Серое Преосвященство: этюд о религии и политике - Олдос Хаксли

После Пон-де-Се вооруженная борьба сменилась переговорами, которые закончились Анжерским миром. В награду за то, что помог прекратить гражданские раздоры, умерил требования грандов и помирил короля с матерью, Ришелье потребовал кардинальскую шапку. Люин формально согласился и послал в Рим просьбу о том, чтобы епископа Люсонского повысили в сане при первой же возможности, но одновременно с официальном письмом, в частном порядке, дал понять, что не спешит видеть своего соперника князем церкви. Ришелье сделали кардиналом лишь в 1622 году, через несколько месяцев после смерти Люина. Между тем епископ стал слишком важной фигурой, и с ним нельзя было не считаться. В уплату за свою дружбу или, по крайней мере, дружественный нейтралитет Ришелье потребовал, чтобы племянника Люина, де Комбале, женили на его племяннице, мадемуазель де Пон-Курле. Племянник был отличной парой, ибо за свое недолгое пребывание на посту Люин стяжал огромные богатства — не только для себя, но и для всех членов своей нуждающейся и неродовитой семьи. Посредником, на деле устроившим брак, был отец Жозеф. Мы можем не сомневаться: он верил, что исполняет внешнюю волю Божью, если воспользоваться терминологией его учителя.

Быстрое окончание войны оставило короля со значительной армией, полностью оснащенной, но ничем не занятой. Люин был за то, чтобы немедленно ее расформировать. Отец Жозеф — против. Он увидел здесь счастливую возможность, которую грех было бы упустить, — возможность приступить к великому труду национального объединения, о чем он так часто беседовал с Ришелье на дороге между Луденом и Туром. Армия ниспослана Провидением; король должен воспользоваться ею, чтобы укрепить монархию и позиции истинной веры. Конкретно, он должен повести ее в Беарн, на западном краю Пиренеев. Эта провинция, родина Генриха IV, все еще пользовалась определенной автономией и, что еще хуже, настолько была заражена протестантством, что свыше пятидесяти лет католицизм находился там фактически вне закона. Пусть король выступит немедленно, вернет себе отцовское наследство и восстановит истинную веру.

Людовик XIII слушал и склонен был последовать совету монаха, которому вторили Ришелье и вся католическая партия. Люин же, человек совершенно не военный, возражал. Судьба домашнего крестового похода висела на волоске. Наконец, отца Жозефа вызвали изложить свои взгляды совету, на котором председательствовал сам король. Согласно кардиналу де Рецу, отец Жозеф говорил «как ветхозаветный пророк», призывая к немедленному походу на юг. Большинство приняло его сторону, и во главе армии, увеличившейся за счет католических солдат из лагеря мятежников, король выступил в поход.

Беарн сдался без сопротивления и был официально включен во Французское королевство. Декреты Жана д'Альбре были отменены, конфискованные церковные земли возвращены первоначальным владельцам, католичество востановлено в провинции. Отец Жозеф, сопровождавший армию, трудился не покладая рук: основывал монастыри, заново освящал храмы, организовывал миссионеров, которые должны были вернуть еретиков в лоно истинной Церкви. Так же, как Ришелье, он считал, что гугенотов нельзя обращать силой. «Навязанная религия, — заявлял он, — уже не религия». Военные действия против гугенотов надо вести не потому, что они протестанты, а потому, что они хотят быть как бы независимым государством внутри государства французского. Их надо привести к покорности, но веру пусть исповедают такую, какую хотят. Обращение их должно быть задачей католических миссионеров, например, капуцинов. Таковы были принципы отца Жозефа в отношении еретиков, и по большей части его практика соответствовала этим принципам. Среди католиков многие предпочли бы обойтись с протестантами более сурово. Благодаря Ришелье, расчетливому и консервативному государственному деятелю, и благодаря отцу Жозефу, ревностному проповеднику и миссионеру, возобладала политика большей терпимости. В результате после своего политического поражения гугеноты остались лояльным меньшинством полезных и довольных граждан. Преследование их Людовиком XIV в дальнейшем не было оправдано ни политически, ни экономически. Это был акт, что называется, «высокого идеализма» — другими словами, чистого и беспричинного изуверства.

Из Беарна королевские войска двинулись к важной гугенотской крепости Монтобан. Командовал ими Люин, которого сделали коннетаблем Франции. Контраст между звучным титулом генерала и его воинской бездарностью был постоянным предметом презрительных шуток. Шли недели; осаду Монтобана пришлось позорно прекратить; затем, после других унизительных неудач, королевский фаворит предупредил свое неминуемое падение, заразившись тифом и в последние дни 1621 года бесславно умерев.

Теперь король остался и без фаворита и без толкового советника, и следующие два с половиной года правление осуществлялось чередой слабых и в целом некомпетентных кабинетов. Перемещаясь между Туренью и Парижем, отец Жозеф исподволь продвигал своего друга, новоиспеченного кардинала. Задача была непростая. Ибо, хотя Ришелье по своим способностям далеко превосходил всех государственных деятелей Франции, король не хотел прибегать к его услугам. Причин такого нежелания было много. Начать с того, что кардинал был крайне противен ему физически. Сам болезненный невротик, король любил, чтобы его окружали здоровые тела и здоровые души. Он брезгливо избегал контактов с этим ущербным церковником, скрывавшим за сдержанными манерами нервные аномалии, по-видимому, не менее значительные, хотя и в ином роде, чем его собственные.

Кроме того, Людовик мучительно сознавал свои недостатки; он знал, что он тугодум, что он невежествен, патологически угрюм и нерешителен. Поразительные способности кардинала, его почти сверхчеловеческую волю и целеустремленность он воспринимал как укор самому себе и в то же время как угрозу своей личной независимости. Бездушное, жестокое воспитание поселило в нем страх перед грубой силой и недоверие к любой властной личности. Мало того, что кардинал вызывал у него отвращение и стыд, — он еще и пугал его. Но весомее этих личных причин для того, чтобы отвергнуть Ришелье, оказались политические и государственные причины для того, чтобы его принять. Правда, репутация у него в некоторых отношениях была неважная. Он льстил ненавистным Кончини и открыто признавал себя их креатурой. Далее, будучи сослан в Блуа, он вел тайную переписку с Люином, докладывая ему о всех планах королевы-матери. Информация была полезной; но репутации информатора как человека верного это не способствовало. Тем не менее очевидно было, что он — несравненный политик и, судя по всему, единственный человек, способный разрешить насущные проблемы страны. Людовик XIII относился к своим королевским обязанностям очень серьезно; то, что он преодолел свою личную неприязнь к Ришелье и умел подавлять ее в течение всех восемнадцати лет их сотрудничества, свидетельствует о силе его гражданского чувства. Первый раз и самым решительным образом этот гражданский дух проявился, когда король, уступив настойчивым уговорам и неотразимым уже аргументам, ввел Ришелье в государственный совет. Это произошло в апреле 1624 года. Через четыре месяца король продемонстрировал свой гражданский дух вновь. В августе был арестован глава кабинета Ла Вьевиль и на его место поставлен Ришелье. Одним из первых поступков Ришелье на новом посту было письмо провинциалу Турени. «После Бога, — объявил он, — отец Жозеф был главной причиной моего нынешнего возвышения». Он попросил капуцина немедленно придти в Париж, где его ждет важная работа. Глава ордена дал разрешение, и в самом скором времени отец Жозеф занял должность, на которой оставался вплоть до своей смерти в 1638 году, — неофициальную должность главы ведомства по иностранным делам.

Глава 6

Сотрудники

Отец Жозеф окончательно и безоговорочно подчинился своей судьбе. Его карьера проповедника и учителя молитвенной науки не то чтобы прервалась — с почти нечеловеческой энергией он продолжал и наставлять монахинь и руководить разраставшейся организацией зарубежных и внутренних миссий, — но отступила на задний план перед карьерой политической. С этих пор он в первую очередь был сотрудником Ришелье и — только что не по званию — его министром иностранных дел. В жизни как капуцина, так и кардинала лето 1624 года оказалось поворотной точкой. Дойдя в повествовании до этой даты, уместно будет, я полагаю, посвятить несколько абзацев сравнению двух наших персонажей, которые с этих пор будут работать в тесном сотрудничестве.

Во время бесплодного визита в Мадрид в 1618 году отец Жозеф услышал от хозяев всего одно конкретное предложение — недвусмысленно бесчестное. Близкие к правительству важные особы посетили монаха в отведенной ему келье капуцинского монастыря, заверили его в том, что король питает к нему глубочайшее уважение, что герцог Лерма восхищен его добродетелями и талантами, что и король и герцог желают улучшения отношений с Францией и готовы, если отец Жозеф поддержит происпанскую политику, проводившуюся Марией Медичи и с ее изгнанием скомпрометированную, предоставить в его распоряжение любую сумму, какую он соблаговолит назвать, — разумеется, не на его личные нужды! Неужели преподобный отец мог такое подумать? Нет, нет, на какое-нибудь благое дело, небезразличное преподобному отцу, — на какую-нибудь, скажем, миссию или новый монашеский орден, посвятивший себя созерцанию неизреченного величия и красоты Божьих…