишек длинным хлыстом из кожи, а дети подкрадывались к нему сзади и кусали его. Но теперь зрение у него ослабло, рука утратила былую твердость. Подобно старому бульдогу, потерявшему зубы, Старик представлял собой жалкое зрелище.

Через четыре часа подъехал автобус, и мы заняли места в салоне. Когда мы ехали по улицам города, я заметил высокого атлетически сложенного мужчину, который бежал рядом с автобусом и выкрикивал женское имя. Он снял обувь, чтобы бежать быстрее.

— Кто он такой?

Самсон переадресовал мой вопрос одному из пассажиров.

— Его жена убегает с другим мужчиной.

У водителя автобуса были серьезные проблемы с мочевым пузырем, и он каждые несколько минут вынужден был останавливаться и бежать в придорожные кусты. Его болезнь, а также низкая скорость автобуса делали это средство передвижения самым неподходящим для бегства. Неверная жена, скорее всего, кляла себя за то, что села в эту колымагу. На третьей остановке муж догнал автобус и за волосы вытащил из него сбежавшую супругу.

Вечером в Аддис-Абебе мы решили отпраздновать благополучное возвращение в отеле «Шератон». Отель также принадлежал мистеру Амауди, и ходили слухи, что владелец потратил на строительство 100 миллионов долларов. В нем жили иностранные специалисты — расходы оплачивали фирмы, а сами они получали огромные, не облагаемые налогом жалованья. Похоже, что особой популярностью у них пользовался французский ресторан, в котором можно было отведать омара «термидор», шотландскую копченую форель и паштет из гусиной печенки, доставленный прямо из Парижа. Эфиопов в ресторанах и барах отеля было очень мало, но юные парочки любили гулять по роскошным холлам отеля или, держась за руки, бродить по саду.

В буфете Самсон положил целую гору еды в суповую тарелку. Он впервые был в «Шератоне» и, несмотря на то что съел огромное количество мяса, заявил, что ничего особенного в этой еде нет. Он вообще мало говорил после нашего освобождения из тюрьмы, хотя считал, что произошло это потому, что бог услышал его молитвы. Мы оставались друзьями, но я чувствовал, что он утратил веру в меня.

Побывав на нелегальном прииске, я получил представление, как добывали золото во времена царя Соломона. Но мне не давала покоя мысль о заброшенных шахтах Фрэнка Хейтера у подножия горы Туллу-Валлель на западе Эфиопии.

Кроме того, мне предстояло еще исследовать пять мест на карте, куда легли мои камешки — там мог скрываться ответ на загадку копей царя Соломона.

За десертом я заговорил о продолжении поисков. Самсон отложил ложку, прикрыл глаза ладонями и вздохнул.

— Мы уже побывали на нелегальных золотых копях, — сказал он.

— Они похожи на те, которые могли быть в эпоху царя Соломона, но это новая жила, — объяснил я. — Офир должен располагаться где-то на западе.

— Откуда вы знаете?

— Нам осталось побывать еще в пяти местах. — Я уклонился от ответа. — Разве мы можем сейчас все бросить? Мы еще не побывали на шахте Фрэнка Хейтера.

— Мы? — переспросил Самсон, глядя на меня сквозь растопыренные пальцы.

Самсона удалось уговорить поехать со мной только после того, как я пообещал взять напрокат машину. В местных автобусах, заявил Самсон, слишком жесткие сиденья, а ездят они слишком медленно. Средства мои были ограничены, а полноприводной внедорожник стоил очень дорого. Но Самсон заверил меня, что с его связями мы заключим выгодную сделку. Следующим утром он отправился на поиски машины, а я поехал на встречу с торговцем золотом в городской район Меркато. Служащий, убиравший туалеты в отеле «Гион», оставил на моей кровати его визитную карточку. Торговца звали Абдул Маджид, что в переводе с арабского означает «слуга Всевышнего», а его лавка называлась «Золото Соломона».

Добравшись до улицы, где располагались золотых дел мастера, я обнаружил целую вереницу ювелирных магазинов. Рядом над примитивными печами с тиглями сидели на корточках какие-то люди. Все это напомнило мне об индийских гамелавала, которые покупали у ювелиров пыль, сметенную с пола мастерской. В одной лишь Калькутте этим промыслом занимались сто тысяч мужчин, женщин и детей. Они извлекали крупицы золота из грязи.

Когда я вошел в лавку Абдул Маджида, хозяин встал, дунул на свою ладонь и протянул мне ее для приветствия. У него были коронки на зубах, раздувающиеся ноздри, а голову венчала маленькая шапочка, украшенная золотым шитьем. При разговоре он наклонялся вперед, так что его рот оказывался в нескольких сантиметрах от моего лица. У Абдул Маджида отвратительно пахло изо рта.

Я с самого начала заявил, что ничего не собираюсь покупать, и принялся расспрашивать торговца, что он знает о копях царя Соломона.

Абдул Маджид усадил меня и подал стакан жидкого чая.

— Сначала освежимся, — сказал он, — а потом побеседуем.

Несколько минут мы молча сидели, погруженные в свои мысли и прихлебывая чай. У задней стены стояли несколько прочных витрин из красного дерева. Их полки были обиты зеленым бархатом, который за много лет выгорел на солнце. У соседней стены располагались изящные напольные часы, изготовленные в Гамбурге. Напротив висел календарь с фотографией Эмпайр Стейт Билдинг, открытый на апреле 1993 года.

В том, что касается времени, Эфиопия живет по своим законам, как бы в параллельном нашему мире. Здесь пользуются не григорианским календарем, как на Западе, а юлианским, который отстает от нашего на семь лет и восемь месяцев. Год в Эфиопии состоит из двенадцати месяцев по тридцать дней и одного месяца, в котором всего пять дней. Каждый год тысячи непроданных западных календарей доставляются в Аддис-Абебу, где они хранятся в течение семи лет, а затем продаются людям вроде Абдул Маджида.