Меченые злом - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возможно и так. – Артем угрюмо кивнул. – Тогда просматривается совсем уж невероятная версия…
– Ты о чем? – спросил эксперт, разливая спирт по мензуркам.
– А, не бери в голову, – отмахнулся майор. – Это я о своих проблемах.
– Выкинь весь мусор из головы и причащайся, раб божий.
Они выпили, зажевали капустой и закурили.
– И что ты от меня хочешь? – спросил Горюнов, снова взяв в руки листки ватмана с портретами подростков. – Если требуется размножить эти изображения, то никакого другого фоторобота не нужно. Эти рисунки гораздо лучше любых фотографий.
– Скажем так – с эстетической точки зрения. Но для розыска мне все же хотелось бы получить изображения этих подростков в разных ракурсах.
– А еще лучше – в полный рост, одетых и обутых. Данные по их одежде есть?
– Естественно… – Майор достал из папки какие-то бумаги. – Здесь все разложено по полочкам.
– Вот теперь я понял. Наконец дошло.
– Сделаешь?
– Попытаюсь.
– Как быстро?
– Ну… дня через два, три…
– Такой срок не катит. Мне твоя компьютерная графика нужна уже завтра. Скажем, к вечеру. Надеюсь, машина изображения не исказит?
– Обижаешь… Это просто чудо современной техники. Она может рисовать все, что угодно.
Даже мультики. Или всякие там голливудские страшилки: монстров, гигантских акул, огромных анаконд и так далее, притом все изображения очень натуральны. Эту графическую станцию киношники оторвали бы у меня с руками и ногами.
– А как попала эта техника к вам? Не думаю, что такие компьютеры раздают всем криминалистическим отделам страны.
– Не смешите меня жить… – Горюнов коротко хохотнул. – Как бы не так. Обычный компьютер и то не допросишься. Просто у нашего генерала есть хороший друг. Который как раз и возглавляет КБ, занимающееся разработкой таких графических станций. Вот он и презентовал нам по дружески эту машинку – для обкатки на производстве. Она, кстати, пока состоит под грифом "Совершенно секретно".
– Чего не сделаешь ради друга.
– Намекаешь?
– Не без того…
– Ладно. Будет тебе даже не изображение этих подростков в полный рост и во всех проекциях, а целое кино. Приходи завтра к восьми вечера. И не забудь заскочить в гастроном.
– Так я завсегда…
Оба, как по команде, пьяно расхохотались. Все-таки, спирт – чертовски крепкая штука…
И в это время нагло и требовательно зазвонил телефон. Они переглянулись и, не сговариваясь, отрицательно покрутили головами.
– Да ну его… – буркнул Горюнов, с ненавистью глядя на не перестающий тренькать телефонный аппарат. – Надоел. Зараза…
– Рабочий день уже давно закончился, – воинственно поддержал его Артем.
– Конечно. Интересно, кто это может быть?
– Какая разница. Кто бы он ни был, третий в нашей компании – лишний.
Они снова рассмеялись, но уже не так весело. Телефон не умолкал.
– Нет, ну что ему нужно!? – гневно спросил эксперт.
– Наверное, этот телефон беспокоится, чтобы ты не остался без работы.
– Да-а, он очень заботливый…
Не утихающие телефонные звонки уже не только раздражали, но начали вызывать гнев.
– Может, бросить в него чем-нибудь потяжелее? – высказал идею Артем.
– Нельзя. Нет, точно говорю – нельзя, – с пьяным упрямством боднул головой.
– Думаешь, не попаду?
– Попадешь. Верю. Но – нельзя. Это мой инвентарь. Я за него в ответе.
– Ну, раз так, значит, тебе все-таки придется поднять эту чертову трубку. Иначе я за себя не ручаюсь.
– Ты считаешь, что я должен…
– Поднимай! – рявкнул майор. – Все равно не отвяжутся. Похоже, они уже позвонили охране лаборатории.
– Выпал один светлый вечер за весь месяц и тот испохабили… интересно, кто? – Горюнов с видом мученика взял трубку. – Слушаю… А помедленней нельзя!? Кого? Такие здесь не пробегали. Очень нужен? Вот привязался… Что? Ну, если так… А как ты нас нашел?
Понял, понял, передаю… – Он обернулся к Артему. – Оказывается, это тебя. Похоже, чтото очень серьезное. Меня твой прохиндей послали так далеко, что отсюда не видно.
– Майор Чистяков! – рявкнул в трубку разозленный Артем. – Кто это? Сипягин!? Чтоб тебе было пусто… Что там у нас опять стряслось?
Выслушав взволнованный и сбивчивый рассказ старшего лейтенанта, Артем побледнел словно полотно. Он медленно передал телефонную трубку Горюнову и невидящим взглядом уставился на темное окно.
– Артем Саныч? Что с тобой!? – воскликнул испуганный эксперт.
– Капитан Гольцова… в реанимации. Парни из линейного отдела милиции нашли ее час назад в районе вокзала.
– Как?..
– Ножом, – понял недосказанное Артем. – Сипягин говорит, что на ее теле живого места нет. Всю истыкали.
– Есть надежда, что выживет?
– Врачи утверждают, что жизненно важные органы не задеты. Но она потеряла слишком много крови. А это очень плохо.
– Да уж…
– Пойду я, Серж. Мне нужно, во-первых, попытаться с нею поговорить (если, конечно, это возможно), а во-вторых, осмотреть место происшествия – по горячим следам.
– Если очнется, передай от меня лучшие пожелания. Я с нею, увы, лично пока не знаком, но говорят, что она очень даже ничего. Жаль терять такие кадры… От всех криминалистов привет передай, чтобы побыстрее выздоравливала.
– Непременно передам. Спасибо за угощение. Бывай…
Майор быстро ушел. Помрачневший Горюнов с сожалением посмотрел на остатки спирта в колбе и с трагическим вздохом водрузил ее на прежнее место – в шкаф.
Импровизированная вечеринка явно не задалась. А как все хорошо начиналось…
Глава 16
"Утро красит… ля-ля… цветом, стены древнего Кремля… Ля-ля-ля…", – бодро и весело напевал Саюшкин, направляясь по асфальтированной дорожке к своему дому. День и впрямь начинался прекрасно. Он хорошо выспался, затем плотно перекусил у Сурена – армянина, который держал маленькую прелестную кофейню; она работала с шести утра до часу ночи.
А после Леха зашел на вещевой рынок, где битый час точил лясы с одной хорошей девушкой по имени Валентина. Она явно была к нему неравнодушна, и беспредметный разговор, полный прозрачных намеков и завуалированных комплиментов, доставил Саюшкину истинное наслаждение.
С девушкой вор был накоротке чуть больше пяти месяцев. Знакомство состоялось как в душещипательном киносериале: пошел на вещевой рынок, чтобы купить себе брюки, а вышел из палатки Валентины едва не ее задушевным приятелем. Конечно, Леха умел втираться в доверие к людям, – "специальность" располагала к большой контактности – но здесь был не тот случай.
Они понравились друг другу с первого взгляда. Ну бывает так между людьми: едва сказали несколько слов, а уже чувствуют взаимную симпатию и притяжение. Случается и обратный вариант: стоит только посмотреть на чье-нибудь лицо (часто вполне симпатичное), как оно почему-то кажется рожей со свиными глазками, которые нередко глядят на тебя точно с такой же антипатией.
Валентина и Саюшкин виделись редко – от силы раз в неделю. И чаще всего на рынке.
Недорого, но прилично одетый мужчина – а Леха тщательно следил за своей одеждой – нравился девушке все больше и больше. Он не позволял себе грубостей и пошлостей, был весел, остроумен, немножко болтлив (но женщины любят, когда у мужчин, ко всему прочему, еще и хорошо подвешен язык) и достаточно щедр – Саюшкин иногда дарил ей цветы и милые, недорогие безделушки, купленные здесь же, неподалеку, на лотках.
В разговорах Валентина и Леха никогда не касались сугубо личной жизни друг друга. На эту тему они наложили молчаливый и единогласный запрет. Но как-то так вышло, что Валентина и Саюшкин достаточно быстро определились в главном – они были холостыми.
По крайней мере, если судить по паспортным данным. А большего им и не требовалось.
Иногда Саюшкин представлял Валентину на месте законной жены, и ему казалось, что это было бы здорово. Но потом его мысли плавно перетекали на сварливую личность своей сожительницы Верки, и он тут же, мысленно ужасаясь, отказывался от мечтаний.
Так оно все и катилось: душевные встречи с Валентиной на рынке, раз в месяц поход на концерт или в кино, а по праздникам, когда удавалось избавиться от бдительного глаза Верки, посещение ресторана или бара. Смешно, но факт – Леха ни разу не поцеловал Валентину в губы! Только в щечку – по-братски. Мало того, он никогда не входил в ее квартиру, обычно прощаясь с девушкой возле такси.
Но им хватало и этого. Такая "платоническая" любовь возвышала их в собственных глазах, делала серую будничную жизнь каждого более яркой, наполненной и привлекательной. Ведь что может сравниться с томительным ожиданием чего-то неизвестного и, по идее, прекрасного?
А постель, как размышлял Саюшкин, она и есть постель; в ней все женщины, даже пресловутые "мисс" городов и окрестностей, в особенности когда в темноте, похожи друг на дружку словно близнецы. Даже речи во время интима у всех почти одни и те же. Леха никогда не отличался повышенным целомудрием, скорее, наоборот, а потому знал об этом не понаслышке.