Приключение в наследство - Илона Волынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 16
Ночной переполох
Ночь опустилась на взбаламученный замок. Стихала дневная беготня, встающие ни свет ни заря скотники уже устраивались на лавках, а кто и прямо на присыпанном сеном полу, жались друг к другу, обогревая промозглый каменный зал теплом своего дыхания. Счастливцы, имеющие право ночевать на кухне, выгребали золу из печей, ловя остатки исходящего от нее тепла. В парадном зале еще пылал громадный камин и слышались лихие возгласы – пан полковник пил мировую с посланником князя, но и они уже выдыхались, и позевывающие слуги выдергивали из постелей набитые углями грелки и засовывали бормочущих панов старшину под нагретые перины.
Пошатывающийся Охрим брел к крепостным воротам:
– Сюда того клятого посланца везти Охрим хорош, а пить с их старшинскими милостями рылом не вышел? Та и грець с вами, паны гордовитые, что я, сам выпить не могу? Еще как могу! – Его ноги сами собой выписали лихой крендель в снегу, подтверждая, что может, и еще как, – замковая стена выскочила навстречу и заботливо подставила захмелевшему казаку бугристую каменную грудь, к каковой он и приник и погрузился в раздумья: на что было и вовсе покидать гостеприимный шинок за замковой стеной? Воспоминания оказались не из приятных – Охрим охлопал себя по бокам: ни за пазухой, ни в поясе, ни даже в сапоге не оказалось и монетки. Тяжко вздохнув, он отлепился от стены и, кивнув караульному у ворот, поковылял дальше в замок. Снежок скрипел под сапогами, эхом отражаясь в опустевших замковых улочках, садился на шапку белой пушистой оторочкой, легкий морозец покусывал грудь под удальски распахнутым кожухом, выгоняя из тела хмельную расслабленность, а мысли делая трезвыми и мрачными.
Два года он таскается за Косинским по Волыни и Киевщине – а как был голотой, так и остался: ни в старшину не выбился, ни кошель не набил. Так и не поделенную добычу, где была и Охримова доля, посланец Острожского увезет, да навряд ли обратно по панским имениям раздаст, в княжью казну положит.
– Большие паны завсегда свое возьмут. И чужое тож не забудут, – пробурчал Охрим, снова приваливаясь к стене. Путь, обычно недлинный, теперь казался бесконечным, как путь в татарскую неволю. Хоть бы кто на двор вышел, плечо подставил, так нет же, пусто, как в крестьянском амбаре по весне. – А простому казаку по зиме хоть с голоду помирай!
Скрип снега всколыхнул тишину. Охрим поглядел на свои сапоги, убедился, что они здесь, а значит – идет не он.
– Ось ты-то мне и поможешь до постели добраться! – серьезно объявил он и шагнул вперед – из проулка меж сараюхами на двор у замкового колодца.
– Чтоб после жалеть не пришлось! – прозвенел голосок, и от колодца мышиным скоком пробежала девчонка. Слишком большая – почти до колен – кацавейка скрывала фигуру, нос девчонка кутала в платок, но Охрим ее сразу узнал! Охрим языком пошерудил на месте выбитого деревянным башмаком зуба. Как не узнать ту, из-за кого даже середь дурней, что пошли за паном Косинским, Охрима называют самым дурноватым! Когда Киев брали, много кого ранили, но одного Охрима подстрелил мальчишка! И утек! Да разве кто помнит, что это хлопцы его упустили? Все помнят, как пан гетман девку у Охрима отнял – будто Охрим ее сверх положенной доли добычи взять хотел! Жлобом нынче кличут, жмотом, а то и вором. И грошей нема, и обозвали. Вот Охриму и пекло за все свои беды до малой сотниковны добраться. Ну а после того как девка на гусятне на него напала… только и оставалось, что бегом за паном гетманом на бой с Острожским, чтоб не слушать, что «нашего Охрима не то что гуси заклюют, та й куры загребут». Бой Косинский проиграл, и вовсе без добычи остались. Охрим сам не знал как, но был готов поверить, что и тут клятая девка виновата!
Охрим проводил девчонку недобрым взглядом, но следом не пошел – та нырнула на поварню, а связываться с теткой Оленой ему даже сейчас не хотелось. День-два – посланник Острожского уедет, и тетка с ним, тогда он до поганки и доберется! А вот с чего это она ночь-полночь бегает? Охрим с интересом уставился на другой конец замкового двора.
Молодой хлопец сплюнул вслед убежавшей девчонке, повернулся на каблуках и, зло давя снег подошвами добротных сапог, зашагал прочь.
– Сдается, хлопче, и тебя ця лазутчица Острожских достала! – покрутил головой Охрим, уже позабыв, и что сам выдумал историю про лазутчиков, чтоб заставить караулы гоняться за клятой сотниковной, и что после победы лазутчики в крепости князю больше не нужны. – А сам-то ты кто таков будешь? – Неожиданно тихо и легко он перемахнул колодезный двор и углубился в запутанную паутину проулков.
Хлопец шел торопливо, сильно подавшись вперед, словно ломился навстречу урагану, и не оглядывался. Охрим невольно ухмыльнулся: вот так и он когда-то уходил от родительской хаты, отправляясь на Сечь, – бегом и не оглядываясь. Хлопец, сдается, на лихое дело идет! Острое предчувствие удачи, что перекроет все недавние беды, охватило казака.
– А вот поглядим, кто над кем потом надсмехаться будет: вы над Охримом, али Охрим над вами! – погрозив кулаком кому-то неведомому, прошептал казак и, прижимаясь к стене, заспешил следом.
Мальчишка уверенно петлял проулками, так что Охрим, всегда считавший себя в замке человеком своим, начал понимать, что запутался. Только рисующаяся на фоне неба осанистая башня донжона не давала сбиться с пути. Хлопец свернул за очередной сарайчик… поспешающий за ним Охрим отпрянул: средь хозяйственных построек обнаружился захламленный дворик, а во дворике – пара тощих и унылых волов, запряженных в груженную с верхом телегу. Рядом маялся дядька, такой же понурый, как его волы: и худая свитка на тощем теле, и усы, похожие на крысиные хвостики, и фонарь в руке – все уныло обвисло. Тени от огонька в фонаре стремительно носились по двору, то сжимаясь в комок, точно прячется кто-то, то вырастая на стенах амбаров в жутких чудищ.
– Все загрузили, дядька? – торопливо спросил хлопец.
– Волов-то моих, кормильцев, мне вернут? – не отвечая на вопрос, сам спросил дядька, и было в его голосе глубочайшее неверие в такую удачу, точно спрашивал он по обязанности, ни в малой мере не надеясь, что и впрямь увидит своих волов еще раз.
– Да на что они нужны? – хлопец и дядька словно сговорились менять вопрос на вопрос.
– Но вот понадобились же! – кивая на груженую телегу, буркнул дядька. – Слышь, хлопче… Може, я того… с тобою поеду? За воликами своими пригляжу.
Хлопец взобрался на телегу, подхватил вожжи… наклонился и положил руку дядьке на плечо.
– Поверь мне, дядька… Вот не надо тебе со мной ехать! – проникновенно сказал он. – Целее будешь!
– Та шо мне самому целому быть, ежели волов нема? Разом с жинкой и детьми по весне с голоду помирать? – тоскливо вздохнул дядька, и его худая свитка и вислые усы снова затрепетали на ветру. – Ты хоть на дорогу гляди, хлопче, щоб волики мои, риднесенькие, не покалечились, – безнадежно попросил он. – Може, фонарь возьмешь?
– Ты что, дядька, сбрендил? – хлопец аж отшатнулся. – К пороху с огнем?
– Зброяр, а пороха боишься, – пробурчал дядька.
– Потому и боюсь, что зброяр, – наставительно сказал хлопец и решительно оборвал разговор. – Хватит уже болтать! Цоб-цобе! – негромко прищелкнул он языком и тряхнул вожжами. Тощие волы напряглись так, что сквозь шкуру аж ребра проступили, и стронули проседающую под грузом телегу с места. Дядька мучительно сморщился, телега заскрипела и покатила – не к главным, а к задним, почитай что потайным (хоть все и знали, где они), воротам замка.
Затаившийся Охрим черной тенью перемахнул площадь. Фонарь в руках у дядьки дернулся, тени снова заметались, то взбегая по стенам, то обрушиваясь в снег, но казак уже скрылся во мраке. Прячась в густой тени домов, он скользил следом за неторопливо катящей телегой, и сердце колотилось, как даже в бою не бывало. Груженая телега с порохом, а хлопец – зброяр, и только что этот зброяр встречался с той самой девчонкой! Уж не он ли так ловко в Киеве с пистолем управлялся? И куда он нынче порох-то везет, да еще целую телегу?
Скрипя так же уныло, как ее хозяин разговаривал, телега доехала до задних ворот замка. Высунулся караульный, ворота открылись, и, едва протиснувшись сквозь узкие створки, телега выкатила из замка. Охрим метнулся к воротам.
– Что за телега? – рявкнул он на закрывающего створки караульного. Тот сперва дернулся, оглянулся… но, увидев простого казака, зло сплюнул под ноги:
– Чего орешь, нибы ты тут сотник? Тебе что за дело?
Дать бы ему раза, да только кулачищи у караульного не жиже Охримовых будут, а подозрительная телега уезжает все дальше…
– А такое мне дело, что я тож выйти хочу! – с пьяной важностью объявил он. – Надо мне… в шинок!
Караульный принюхался:
– Ты ж с шинка идешь!
– А я в другой шинок! – повисая на створке, требовательно выпалил Охрим.