Что рассказал убитый - Владимир Величко

— Ну и все, — дописывая последние буквы и ставя точку, задумчиво сказал Петр, то есть Петр Михайлович, майор уголовного розыска. Потом взял исписанный лист и протянул его доктору Огурцову. — И, как обычно, Дмитрий Иванович… вон там… снизу, пишем: «С моих слов записано верно, мной прочитано».

Затем, дождавшись окончания сей процедуры, майор Колунов взял исписанный и подписанный лист, положил в свою папочку и сказал:

— Дурацкое какое-то положение, Иваныч. Мы на сегодня закончили, а ты знаешь что? Собери всех своих и поговори по душам: кто, что и когда. Мы, конечно, все будем проверять, сравним с тем, что каждый написал и рассказал, но уж ты будь добр — со своей стороны все проверь, ладно? Дурацкое дело, — повторил еще раз майор и, пожав руку судмедэксперту Огурцову, вышел из помещения, оставив того одного. Доктор встал, прошелся по своему небольшому кабинету и, подойдя к окну, засмотрелся на сплошную стену белых берез, сверху усыпанных золотом осенней листвы. Сквозь них пробивалось яркое солнце, и в просветы между колышущимися ветвями отсвечивало безоблачное и совершенно голубое небо. Вдруг ему вспомнилось:

Домик окнами в сад, ты приснился мне простоВ той стране-стороне, где пошло все на снос.Все на снос: дом и сад. И любовь, и печали,И калитка в саду, и оградка во мгле…

«М-да! И оградка во мгле… вот уж действительно, во мгле!» — подумал он.

Вдруг за спиной Огурцова заскрипела дверь, и в кабинет стали заходить сотрудники. И было-то их всего четверо, не считая самого Огурцова да находящегося в отпуске второго эксперта, но тот не в счет.

Огурцов повернулся и оглядел свой женский коллектив: лаборантка, медрегистратор и две санитарки. Доктор, тяжко вздохнув, уселся на свое место и, оглядев женщин, с улыбкой сказал:

— Компания была невелика, але бардзо пожондна: пан аптекарь, пан директор, пьяный золотарь, две курвы и я.

— Дмитрий Иваныч, — обиженно надув губы, спросила Лена, — а при чем здесь… эти… курвы? Ты кого из нас имеешь в виду?

— Никого! Это присказка такая. Значит, вы двое, — Огурцов кивнул на Лену и Женю, — вчера ушли вместе в 14 часов.

— Да, — сухо сказала Евгения, — даже чуть позже, потому что маршрутка отходит в пятнадцать минут третьего. Да чего ты, Иваныч, спрашиваешь? Все знают, что последней ушла Тонька, — и показала на санитарку секционного зала. — И до этого все было в порядке. Ведь Анна Семеновна, вторая санитарка, отпросилась еще в двенадцать часов — у нее же ремонт дома.

Огурцов повернулся в сторону сидящей отдельно на стуле Антонины и сказал:

— Тоня, вспомни, ведь ты вчера опять к концу дня прилично набралась. Я сколько раз предупреждал?

— Так я же с вами вместе ушла…

— Да, ушла, но, во-первых, ты была весьма и весьма… — Доктор щелкнул себя по горлу. — А во-вторых, как установили опера, тебя кое-кто видел: как примерно в три дня ты шла в сторону морга. Зачем?

— Не было этого, — вскинулась санитарка и заплакала. — Я, как ушла, сразу дома спать легла, чтоб мой не догадался.

Огурцов с некоторым сомнением посмотрел на свою помощницу, но ничего говорить не стал. Конечно, гнать ее надо было давно, гнать, но уж очень хорошей санитаркой была Антонина — умелой, честной, все замечающей. Вот Огурцов и держал ее. И, возможно, додержался…

Все немного помолчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Затем доктор встал и грустно сказал:

— Короче, так, девушки вы мои дорогие! Дело обстоит таким образом. Если за десять дней пропажа не найдется, против меня, как должностного лица, будет возбуждено уголовное дело по статье… статье… а, забыл! Короче, за халатность. Посадить, я думаю, не посадят, но судимость… А непосредственного виновника, — и он почему-то глянул на Тоню, — просто выгонят. Вот так. Теперь все по домам, а то из нас следователи, как из… из… собачьего хвоста сито!

— А при чем здесь сито?

— А при чем здесь собачий хвост? — в один голос спросили Женя и Лена.

— А при том, что классиков надо знать! Остап Ибрагимович, который Бендер, так говаривал, — невесело улыбнулся Огурцов и закрыл входную дверь. Некоторое время все молча шли рядом, затем каждый пошел к дому своей дорогой.

Доктор Огурцов тяжко вздохнул и пошел в магазин — купить кое-что из продуктов. Да, думал он, такого еще не случалось, пожалуй, ни с кем; ни в одном районном отделении такого не было отмечено: из морга украли труп. И не просто труп, а труп невскрытого трехмесячного ребенка! Когда его вчера привезли, доктор сильно расстроился: ну не нравилось ему исследовать таких крох, очень он это не любил. Ему проще было вскрыть труп с самого зверского убийства, труп после «темной» автодорожки, а такую кроху — нет! В общем, и не нравилось, да, если честно сказать, не очень-то, наверное, и умел. И вот сегодня с утра — нечего оттягивать неприятное — они собрались, позвали педиатров, и пока они с детскими врачами обсуждали предстоящее вскрытие, прибежала санитарка и тихо сказала:

— Дмитрий Иванович, а дитя-то нет! Вы его куда-то убирали?

— Как нет? — Огурцов даже подпрыгнул. — А где он?

— Нет нигде, — как-то беспомощно ответила Тоня.

Вот после этого и стали искать трупик, но его не было! Обыскали все, даже вокруг морга обошли, и потом позвонили в милицию. Сотрудники прибыли очень быстро, всех опросили, все осмотрели, как говорится, обнюхали — ведь в данном случае могла идти речь о сокрытии возможного преступления. Труп-то не был вскрыт, а значит, заведомо исключить криминал… например, удушение — никто не мог. А, как известно, нет трупа — нет преступления. Вот об этом в первую очередь подумал и прямо сказал Огурцову начальник розыска:

— Исходить будем из самого худшего, а посему искать, ориентируясь на старый добрый принцип: «Кому выгодно?» Тому, кто хочет скрыть нечто криминальное.

Он заикнулся было о родителях, но в тот момент приехали они сами. И узнали, что трупик их малыша не только еще не вскрыт, а вообще — украден… Что тут началось! И доктор Огурцов, не чувствуя своей вины в происшествии, ощутил тогда себя виноватым. И благо сотрудники были на месте, благо опера там же присутствовали. Доктор потом не один год, вспоминая двухметрового папашу, вздрагивал: а если бы в этот момент оперов в морге не было?

Кстати, в процессе осмотра выявили одну особенность: признаков взлома ни окон, ни дверей не было, замок, как установил чуть позже эксперт-криминалист, открывался только родным ключом. Значит, что? Значит, кто-то из своих? Нонсенс. Санитарка Тоня? Не должно быть… Хотя по пьянке… Все может быть!

Ночью доктор почти не спал, ибо вину свою, как врач, как заведующий отделением, все-таки ощущал. Да еще поздно вечером позвонил начальник Бюро и так орал на бедного Огурцова… А что, он прав в своем гневе: ему в вышестоящем органе тоже… попеняли. Поэтому, наоравшись, он уже спокойно выспросил обстоятельства и попросил написать в объяснительной записке все, что тот сказал, но с упором на то, что это сделали посторонние злоумышленники, пытающиеся скрыть следы преступления, а именно труп ребенка.

Прошла неделя. За это время ничего выяснить так и не удалось — «темнуха» была классическая. Досужие обыватели языками чесали, обсуждая этот случай, так что от вращения множества языков ветер по улицам мелкими вихрями-торнадо крутило! И каких только историй не рассказывали: и то, что ребенка зарезали еще живым, и Огурец, боясь расправы, спрятал труп: мол, нет трупа — нет преступления; и то, что ребенок сам ушел; и что ребенок вознесся — были и такие! Доктор сам видел: две тетки, стоя на коленях, молились на здание морга.

А вот у правоохранителей никаких успехов не было. На двое суток задерживали Антонину, но ничего «выбить» не удалось: не возвращалась, спала, ключи нигде не оставляла. С другими сотрудниками особо и не работали. В один прекрасный день Огурцова пригласили в прокуратуру и объявили, что он стал обвиняемым по делу о халатности по такой-то статье УК РФ. Прокурор говорил это извиняющимся тоном:

— Ты пойми, Дмитрий Иванович, родители пропавшего ребенка… то есть пропавшего трупа пишут жалобы куда ни попадя, так что по-другому никак нельзя. Мы ведь не хотели возбуждать дело раньше чем через месяц, а вот сверху давят.

Доктор Огурцов расписался еще раз, формально — уже в рамках уголовного дела — допросился и пошел на работу. И пока шел до работы, в голову лезли идиотские мысли: а сколько дадут, а где адвоката брать, а если реальный срок, то далеко ли законопатят? И прочая подобная ерунда.

На работе доктор собрал коллектив и сообщил «радостную» весть:

— Коллеги, вы должны знать: вами теперь руководит уголовник, впрочем, временно, до суда. Так что…

И кое-кто из его женщин заплакал, а Тоня сказала:

— Дмитрий Иванович, я пойду в милицию и сознаюсь, что это сделала я.