Гиперборей - Юрий Никитин

Гульча перестала считать на двадцатой смене блюд, а их все несли: свиные уши, вымоченные в кислой ежевике, поджаренную печень кабанчика с лесными грушами, турьи языки в муравьином соку... Пещерник постепенно ожил, начал пробовать основательнее. Гульча не удержалась, отщипнула чего то неслыханно сочного, духмяного, с опасением положила на язык, и там сразу растаяло нежно. Она непроизвольно сглотнула, чувствуя, что живот вот-вот лопнет. Пещерник ел уже вовсю, чавкал, брал еду руками. Жирный сок тек по толстым пальцам, губы блестели. Она возненавидела его — не предупредил, теперь вот жрет, а она только смотрит!

Храбр часто поднимал кубок, пили здравицу за воинские подвиги, за Перуна и его воинов. За столом было шумно, с Храбром пировали самые свирепые воины и самые отличившиеся.

В зал зашел воин, на сапогах тина, к мокрой одежде прилипли листья. Оставляя ошметки грязи, он прошел через просторную горницу прямо к столу, бросил на стол перед Храбром связку стрел. Храбр вопросительно поднял брови. Воин наклонился к его уху, что то прошептал.

Храбр выслушал, кивнул воину на дальний конец стола. Олег и Гульча с беспокойством посматривали на вождя. Тот наполнил кубок, выпрямился во весь рост, кольца на поясе громко звякнули.

— Воины Перуна! — прокричал он зычным голосом. — Пусть не скажут в соседних племенах, что мы не учтивы к чужим... Ха ха!.. Вот сегодня святой пещерник, пробираясь ночью через лес со своей послушницей, в темноте нечаянно обронил свои стрелы. Наши воины полдня лазали по кустам, но собрали все до единой! Я возвращаю их святому человеку и говорю, что ни одну не уронил зря, ха ха! Только двоих Кабан успел застать живыми, ха-ха... Возвращаю тебе твои стрелы, святой человек!

Он потянулся через стол, положил связку перед Олегом. Один из старых воинов покачал головой, сказал недоверчиво:

— В полной темноте... четырнадцать стрел!.. и два промаха?.. Нам бы такие промахи...

Гульча ответила громким сердитым голосом, который прорезал шум и гам:

— А что ты хотел?.. Своими стрелами он бы не промахнулся. Эти были не его, а дураков, которые гнались за нами!

Храбр внезапно шумно фыркнул в кубок, пиво выплеснулось на стол. Он захлебнулся от смеха:

— Стрелы тиверские?.. А хозяину, небось, сломали шею?

Гульча сказала сердито:

— Кому шею, а кому спину!.. нам делать нечего, как запоминать.

Теперь уже хохотали все воины, взревывали от восторга, хлопали ладонями по коленям, стучали рукоятями ножей. Храбр хохотал, запрокинув голову. В палаты, привлеченные шумом, заглянули повара, заулыбались с облегчением, исчезли.

Олег сказал смиренно:

— У нас важное дело. И срочное. Я хотел бы выехать завтра на рассвете.

Он украдкой осмотрел суровые лица, испещренные шрамами. В их жестоких глазах сейчас пляшет смех. Но рашкинцысамые лютые, самые жестокие...

Храбр сказал успокаивающе:

— Святой пещерник, только свистни!.. Ты принес нам удачу восемнадцать дураков с их мечами, кольчугами, шлемами. На обменном торге за хороший меч дают пять хороших коней. Или сорок коров. Кстати, мы захватили их коней тоже у тиверцев кони хорошие!

Олег кивнул: даже плохая лошадь стоит пять волов, а хороший боевой конь потянет на целое стадо. Тиверцы славились конями, к тому же были хорошими оружейниками. В погоню за ним отрядились в полном вооружении, взяли лучших коней и лучшее оружие, не пожалели. Вот только на свою беду догнали уже на чужой земле.

Старый воин, что сидел рядом с Гульчей, предложил:

— Я подберу настоящие длинные стрелы. Нашенские! Мы чтим стрелков, они тоже угодны Перуну.

Другой добавил негромко:

— Я подберу коней.

Храбр подмигнул Олегу одобряюще:

— Им можно верить, святой волхв. Один лучший стрелок, а другой коней понимает лучше, чем людей.

Олег спросил осторожно:

— А для моей послушницы?

Он ощутил, как напряглась девушка, дыхание ее остановилось. Храбр отхлебнул из кубка, сыто рыгнул, обнадеживающе пробурчал:

— Не знаю. Пусть сама поглядит. Каких коней выберет, тех и отдам. Одного под седло, троих в запас. Подойдет?

Олег медленно наклонил голову, пряча радость:

— Еще бы! В конях она разбирается. В людях неважно, зато в конях...

Старый воин довольно взревел, толкнул Гульчу в бок огромным кулаком:

— А что люди? Тьфу!.. Вот конида!

Гульча ответила с вызовом, глядя на Олега:

— Конечно, лошади намного лучше, чем некоторые люди. Мы завтра посмотрим с утра. Седла с потниками?

— Есть скифские, меровингские, каролингские, но лучше нашенские, переделанные для местных коней. У франков кони мелковаты, у тевтов тяжелы, вот у тиверцев и рослые, и быстрые, и выносливые!

Они углубились в детали, Олег дальше не слушал. Гридни вереницей вносили сладкое, Олег все еще пробовал, но перестал указывать на мешок. По обычаю рашкинцев понравившееся блюдо можно было взять с собой, многие принесли мешки из непромокаемой кожи. Пещернику гридни без его напоминания складывали не самое лакомое, а пригодное для дальней дороги.

Лишь за полночь ушел Олег с пира. Им постелили роскошную постель, мягкие шкуры и меха лежали в десять слоев, подушки были из тончайшего пуха.

Похоже, Храбр мало верил в святость пещерника — второй постели не оказалось вовсе. Гульча скользнула под шкуру первой и замерла в ожидании, но пока Олег снимал сапоги, расстегивал пряжки, развешивал по стенам ножи, пояс, она... заснула, измученная такими событиями дня.

Проснулась, сразу ощутила стыд и злость на себя, торопливо протянула руку рядом еще тепло, но самого пещерника не оказалось. За стеной ржали кони, слышались голоса. В раскрытое окно светило яркое солнце.

Храбр сам заботливо проверил мешки, копыта лошадей. Они выехали на своих конях: Олег на огромном белоснежном жеребце, Гульчана вороном. Оказывается, тиверцы подобрали их, идя по следу беглецов, привели в руки рашкинцев. В запас Гульче дали двух рослых коней под расшитыми чепраками, в изукрашенной узде, а в гриву вплели цветные ленты. Олег косился, хмыкал: рашкинцы считали ее свирепой поляницей, но не забывали, что она красивая женщина, под которой и конь должен быть красивым.

Десять воинов сопровождали их до граничных холмов. Когда они остались позадихолмы и воины, Гульча проговорила тихонько:

— Я не верила, что уберемся целыми... Каждый миг чего то опасалась!

— Я тоже, — признался Олег.

Гульча искоса оглянулась, но рашкинцы уже повернули коней, исчезли за деревьями.

— Хорошо я подыгрывала?

— Умница, — подхватил Олег. — Искусная притворщица.

Они поехали молча. Гульчачак косилась на пещерника, стараясь угадать: похвала или издевка? Он ехал неподвижный, суровый, невозмутимый. Ей хотелось залезть к нему вовнутрь, прочувствовать его, понять, чего он хочет, чем живет.