Без права на измену (СИ) - Полина Диева

мною мысль о страшной мести со стороны жены, укоренится и обрастёт подробностями в его голове. Егор — трус. Это ничто не исправит. Ревнивый, эгоистичный, жалкий трус. Даже во время коллективных ночёвок в лесу, он продолжает бояться волков. Держит охотничье ружьё на плече и дрожит, ни на шаг не отходя от меня.

— Заканчивай, а? Завтра твой последний день здесь, — я не выдержал и попробовал заставить его вернуться в палатку.

— Будет обидно, если меня загрызут перед переходом на второй уровень, верно? — он даже в туалет за мной теню ходит.

— В округе нет волков, я обманул тебя. А лично я даже лягушку убить не в состоянии. Вернись к костру. Там точно безопасней, — мой запас терпения постепенно подходит к концу.

— Ты обманываешь меня сейчас! — радостно воскликнул он. — Волки есть везде, а без убийства лягушки с оленем ты никогда не перешёл бы на третий уровень.

— Откуда ты это знаешь? — придавил его тяжёлым взглядом и расстегнул ширинку.

Егор растерялся. Начал бубнить себе под нос, что-то несуразное — я опять с огромным трудом разбирал обрывки его сумбурных фраз:

— … сказал, что… нужно стрелять… утка… научиться убивать.

— И нормально разговаривать. Ладно. Завтра я возвращаюсь к своей жене, а ты, надеюсь, успеешь соскучиться по своей. И да, она — будущая мать твоих детей, не забывай. Твой отец бил твою мать, она била тебя. Ты бьёшь свою жену, она будет бить твоих детей. Твои дети будут бить своих жён… Круг замкнётся в бесконечную петлю. Ты хочешь этого? Чтобы твои сыновья пережили всё то, что пережил ты?

— Я не позволю ей этого. Если она только попробует, то…

— То что? Ты выколешь ей второй глаз и научишься сам готовить еду? Сам знаешь, что власти не позволят тебе причинять ей существенный вред, так же, как и не станут запрещать раздавать подзатыльники за невымытую посуду твоим сыновьям. Наоборот — тебя привлекут к ответственности за то, что недостаточно эффективно воспитываешь жену и не можешь создать в семье комфортный микроклимат. Насилие в семье фактически легализовано. Свой максимум воздействия на Ирину ты уже реализовал, ей больше нечего бояться и она может делать почти всё, что пожелает. За её проступки будешь отвечать ты. Вот только хочешь ли ты видеть страдания своих сыновей?

— Я убью эту мразь, если она позволит себе хоть слово грубое сказать моим мальчикам!

— Убьёшь. Не сомневаюсь. И отправишься в Ад. Ты знаешь, что это? Не сомневаюсь, знаешь. Работаешь на правительство, верно? Твоих детей отдадут твоим ближайшим родственникам тогда, и тогда они точно повторят твою судьбу. Если, конечно, твоя супруга не прикончит тебя раньше.

***

Я сделал всё, что мог и попросту сбежал от этой мрази. Спорить, доказывать, уговаривать не было ни сил, ни желания. Да и какой смысл? Его семья — это его семья. Я не могу изменить взрослого мужчину. Попробовать вразумить, посеять зерно сомнений в его голове — да. Изменить — нет. Он либо сам найдёт способ победить необоснованную агрессию, либо… Об этом даже думать не хочу. Сколько таких Егоров в России? Их всех не перевоспитаешь, как ни старайся.

Зато теперь я понимаю, почему Артём выбрал меня. Он понял сразу, что я идеализирую женщин настолько сильно, что из меня может получится приличный муж и отец. От любования до возбуждения всего полшага, главное — антураж подходящий создать. Проблемы с потенцией теперь не кажутся мне настолько уж страшным грехом. В конце концов, моей жене секс тоже не нужен.

Глава 42

Мой подопечный сдал экзамен с первого раза. Не знаю, насколько хорошо я поступил — второй этап он пройдёт точно без проблем. Наверное, стоило «потопить» его. Заставить приходить на пересдачу вновь и вновь. Я мог бы это сделать легко. Ничто меня не ограничивает. Лишить сна, нагружать физически до потери сознания, заставлять поднимать тяжести перед стрельбой. Вымотать человека физически так, чтобы он утром не мог и слова из лекции понять, а оружие из его рук вываливалось при отдаче. Но я тоже прохожу испытание. Своё. И задерживаться дольше необходимого никакого желания не испытываю. Жену моего курсанта очень жаль, но у меня есть своя жизнь и свои проблемы. Всех в этом мире не спасёшь…

— Поздравляю, — похлопал Егора по плечу, больше для галочки, чем по велению души.

— Спасибо. Я хотел сказать тебе… вам. Я не буду её больше бить. Мы — мужчины и должны защищать слабых. Пусть рожает и занимается хозяйством, как Великий Гуру завещал.

Неожиданно и приятно было услышать эти слова. Очень хотелось бы ему поверить, но сейчас он слишком счастлив и доволен собой. Рад, что не завалил испытания. В нашем обществе слишком много насилия и его невозможно искоренить просто словами. Егор, вероятно, пока и сам верит, что сможет стать хорошим мужем и отцом, но пройдёт время и… Даже думать об этом не хочу. Его семья — это не моё дело.

— Похвально. Пусть будет дочь, — решил хоть немного закрепить решение моего подопечного.

— Пусть будет дочь, — повторил тот, склонив голову.

Ненавижу эту пропагандируемую властями фразу и никогда не стал бы её произносить, но если Егор убьёт свою жену, её кровь будет и на моих руках тоже. Пусть лучше, как и многие мужчины, мечтает о рождении дочки и дополнительном гос. обеспечении.

Мы попрощались, наконец, и я сел в джип, который отвёз меня в аэропорт. Можно выдохнуть — всего несколько часов и я снова вернусь в свою жизнь. К жене, будущим детям и, самое главное, работе. Как же меня достала необходимость изображать из себя то, чем я не являюсь! И Платиновый список со всеми его преимуществами тоже.

Единственный способ хоть как-то приспособиться — это вспомнить, что я писатель и запереться в своей комнате. Там я смогу создать тот мир, который нравится мне. С розовыми единорогами, монстрами и богами, которые почти не вмешиваются в человеческую жизнь.

Это решение зрело в моей голове давно, но только сейчас я окончательно решился полностью покинуть реальность. Какое мне дело до Ада и Рая, монастыря и странных традициях, которые появились совсем недавно? Да меня даже генетическая принадлежность собственного, ещё не рождённого сына не интересует! Я слабый, ранимый мужчина, желающий только одного — обрести покой. Всё, что мне нужно — это крыша над головой и возможность писать. А ещё возможность увидеть мать, доживающую свой век в монастыре. Раньше я полагал, что ей там хорошо,