Ничьи Земли (СИ) - Рысевич Таня

— Как и любое другое, — пожала плечами Рысь. — Я выбрала его потому, что хотела показать, что моя связь с Лесом не прекратилась от того, что я провела семь лет за его пределами. Мне это удалось. Быть может, я читаю следы и не лучше всех, но достаточно хорошо, чтобы это было отмечено.

— Вот это я уважаю! — внезапно присоединился к беседе Дон. — Сам я так толком и не выучился, хотя и пытался.

Рысь неодобрительно глянула на огородника. Корон давно заметил, что Дона она недолюбливает. Впрочем, он мало кому был приятен после короткого знакомства. Убедившись, что её больше не будут перебивать, Рысь продолжила.

— Третью бусину я получила, как и положено, за сказание. Вы, наверняка, запомнили сказания по тому Празднику, на котором вы были. Сказание к празднику — есть перевод старой легенды с Древнего на Общий язык. Оно показывает, что человек в достаточной степени владеет обоими языками и знает традиции.

— А расскажи нам своё сказание! — предложила Ависар.

Корон увидел, как скривился Дон, даже не потрудившись отвернуться. Поэзия Лесного Народа действительно была блюдом для любителя, к каковым Корон относил себя. Неожиданно просьбу Ависар поддержали Велен и Лина.

Рысь согласно кивнула, встала, на несколько секунд прикрыла глаза, “оставляя суету” позади. Когда она открыла глаза, на лице уже было то самое медитативное выражение, знакомое Корону (и всем остальным) по Празднику. Рысь читала сказание неторопливо, нараспев, но, на вкус Корона, чересчур монотонно.

Когда-то зелёной весенней порою,

Когда всё растёт и цветёт, поутру,

Берёза с своей белоснежной корою

Орешник вдруг встретила в тёмном бору.

Ему подходил уже срок превращаться:

Лосёнку пятнадцатый шёл уже год

Зайчиха же не прекращала бояться

Вступить под рябиновый девичий свод.

Она некрасива была: то все знали,

Хотя и мила на какой-нибудь взгляд.

Родители сгинули в страшном пожаре.

Несчастье случилось два пять лет назад.

Они полюбили друг друга не сразу,

Точнее, Лось сразу, Зайчиха потом.

Не мог отвести от её взгляда глазу

Зайчиха казалась сначала Котом.

Он ей говорил, что она всех прекрасней

Что всех и сильней, и ловчее она.

Она не могла быть во всём с ним согласна,

Сказала однажды такие слова:

«Нарисуй мне рябину, коль я красива,

А коли ты врёшь— то осиновый лист.

Что, дрогнули руки? Глава опустилась?

Вот то-то, под солнцем не больно схитришь.

Ты врал мне при звёздном прозрачном сияньи,

Ты врал у ручья мне при полной луне.

«Тебе показалось!» — я так говорила.

Как жаль, что не очень-то верил ты мне.

Вот лето промчалось, кусты поредели,

И самообман разлетелся, как прах.

Уж скоро начнутся и злые метели,

А ты всё стоишь… И осина в руках.»

Он ей отвечал, ведь владел сильно словом:

«Вот видишь, я прав был: ты всех нас умней

А шрамы свои ты покажешь другому.

По мне ты всегда будешь всех красивей.»

Как только сказание окончилось, Рысь отступила на шаг назад и откровенно смутилась. Корон не сдержал улыбку. Ему очень нравилась эта способность Лесного Народа оставить волнение и стеснение “на потом”, а сейчас всей душой отдаться тому, что ты делаешь. Корон тоже всегда старался так делать, когда, например, тренировался, и всё же ему казалось, что Лесной Народ здесь преуспел больше, чем Орден Хранителей. А Рысь превзошла самого Корона, несмотря на то, что полжизни провела за пределами Леса.

Смутилась не только Рысь. Корон отчётливо видел терзания на лице Искры. Ей явно хотелось что-нибудь сказать, но она не могла выбрать между неприятно искренностью и неправдой. Хранительнице стихи не понравились, это было видно. Но столь смелое выступление заслуживало хоть какой-то оценки. Корон попытался собрать в голове свои свежие познания о Древнем языке и понять, каким образом будет лучше всего ответить. Язык во многом определяет сам способ, которым люди мыслят, это было совершенно очевидно. А, значит, в языке же и кроется способ реагировать на подобные события.

— Благодарю тебя, Золотая Рысь, — сказал Корон. — Мы услышали твои слова.

“Кажется, угадал”, — радостно подумал Корон, замечая, как разглаживается на лбу Рыси наметившаяся было складка. Юна отозвалась одобрительным ворчанием, и проводница с удовольствием потрепала её по голове.

— Как я получила четвёртую бусину, вы знаете, — закончила свой рассказ Рысь, — и теперь я — охотница.

— Охотница? — переспросил Корон, недоумевая, к чему она это сказала.

Рысь точно с таким же недоумением посмотрела на него, пытаясь, видимо, понять, смысл его вопроса. И, судя по её ответу, некоторое взаимопонимание всё-таки произошло.

— Каждый выбирает свой путь — путь охотника или путь хранителя, — пояснила девочка. — Я понимаю, что в этом обществе, — она кивнула Искре и Корону, — это слово может быть понято несколько иначе, но таково название.

— И в чём разница? — спросила Искра. — Охотники ходят на охоту?

— Нет, — Рысь покачала головой. — Конечно, охотники охотятся, но охотиться могут и хранители, — девочка задумалась и неуверенно произнесла. — Это как разница между идущим и бегущим; между адептом Ордена, который читает в книге о магии и тем, который изучает магию, применяя её; между тем, кто ждёт и тем, кого ждут…

— То есть у вас есть группа искателей приключений на свою задницу и каста людей, которые спокойно сидят дома и не рыпаются? — заключил Дон.

Рысь аж задохнулась от такого нахальства. Корон отчётливо видел, как она набрала воздуха, как напряглись её плечи, как сжались губы. Грозно сверкнув глазами, она повернулась к Дону, с силой выдохнула, указала на него пальцем и, как приговор, провозгласила:

— Ты! — палец дрогнул. — Ты всегда говоришь больше, чем думаешь!

Она развернулась и быстрым шагом, почти бегом, ушла со стоянки. Юна бросилась за ней, и Корон не стал останавливать их обоих.

Дон трясся от сдерживаемого смеха.

— Больше говорю, чем думаю! — проговорил он, потирая рукой лицо. — Чёрт возьми, эта девчонка зрит в корень! Лучше и не скажешь!

— Кто такой чёрт? — пользуясь моментом, спросила Искра.

— От любопытства кошка сдохла! — парировал Дон.

— Но я не кошка! — справедливо возмутилась Хранительница.

Дон расхохотался уже открыто.

— Это верно. Зато эти лесные чудики назвали кошкой Наяну. Вот уж кто от любопытства сдохнет!

— Не дождёшься! — скрытница скрестила руки на груди и вздёрнула голову.

— К-кстати, вы знаете, что происхождение этой поговорки связывают с Орденом Тайн? — тоже, посмеиваясь, сказал Велен. — Ведь к-кошка — один из символов этого Ордена. И любопытство — одна из наиболее частых причин смерти скрытников при… хм… исполнении с-служебных обязанностей.

— Ложь, — парировала Наяна. — Нас убивает не тяга к тайнам, а нежелание некоторых людей ими делиться.

Пожалуй, эта причина выглядела разумной.

— Дон, — сказал Корон, — я, конечно, всё понимаю, но ты не мог бы с Рысью как-нибудь повежливее? Ей тут непросто приходится.

— А кому из нас легко? — пожал плечами огородник.

***

Лишард шёл по хорошо знакомой ему тропе к хутору, опираясь на палку. Его мутило, и голова до сих пор раскалывалась, но он хотел сходить туда сам. Остальные члены “Ордена Пятнадцати” согласились подождать, пока он вернётся. Где-то за его спиной неслышно ступал по тропе Арн. Возможно, в былые времена Лишард и стал бы нервно оглядываться через плечо, пытаясь понять, что там делает эльф (с ума сойти, эльф!), но Лишарду, по большому счёту, было всё равно. Вчера он всерьёз собирался умереть и до сих пор не до конца осознал, что ещё жив. А, впрочем, хорошо, что так получилось. Ловушка была рассчитана на Кибу. Смерть была просто лучшей альтернативой тому, чтобы попасться ему в руки живым. “А, впрочем, парни выбрались и живут нормально”, — одёрнул себя Лишард, вспоминая Дона и Маирана. Ну да, нормально. Если только не вспоминать лицо Маирана, когда он увидел Фрисса. Или это просто шутки памяти? Лишард отнюдь не был уверен, что из вчерашних воспоминаний было на самом деле, а что он додумал. В любом случае, вчера Киба не явился, а значит запускать огненное кольцо было глупо. Но куда же он делся? Только бы он не сумел выследить, куда отправились жители Холмов…