Стая бешеных - Фридрих Незнанский

– Сучка… – голос дрожал и ломался. – Вот сучка…

Нашарил кнопку первого этажа, вдавил… Он держался за ручку двери, готовый распахнуть ее в тот же момент, как только лифт остановится на первом этаже. И сразу бежать… Он этот район хорошо знает…

Пятый, четвертый, третий… Долго, очень долго… Наконец, первый…

Свет ослепил его. Он выбрался из лифта почти на ощупь, но не успел сделать и шага, как ему заплели ноги… Он вырвался, шагнул, но споткнулся о бордюрчик, рухнул на бетон… Он только и смог, что перевернуться на спину, выдернуть снова нож. Он попытался еще прикрыть голову руками, но длинный твердый стержень уже глубоко входил в его глазницу…

…Ирина кое-как доковыляла до скамейки, бухнулась на нее… Ей казалось, что она вся в крови, вся – с макушки до пяток. Крови все еще теплой, почти горячей. Она не замечала, что до сих пор держит в руке искромсанный ножом чемодан. Она не слышала своих рыданий.

– Эй, хватит там! – Из окна на первом этаже высунулась сердитая старушка.

На улице было уже почти темно, она видела сидящую на скамейке девушку, но не видела крови.

– Хватит, я тебе говорю! Ишь, развылась! Прекрати реветь! Немедленно прекрати!

Девушка замолчала.

– Чего-то я тебя раньше не видала, – голос бабульки подобрел. – Что, выгнали? Али сама ушла? А туфля где? Девка, слышь меня? Куда туфлю подевала, дурында ты пустоголовая?

Девушка не отвечала, лишь всхлипывала тихонько.

– И нечего из-за этих мужиков реветь, – со знанием дела посоветовала старушка. – Молодая еще, тыщу себе таких найдешь… Гляди-ка, вон какая красивая… Чего гришь? Не расслышала я чевой-то. Сильно любила? Да пошли ты его к черту лысому! Сам еще на коленках приползет!

– Убила!.. – хрипло простонала Ирина. – Я человека убила!

Пропасть, которая перед ней теперь распахнулась, – не имела дна…

Глава 25. ЗАЩИТНИК.

Юрий Петрович Гордеев имеет толстенный ежедневник, в котором по минутам расписывает свои богатые событиями трудодни, и заглядывает в него аккуратно через каждый час по команде брезгливо пикающих наручных часов. Утро Юрия Петровича начинается, как и у большинства землян, с пробуждения, но то, от чего пробуждается Юрий Петрович, несколько необыкновенно. Чуть забрезжит свет в окошке, Гордеев открывает глаза сам, без всяких будильников. Он просыпается от чувства долга.

Поднявшись и омочив нежной профильтрованной водой лицо, Юрий Петрович поглощает ананасовый йогурт и приступает к комплексу физических упражнений. Проще говоря, он делает зарядку, но делает ее основательно, подробно, потягивая каждую мышцу. После того как лоб Гордеева покрывается испариной, адвокат погружается в заранее наполненную прохладную ванну. Далее несколько минут раздумий около гардероба, благоухающего ароматом мужских духов. Хоть Юрий Петрович всегда останавливает свой выбор на одном и том же сером костюме, он все же прежде предпочитает поперебирать, поразмыслить. Ну, а уж когда надет костюм и портфель набит нужной документацией, адвокат Гордеев завтракает бутербродами с охотничьей колбаской, запивает горячим кофе и по ходу просматривает несколько теленовостей.

В то утро просмотр телепрограмм закончился для него плачевно. А именно – он опрокинул чашку с остатками кофе и прибавил к дорогому отливу своего пиджака несколько крупных темно-коричневых пятен. Причиной тому была вовсе не его неуклюжесть. Юрий Петрович уронил чашку, увидев на экране телевизора после заставки «Дорожного патруля» заплаканную и перепуганную физиономию Иры Пастуховой.

Он хорошо знал Ирину, мог ожидать от нее многого, но увидеть ее в «Дорожном патруле», где под зверским осветительным прибором день ото дня перелистываются рожи всяких мошенников и бандитов!..

– Вот так дела! Это любопытно… – проговорил вслух адвокат, но, вспомнив об испачканном пиджаке, он вдруг сорвался с места и помчался в ванную, под холодную воду: «Тьфу ты… Не отстирается поди».

Словом, досада от поставленных им кофейных пятен на любимом костюме победила любопытство или, если хотите, тревогу за своего товарища по работе. Хотя в общих чертах он успел словить суть дела, он слышал слово – «убила».

– М-да, Ирочка, удивить ты умеешь, – бурчал Юрий Петрович, сидя в своей машине, постукивая пальцем по кожаному рулю. – Что-то теперь тебе будет?

Он был одет уже не в костюм, а в ядовитого цвета свитер и старые потертые джинсы, что помешало бы не знающему его человеку предположить в нем адвоката. Но Юрий Петрович вовсе не преследовал такой цели. Дело в том, что, провозившись с кофейными пятнами, он совершенно не заметил, как иссяк его временной запас, стал торопиться и, не желая опаздывать, надел на себя первое, что подвернулось под руку, – вот отчего он имел столь непрезентабельный вид, а застряв в пробке, совершенно ссутулился и потемнел лицом. Все это не должно было с ним происходить! С кем угодно, но только не с ним. Да, адвокат Юрий Петрович Гордеев ненавидел опоздания и никогда не верил россказням о пробках, застреваниях в лифтах и прочем. «Я почему-то не попадаю, – говорил он в таких случаях, – вы ищите причину в себе! Я-то готов даже поверить, что вы в нее попали, в пробку то есть, но почему? Просто потому, что у вас на пути возникла пробка? Нет, любезные мои, от того, что она у вас в голове!»

Гордеев опаздывал на встречу по делу об ограблении коммерческого магазина. Хозяин этого магазина, не то чеченец, не то ингуш, сам якобы нашел грабителя и доставил его в милицию. Никаких доказательств, кроме пламенной жестикуляции кавказца, у обвинителей не было, но дело на «грабителя» все же завели. Для Гордеева было очевидным то, что обвинение куплено и здесь не что иное как сведение счетов. «Грабитель» – молодой парень из Подмосковья – при встрече ничего не сказал ему и вид имел напуганный.

Не взялся бы Гордеев за это дело, если бы не его дальняя родственница, кажется, троюродная племянница. Она была давно знакома с подследственным и, может быть, даже весьма близко. Юрию Петровичу это не было интересно. Если бы он и взялся за это дело, то только лишь из меркантильных интересов. У племянницы был огромный капитал. Слишком огромный, чтобы ей кто-нибудь мог в чем-то отказывать. Дельце было темное и небезопасное. Мало ли что предпримет тот, кто так настойчиво хочет засадить его подзащитного за решетку? Защищать человека, против которого нет никаких улик, нетрудно, но человека, против которого заводят уголовное дело, не имея этих самых улик… Первым делом Гордеев решил выяснить подробно, с кем он связался. То есть кто те богатенькие недоброжелатели. Для этого он обратился к одному своему могущественному давнему приятелю, на встречу с которым теперь опаздывал.

Не вытерпев черепашьего хода в длинной веренице машин, Гордеев съехал на обочину, взял с заднего сиденья портфель и, оставив свой «СААБ» мигать красной сторожевой лампочкой, поспешил к быстрому и надежному метрополитену. Давненько он в него не спускался. Метрополитен для Гордеева был связан со студенческим веселым беззаботным временем, когда, целуя, краснели, а краснея, приходили в неведомое прежде и после умиление. На станции «Маяковская», когда ему было около десяти лет, в переходе он нашел потерянный кем-то альбом с редкими марками, а на «Кировской» бесхитростный советский пионер Юрочка Гордеев дал в глаз переростку-однокласснику, нарисовавшему на подкладке ранца немецкие кресты. А вообще-то, жизнь его текла счастливо, как у всех, выросших в благополучных семействах.

Выбравшись на поверхность из метро, Юрий Петрович почти побежал, зажав портфель под мышкой и придерживая его обеими руками. Остановившись у светофора в ожидании зеленого света, он принялся разглядывать свое отражение в стекле табачной палатки. Скривив лицо в знак недовольства увиденным, он вновь посмотрел на светофор и вдруг стал нервно пританцовывать, перескакивая с ноги на ногу. Горел по-прежнему красный, а машины текли так плотно, что не было видно противоположной стороны дороги. Вот как бывает – еще утром, сидя за рулем автомобиля, он ругал нерасторопных пешеходов, а теперь ненавидел автомобилистов.

Наконец загорелся зеленый, и Гордеев рванул, как молодая лань, через дорогу, чуть ли не сметая с пути идущих навстречу пешеходов. Но, когда он миновал эту дорогу, ему предстояло пройти коротенький бульвар и встретить еще одну лавину гудящего транспорта. Гордеев чувствовал, что теряет самообладание, и был готов плюнуть на все магазины – ограбленные или процветающие, – плюнуть на себя и на свою профессию.

В этот момент он почувствовал мощный толчок в спину, после которого кубарем покатился на землю. Оказавшись на земле, он автоматически прикрыл голову руками, опасаясь таких же мощных толчков в голову. Эта его предосторожность тут же оправдала себя. Юрию Петровичу показалось, что по нему пробежался взвод солдат с криками: «Отсеки его от дороги! Держи, ломай его, ломай! Ух, гад! Ну, что, не убег?! А, гад! На, сука… На, скотина!..»