Миг бытия так краток - Роджер Желязны

Солнце сделалось крошечным кусочком апельсинной кожуры на западе. Морби провел нас торжественным строем через все поле к дереву.

Вдоль всего поля и по другую сторону факелов сидели на земле от восьмидесяти до ста зрителей.

Морби показал на красную хибару:

— Как вам нравится мой дом? — спросил он.

— Замечательный, — сказал я.

— У меня есть постоялец, но он днем спит. Вы скоро встретитесь с ним.

Мы достигли подножия высокого дерева; Морби оставил нас там в окружении караула. Выйдя в центр поляны, он обратился к куретам с речью по-гречески.

Мы договорились подождать с попыткой вырваться, пока бой не приблизится к развязке, какой бы та ни была, а возбужденные куреты полностью не сосредоточатся на финале. Женщин мы оттеснили в середину нашей группы, и я сумел пристроиться с левой стороны, рядом с меченосцем-правшой, которого собирался прикончить, когда придет время. Очень жаль, что мы находились в дальнем конце поляны: чтобы добраться до лошадей, нам придется пробиваться мимо их кулинарной ямы.

— ….а потом, сегодня ночью, — вещал между тем Морби, — восстанет Мертвец и сразит сего могучего воина, Хасана, ломая ему кости и швыряя его по всему этому месту пиршества. И, наконец, он убьет этого великого врага, и выпьет кровь у него из горла, и съест его печень, сырую и еще дымящуюся в ночном воздухе. Такие деяния совершит он этой ночью. Могучая сила у него.

— Могучая, о могучая! — закричала толпа, и кто-то принялся колотить в барабан.

— А теперь мы призываем его воскреснуть…

Толпа в экстазе подхватила:

— Воскреснуть!

— Воскресни…

— Воскресни!

— Ура!

— Ура!!

— Острые белые зубы…

— Острые белые зубы!

— Белая-пребелая кожа…

— Белая-пребелая кожа!

— Руки, что терзают…

— Руки, что терзают!

— Рот, что пьет…

— Рот, что пьет!

— Живую кровь!

— Живую кровь!!

— Великое наше племя!

— Великое наше племя!!

— Велик наш Мертвец!

— Велик наш Мертвец!!

— Велик наш Мертвец!!!

— ВЕЛИК НАШ МЕРТВЕЦ!!!

Это последнее заявление они проревели уж совсем безумно. Человеческие, получеловеческие и вовсе нечеловеческие глотки исторгли из себя эту короткую литанию, словно приливную волну. Наши караульные тоже вопили, выпучив глаза. Миштиго зажимал свои чувствительные уши, и лицо его выражало мучительную боль. У меня у самого звенело в голове. Дос Сантос перекрестился, и один из караульных недовольно замотал головой, глядя на него, и многозначительно поднял меч. Дон пожал плечами и снова повернулся лицом к полю.

Морби подошел к лачуге и трижды стукнул ладонью по раздвижной двери. Один из часовых отодвинул ее.

Внутри стоял громадный черный катафалк, окруженный черепами людей и животных. На нем возлежал огромный гроб, сделанный из темного дерева и изукрашенный ярким извилистым орнаментом.

По сигналу Морби караульные подняли крышку. Следующие двадцать минут Морби был занят выполнением бесконечного количества инъекций чему-то, скрытому в недрах чудовищного гроба. Все движения он проделывал исключительно медленно, торжественно и ритуально. Один из караульных отложил меч в сторону и ассистировал ему. Барабанщики поддерживали постоянный неспешный ритм. Толпа замерла в полном безмолвии, напряженно чего-то ожидая.

Затем Морби повернулся.

— А теперь Мертвец восстанет, — объявил он.

— Восстанет! — отозвалась толпа.

— Пришло время принять жертву.

— Пришло время…

— Выйди, Мертвец, — призвал он, снова поворачиваясь к катафалку.

И он вышел.

Во всю свою величину. Ибо был он здоровенный. Огромный и тучный. Да, Мертвец и впрямь был велик. Тянул фунтов, эдак, на триста пятьдесят.

Он сел в своем гробу и огляделся вокруг. Почесав грудь, подмышки, шею и пах, выкарабкавшись из большого ящика, он встал рядом с катафалком, возвышаясь над ним. Морби на его фоне казался жалким карликом.

На нем были надеты только набедренная повязка и большие сандалии из козьих шкур. Кожа его была белой, мертвенно-белой, белой, как рыбье брюхо, белой, как луна… как смерть.

— Альбинос, — определил Джордж, и его голос разнесся через всю лужайку, потому что был единственным звуком в ночи.

Морби взглянул в нашем направлении и улыбнулся. Взяв Мертвеца за короткопалую руку, он вывел его из хибары в центр поля. Мертвец отшатнулся от света факелов. Когда он приближался, я внимательно изучил выражение его лица.

— На этом лице не видно ни искры разума, — выразила мое мнение Рыжий Парик.

— Вы видите его глаза? — спросил, подслеповато прищуриваясь, Джордж. Его очки были разбиты в схватке.

— Да, они розоватые.

— А есть у него складки эпикантуса?

— Мм… Да.

— Угу. У него монголизм. Ручаюсь, он полный идиот, вот почему Морби удалось так легко сделать из него то, что он сделал. И посмотрите на его зубы! Такое впечатление, что они заточены.

Я присмотрелся. Он ухмылялся во весь рот, потому что углядел цветастую макушку Рыжего Парика, тем самым выставив на обозрение множество отличных острых зубов.

— Его альбинизм и есть причина предписанного ему Морби ночного образа жизни. Взгляните, он уклоняется даже от света факелов! Явно гиперчувствителен к любым актиническим лучам.

— А чем вы можете объяснить его диетические наклонности?

— Благоприобретенные, конечно, в принудительном порядке. Многие первобытные народы точили кровь своего скота. Казаки это практиковали вплоть до двадцатого века, так же как встарь. Вы разглядели раны на тех лошадях, когда мы проходили мимо загона? Кровь, знаете ли, очень калорийна, если научиться не перебирать с ней, а Морби, уверен, с детства регулировал питание этого идиота. Поэтому он и является вампиром — его таким вырастили.

— Мертвец восстал, — произнес Морби.

— Мертвец восстал, — согласилась толпа.

— Велик наш Мертвец!

— Велик наш Мертвец!!

Тут он выпустил мертвенно-белую руку и подошел к нам, оставив единственного известного нам истинного вампира тупо ухмыляться посреди поляны.

— Воистину велик наш Мертвец, — сказал он, улыбаясь самому себе, когда приблизился к нам. — И великолепен, не правда ли?

— Что вы сделали с этим бедным созданием? — спросила Рыжий Парик.

— Очень немногое, — ответил Морби. — Он в основном таким уродился.

— А что за инъекции вы ему сделали? — поинтересовался Джордж.

— О, перед подобными схватками я блокирую его болевые центры, закачивая в них новокаин. Отсутствие проявления болевых реакций усиливает ореол его непобедимости. Я также сделал ему гормональный укол. В последнее время он изрядно прибавил в весе и стал несколько медлителен. Укол должен это компенсировать.

— Вы говорите о нем так, будто он механическая кукла, — возмутилась Диана. — И обращаетесь с ним, как с игрушкой.

— Он и есть игрушка. Непобедимая игрушка. А также бесценная… Эй, Хасан. Вы готовы?

— Готов, — ответил Хасан, скидывая плащ и бурнус и передавая их Эллен.

На плечах у него вздулись бугры мускулов, а пальцы рук слегка сгибались и разгибались, и он двинулся вперед — охрана его пропустила. На левом плече у него виднелся большой рубец, и еще несколько поменьше пересекали спину. Свет факелов окрасил его бороду в кроваво-красный цвет, и мне вспомнилась та ночь в хумфосе, когда он исполнял пантомиму удушения. Мама Жюли тогда сказала: «Твой друг одержим Анжелсу» и «Анжелсу — Бог смерти и посещает только своих».

— Велик этот Воин, Хасан, — объявил, отворачиваясь от нас, Морби.

— Велик этот Воин, Хасан! — отозвалась толпа.

— Сила его равна силе многих.

— Сила его равна силе многих! — повторила толпа.

— Но еще более велик Мертвец.

— Но еще более велик Мертвец!

— Он сломает ему кости и разбросает их по этому месту пиршества.

— Он сломает ему кости!..

— Он съест его печень.

— Он съест его печень!

— Он выпьет кровь у него из горла.

— Он выпьет кровь у него из горла!

— Невероятна сила его.

— Невероятна сила его!

— Велик Мертвец!

— Велик Мертвец!!

— Сегодня ночью, — тихо добавил Хасан, — он и впрямь станет мертвецом.

— Мертвец! — выкрикнул Морби, когда Хасан вышел вперед и встал перед ними. — Я приношу тебе в жертву этого Хасана!

Затем Морби быстренько убрался с арены боя и сделал знак караульным отконвоировать нас на противоположную сторону ристалища.

Идиот осклабился еще шире и медленно протянул руки к Хасану.

— Бисмилля! — рявкнул Хасан, делая стремительное движение, будто отворачиваясь от него, нагибаясь вперед и вбок.

Словно внезапно отпущенная пружина, он начал движение от земли, поднялся, разворачиваясь, и нанес хлесткий мощный удар основанием ладони, врезав Мертвецу по челюсти слева. Белая-пребелая голова альбиноса откачнулась дюймов так на пять. Но он продолжал ухмыляться.