Доктрина шока - Наоми Кляйн

В Чили, Аргентине и Уругвае хунты начали операции мощной идеологической чистки. Они сжигали книги Фрейда, Маркса и Неруды, закрыли сотни газет и журналов, захватили университеты, запретили забастовки и политические митинги.

Особенно грязным нападкам были подвергнуты «розовые» экономисты, которых «чикагские мальчики» не могли победить до переворота. Из Университета Чили, — главного соперника базы «чикагских мальчиков» — Католического университета, были уволены сотни преподавателей за «несоблюдение морального долга» (среди них Андре Гундер Франк, отошедший от чикагской школы, который писал из Чили гневные письма своим бывшим американским профессорам)24. Гундер Франк рассказывал, что во время переворота «шестерых студентов застрелили у главного входа в экономическое отделение, чтобы преподать наглядный урок всем прочим»25. Когда хунта захватила власть в Аргентине, солдаты вломились в Южный университет в Баия-Бланке и арестовали 17 ученых по обвинению в «подрывной преподавательской деятельности»; и большинство из них были с экономического отделения26. «Необходимо разрушить источники, которые питают, формируют и накачивают своими идеями подрывные элементы», — заявил один из генералов на пресс-конференции27. В рамках «операции "Чистка"» пострадало 8000 «идеологически подозрительных» левых преподавателей28. В вузах были запрещены групповые презентации — как проявления скрытого коллективного духа, опасного для «индивидуальной свободы»29.

В Сантьяго на Национальном стадионе среди других арестованных оказался легендарный левый исполнитель песен в народном стиле Виктор Хара. Неистовое стремление заставить культуру замолчать ярко отразилось в том, как с ним поступили. Сначала солдаты сломали ему обе руки, чтобы он не мог больше играть, затем, по данным чилийской комиссии «Правда и примирение», в него выпустили 44 пули30. Чтобы он не мог никого вдохновлять после своей смерти, режим приказал уничтожить архивные оригиналы его записей. Мерседес Coca, представительница аналогичного музыкального направления, была вынуждена покинуть Аргентину, революционного драматурга Аугусто Боаля пытали и изгнали из Бразилии, Эдуардо Галеано изгнали из Уругвая, а Вальш был убит на улице Буэнос-Айреса. Культуру целенаправленно истребляли.

Параллельно ей на смену приходила другая — очищенная и здоровая — культура. В начале диктатур в Чили, Аргентине и Уругвае были позволены только два вида собраний публики: парады, демонстрирующие военную мощь, и футбольные матчи. В Чили женщину могли арестовать за ношение брюк, а мужчину — за длинные волосы. «По всей Республике проходит тщательная чистка», — заявляла передовая статья аргентинской газеты, подконтрольной хунте. Она призывала повсеместно соскабливать нарисованные левыми граффити: «Вскоре стены засияют, очищенные от этого кошмара с помощью мыла и воды»31.

В Чили Пиночет захотел отучить свой народ от привычки собираться на улицах. Самые крохотные скопления людей разгоняли при помощи специальных брандспойтов — водяных пушек, любимого орудия Пиночета для контроля над толпой. Хунта держала их повсюду, вплоть до самых маленьких, чтобы рассеивать горстки школьников с листовками на тротуарах. Даже погребальные процессии, если горе выражалось слишком шумно, грубо разгоняли. Эти брандспойты, прозванные «гуанако» — в честь лам, которые любят плеваться, — использовали для очистки улиц от людей, как будто бы они были человеческим мусором, чтобы пустые улицы сияли чистотой.

Вскоре после переворота чилийская хунта издала распоряжение, в котором призывала граждан «участвовать в очистке вашего отечества», сообщая об иностранных «экстремистах» и «фанатиках-чилийцах»32.

Большинство исчезавших после облав были не «террористами», как их красноречиво называли, но скорее людьми, которые, как понимали хунты, являлись наиболее серьезным препятствием для реализации их экономических программ. Среди этих людей попадались и настоящие противники, но большинство были просто выразителями ценностей, противоположных ценностям осуществлявшихся революций.

Систематический характер этих чисток можно обнаружить, сопоставив даты и сроки исчезновения людей, зафиксированные правозащитниками и комиссиями по расследованиям. В Бразилии хунта воздерживалась от массовых репрессий до конца 60-х, но было одно исключение: как только совершился переворот, солдаты провели облавы на руководителей профсоюзов на фабриках и больших ранчо. Согласно данным, приведенным в книге «Бразилия: это не должно повториться», их поместили в тюрьмы, где многих подвергли пыткам «просто по той причине, что они были приверженцами политической философии, противоположной взглядам властей». Отчет комиссии расследования, основанный на судебных записях самих военных, показывает, что «Главное рабочее командование» (CGT), основное объединение профсоюзов, в документах хунты представлено как «вездесущий демон, которого надо изгнать». Отчет делает однозначный вывод, что военные, «пришедшие к власти в 1964 году, особенно тщательно занимались «"чисткой" данного сектора», потому что они «боялись распространения... сопротивления профсоюзов экономическим программам хунты, основанным на уменьшении заработной платы и денационализации экономики»33.

В Чили и Аргентине военные правительства воспользовались хаосом переворота, чтобы разгромить профсоюзное движение. Эти операции были тщательно запланированы заранее, поскольку систематические облавы начались уже в день переворота. В Чили, пока всеобщее внимание было приковано к президентскому дворцу, другие армейские подразделения отправились на «фабрики в так называемый район промышленного пояса, где производили облавы и аресты. В течение нескольких следующих дней», по данным чилийской комиссии «Правда и примирение», были совершены облавы еще на нескольких фабриках «с последовавшими арестами множества людей, часть которых позже была убита или пропала без вести»34. В 1976 году 80 процентов политических заключенных в Чили относились к рабочим или крестьянам35.

В отчете аргентинской комиссии расследования «Это не должно повториться» отмечен параллельный хирургический удар против профсоюзов: «Мы обратили внимание на то, что значительная часть таких операций [против рабочих] прошла в день переворота или сразу после»36. Среди описаний облав на фабриках один случай особенно ярко показывает, как ярлычок «терроризма» использовался в качестве маскировки для нападения на мирных рабочих активистов. Грасиела Геуна, политзаключенная лагеря пыток Ла-Перла, описывала, как ее охранники-солдаты тревожились из-за надвигающейся забастовки на электростанции. Забастовка оказалась бы «важным примером сопротивления военной диктатуре», и хунта не хотела, чтобы это случилось. Геуна вспоминает, что «солдаты решили превратить ее в незаконную, или, по их выражению, "монтонеризировать" ее ("Монтонеро" — название партизанской группы, с которой к тому моменту армия уже успешно расправилась). Забастовщики не имели ни малейшего отношения к "Монтонеро", но это не играло никакой роли. Солдаты Ла-Перлы собственноручно распечатали листовки с подписью "Монтонеро", призывающие рабочих к забастовке». Затем эти листовки стали «доказательством» права похищать и убивать руководителей профсоюзов37.

Нападения на профсоюзных лидеров часто совершались при тесном сотрудничестве с владельцами предприятия; судебные дела последних лет дают документированные примеры прямого участия местных дочерних компаний иностранных монополистов в расправах над рабочими.

В годы, предшествовавшие перевороту, растущая воинственность левых сил в Аргентине пугала иностранные компании как с экономической точки зрения, так и с точки зрения личной безопасности. В 1972-1976 годах пятеро руководителей компании Fiat были убиты38. Судьба этих компаний круто изменилась, когда хунта захватила власть и приступила к реализации программы чикагской школы — теперь они могли беспрепятственно затопить местный рынок импортными товарами, снижать работникам зарплату, увольнять их по своему усмотрению и посылать полученную прибыль за границу.

Несколько транснациональных корпораций с энтузиазмом выразили свою благодарность. На ближайший Новый год после установления власти военных в Аргентине Ford Motor Company напечатала праздничную рекламу, в которой открыто заявляла о своем союзничестве с режимом — «1976: Аргентина снова выбирает свой путь. 1977: Новый год веры и надежды для всех аргентинцев доброй воли. Аргентинское отделение Ford Motor и его сотрудники будут бороться за осуществление великой судьбы отечества»39. Иностранные компании не просто благодарили хунту за ее замечательную работу, некоторые из них активно участвовали в кампании террора. В Бразилии несколько транснациональных корпораций, объединившись, финансировали свою собственную приватизированную команду палачей. В середине 1969 года, когда жестокость хунты достигла своего пика, появились стоящие над законом полицейские силы под названием «Операция "Бандейрантес"», или ОБАН. По данным отчетов, приведенных в книге «Бразилия: это не должно повториться», эта организация, укомплектованная военными офицерами, финансировалась за счет «пожертвований различных транснациональных корпораций, включая Ford и General Motors». Существующая вне официальных военных и полицейских структур, ОБАН могла себе позволить «гибкость и безнаказанность в методиках допроса», как говорится в отчете, и скоро прославилась невероятным садизмом40.