Спасатель - Вадим Денисов

К врагу я подходил из леса, углубившись в заросли метров на семьдесят.

Ну, здравствуйте, башибузуки, Федя пришёл.

Так, полянку я выбрал… Дерево? А вон, дуб здоровенный, необхватный, почти по центру. Отлично, его и используем. И кто тут у нас бандитствует, таблички мирным белым обывателям рисует? Что тут думать, опять негры. Знали бы настоящие команчи, кто их легендарным именем прикрывается… в каждой чёрной заднице было бы по три томагавка — антеннками.

С карабином, судя по всему, звеньевой. И ещё двое, с "хаудахами", эти на спецэффектах. А позиция у них хороша, повезло гренадёру, что стрелок у команчей никакой. Я бы давно его из-за машины выковырял.

Ба-бах! Ба-бах!

В ответ подозрительно коротко огрызнулся "Солотурн", патрончики того, близится момент "тю-тю". Ну, револьвер у бойца точно есть, у всех висят.

Это "хаудахи" бьют — под горку навесиком, картечью. Толку никакого, а по нервам давит, откуда ошалевшему бойцу наверняка знать, что там за стволы. Да и подавлен он изрядно. О! Звеньевой перезарядился.

Пора мне. Я тщательно прицелился, вложившись в уже хорошо знакомый, привычный приклад.

Гэнц! — громко тявкнул мой верный "маузер".

Звеньевой резко дёрнулся, даже спину выгнул, высоко, поднял голову, будто стараясь что-то рассмотреть вдали. И начал заваливаться набок. Всё, звеньевой… прощайте, пионерские костры, прощай, интернациональный Артек.

Осознал уже? Ну, падай дальше.

А я побежал.

И рванул! Низко пригнувшись, сразу уходя в кустах вдаль и вправо.

Ба-бах! Ба-бах!

Кусты зашелестели. Картечь у них, какая там дуэль. Картечь свою цель в конусе всегда находит. А Федя не "скорострел", не умею я вот так: пятью выстрелами моментально пять банок сшибать на пятидесяти метрах, это к "тактикам". Не учили меня этому, меня другому учили.

Бежал к дубу, но, пока они с матами и воплями пёрли напрямки через густой кустарник, ломая ноги, резко свернул и упал в кусты, метрах в десяти левее огромного дерева, вжался, заёрзал, забирая землю под себя, вжимаясь, как скат. Изготовил "маузер".

Бандюки вывалились на поляну одновременно, злые, азартные. Хорошо, что у меня не "винт" и не автомат. Безобидно вышло. Какой-то мудак шмальнул из пестика пахану под мышку, и нарезал с места событий — догнать, да вальнуть гада, чего ждать! Срочно, пока с двух сторон не зажали.

Негры начали осторожный, как им казалось, обход широченного дуба с двух сторон. Ну и обходили бы среди деревьев, чего жмётесь-то к дереву? А если там медведь — успеете отпрыгнуть? Не, они вообще тут на охоту ходят? Смотрят только на дуб. Где же я ещё могу быть, раз такое дерево на поляне…

Давай, чёрненький, давай — тебя жду, когда за дерево зайдёшь.

Есть, дальний скрылся.

Гэнц! — снова тявкнул мой задорный "немец".

Ближний — минус; вались, вались, что ты за шею схватился, засыпай.

Оставшийся резво отскочил на прежнюю позицию, "хаудах" от дуба не отводит, даже с расстояния видно, как трясётся. Но понимает, что уже и убежать не получится, нет обратной дороги. На секунду во мне проснулось дурное хулиганское желание что-то киношно крикнуть, форс подать. Нельзя дурить, меня там карабин ждёт, ещё упрёт кто. Кто упрёт, о чём ты, Федя? Не знаю, кто — но страшно. Языка попробовать? Ну, нафиг. Я уже всё решил, мне он не нужен, дуэлить и рисковать не хочу.

Потому…

Гэнц! — бабахнул "маузер". Во так, noch einmal, и хватит тебе на сегодня, отдыхай, машинка.

Времени на вдумчивый обыск у меня особо-то и нет, там внизу люди в беде, в Базель гнать надо. Быстро обшмонав карманы, и вытащив у второго пачечку кредов, я схватил два обреза, кое-что по мелочам, и полетел к карабину — что там меня ждёт?

Осторожно глянул вниз, Ленни высовывается, уже из-за "геленда" — обозначилась — и машет рукой.

— Щас!! — заорал я. — Спускаюсь!

Главный бандит лежал среди камней. Остывает чувак.

Хорошо попал, по месту. Теперь быстренько смотрим трофеи.

О, боги! Карабин "Mauser 98k", точнее, "Karabiner 98k", образца 1937 года. Нет, ну какой же это Плохой Лес? Эта зашибательский лес.

А-а-а!! Я сглотнул слюну. Пожарьте его до золотистой корочки!

Семь полных обойм, пять пачек и россыпь, на вид штук двадцать патронов.

Предводитель команчей в жизни не был особо богатым человеком, но креды у него водились, как и фуелы, в количестве десяти штук. Китайский живорез, той же страны бинокль, их заберу. Записная книжка, уже третья "болталка туриста" — надо же, с внутренней связью группа. Ладно, бежим вниз.

— Ленни, иду!

Возле "геленда" суета, спасать осталось только одного человека, Франца, напарник выжившего гренадёра действительно мёртв. У Франца ранение в руку и в ногу, чуть не дожали его команчи. Аптечка у швейцарцев хорошая, всё экстренное есть, нам бы такую. Чмокнув боевую подругу, я на секунду прижав девушку к себе, успокаивающе погладил по голове. Похоже, не ошибся.

Пока Ленни колола воину противошоковый комплект и обезболивающее, я подгонял Руби и брал на буксир недвижимый джип патруля. Работать было не удобно, но заряженный "маузер", как повесил на себя, так уже снять и не смог. Как ребёнок с игрушкой, честное слово.

На гору трудяга Руби втащил покалеченного германского собрата без фанатизма, но уверенно. Машина патруля бита крепко, рацию главарь первым делом расколотил. Ещё бы. С такой дистанции, да с "маузером"… можно новую надпись на панели написать, будь предводитель стрелком. В общем, у Франца Нойнера сегодня ещё один День Рождения.

С перевала рация схватила блокпост.

— Что у тебя там, русский партизан!

Зря веселишься, командир.

— CONTACT. Твой патруль попал в беду, огневой контакт с противником.

— Где!

— Почти сразу за перевалом, на краю Плохого Леса.

— ROGER Что с ними, рейнджер!

— COCKADAU, один. Застрелен. Франц ранен, везём на базу. OVER.

— Как это случилось?

— После, Рольф, после… Мы с Ленни вовремя подоспели, отбили твоих парней. Высылай встречу с медиком.

— Проклятье! На посту ни одной машины!

— Так ищи. Мы едем. OUT.

Я ехал за рулём "геленда", накидав на сиденье тряпок, и с внутренней дрожью, в красках представлял, как же нам повезло, что патруль проехал первым.

Короче, не нравится мне этот маршрут.

Категорически не нравится. И ситуация не нравится.

Трезво размышляя, мы влипли в историю. Теперь, конечно, знаменитым рейнджерам, спасшим патруль гренадёров короля от полного разгрома, торжественно пожмут руку, глядишь, даже подкинут какой-нибудь ништячок, вручат значок "Юный Друг Пограничника" и удостоверение с тисненой золотом надписью "Сигуранца. Внештатный Сотрудник", а улыбчивый господин Отто Бахманн возьмёт такого удалого русского на особый список. Пришёл незнамо откуда с оригинальным оружием и машиной. Со стороны нехорошей, команчистой, куда лишь отдельные патрули изредка ездят, — люди нормальные там не ходят. А он живёт! Где-то в лесу. Один! Русский, а в ассоциации с регулярными радиопередачами русского анклава — русский агент внедряющийся, пользуясь свисским либерализмом, в подотчётную зону.

Что потом? Потом под видом остро необходимой прививки вколят мне в мышцу какую-нибудь радиометку и пикающий маячок, чтобы "руссише партизанен" не сбег, часом, к своим. Навесят хвостов, подсадят "новых знакомых".

Оно мне надо?

Всё. Завтра, нет, послезавтра… Опять нет, не успеем.

Короче, по готовности уходим по реке на Шанхай, в разведрейс, посмотрим, как там обстановка, сколько в этом южном анклаве стоит подобное авто и торчат ли в земле таблички с надписями "Смерть белым".

Валить тебе пора, Федя.

Глава 7

Дела скучные сухопутные,

и не совсем скучные речные.

Двери "Балтазара" периодически открываются и закрываются, двое мальчишек таскают внутрь коробки и мешки. Фрау Амманн затеяла ремонт служебного входа.

Открывается дверь — и в зал влетает душноватый запах летнего курортного городка, века, пожалуй, девятнадцатого, в чистом воздухе нет привкуса автомобильных выхлопов. Закрывается — на тёмные обеденные столы опять наступают запахи кухни, свежих булочек с чесноком, готовые противни уже стоят на стеллажах, близится время обеда.

Пастораль, вроде бы. Но тревожно. Всё и вся вокруг притихло, как перед бурей. То и дело вижу, как люди шепчутся о чём-то там, где ещё недавно громко разговаривали и смеялись. На улицах стало меньше людей и машин. Даже лица изменились, хотя и это можно отнести к проявлениям моей паранойи.

Скоро обед, в таверну придут постоянные клиенты. Но я хитрый, обедаю раньше.

Рядом со мной, напротив, сидит Франц Нойнер, благодарный патрульный, почти друг и уж точно приятель. К столу прислонена трость, хромать ему ещё не меньше двух недель. Левая рука почти не беспокоит, хотя он постоянно её ощупывает. Франц привёз ствол, и мы, после осмотра и моего искреннего восхищения, решили пообедать. Естественно, в "Балтазаре": и Монике хорошо, и нам вкусно. Хотя, объективности ради, в Базеле весь общепит не халтурен. Гренадёр заказал себе жареную курочку, мёдом мазанную — категорически не люблю, корочка не столько жареная, сколько карамелизированная, не тот вкус. А Францу нравится.