Роковой аккорд - Шерил Андерсон

— Ну да, потому что не уверена, что они существуют, — утомленно выдохнула она и покачала головой. — Люди всегда сомневались и в существовании Святого Грааля, но на что они только не шли, чтобы его заполучить.

Выходит, ради этих пленок и впрямь могли убить. Больше вопросов я задавать не осмеливалась, Райза и так догадывалась: мне кое-что известно. С широкой улыбкой я переменила тему:

— И что нынче поделывает Рэнди Данн?

— Такая же хитрюга, как и ты. Почти, — рассмеялась Райза и вскинула руки: сдаюсь, мол. — Продвигается помаленьку. Слыхала о последних назначениях на Большом радио?

Мы отлично закусили, таская лакомые кусочки друг у друга из тарелок и сплетничая о старых друзьях и врагах, но под этот разговор я продолжала перебирать в уме всех, кто мог претендовать на пленки. В редакцию я вернулась переполненная сплетнями и оливками, но — никакой рабочей версии.

Около четырех часов позвонила Кэссиди, и я получила ответ на еще один свой вопрос. Деликатно расспрашивая коллег-юристов, она выяснила, что дела по наследству Рассела еще не урегулированы.

— Значит, тот, кто убил Рассела, понимает, что пленки в итоге могут попасть и не к Оливии, — заметила я, едва успев поблагодарить подругу.

— Сама с собой разговариваешь? — фыркнула она.

— Что, звучит так, будто я заболела? — фыркнула я в ответ.

— Ага, тяжелый случай лихорадки Шерлока Холмса.

Верно. Сама не знаю, когда и как это случилось, но от рассуждений о том, было ли это убийством, я незаметно перешла к практическому поиску убийцы.

— Инстинкт мне подсказывает… — отважилась я.

— Инстинкт как-то раз подсказал тебе покрасить волосы в лиловый цвет, — подхватила Кэссиди. — Лапочка, я же не пытаюсь помешать тебе, но ты хоть придерживайся реальности. Позвоню Трисии, может, она с тобой справится. Я со своей стороны могу порекомендовать одно хорошее средство от сыскной лихорадки.

— Боюсь даже спрашивать какое.

— Один красавец полицейский на ночь и отключить телефон до утра.

— Мы с ним встречаемся за ужином.

— Отлично, значит, дело зашло не так далеко, как я опасалась. И ешь не торопясь.

Итак, пристроившись в шесть вечера на кожаном диване в апартаментах Эллиота, я все еще пыталась вычислить, мог ли убийца предусмотреть, к кому попадут пленки после оглашения завещания. Рассчитывал ли он, что пленки унаследует Оливия, а он уговорит ее расстаться с ними или, по крайней мере, пустить их в оборот? Или по завещанию пленки перейдут в другие руки? А может быть, убийца готовит новый удар?

Непростые вопросы терзали меня, а еще пуще терзало соседство Джордана. Мягкий диван глубоко проваливался, против собственной воли я подвигалась все ближе к Джордану — и он ко мне. Одарив меня профессионально пронзительным взглядом, Джордан прошептал:

— Чувствуешь, как на твоих глазах творится история?

— Пробирает, — кивнула я в ответ.

— Вот именно. — Он поднялся навстречу Оливии, которая внесла в комнату красивую деревянную шкатулку совершенно средневекового вида, с медными заклепками и сложной резьбой по бокам. Мне показалось, Джордан встал из уважения к тому, что таилось в этой шкатулке, а не ради Оливии. Я тоже попыталась привстать, но пучины дивана поглотили меня, и я решила оставаться на месте.

Джордан потянулся к коробке, но Оливия спрятала ее за спину — не из принципа, скорее это было инстинктивное движение.

— Погоди, — взмолилась она, ставя шкатулку на тот самый увенчанный медным диском столик. Джордан нависал над ней, с трудом сдерживая нетерпение.

И не сдержался. Едва Оливия выпустила из рук шкатулку, он уже набросился на нее (на шкатулку) и попытался открыть замок. Оливия тихо простонала — так тихо, что яростный вопль Джордана почти заглушил ее стон:

— Что за черт, Оливия?

Достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять: ларец пуст.

7

На каком-то из естественно-научных предметов я усвоила, что музыка хранится в особом участке мозга, с которого информация считывается легче, нежели с любого другого (например, я не помню, что это был за естественно-научный предмет), вот почему алфавит с детками разучивают как песню. По этой же причине услышанный куплет надолго застревает в памяти, и нипочем его оттуда не выковырнешь. А бывает и так, что, гоняя в машине радио, услышишь первые аккорды в заставке рекламы или на улице разминешься с прохожим, напевающим знакомый мотив, и — назад в прошлое, на космических скоростях преодолевая пространство и время. «Претендерс», «2000 миль» — я снова целуюсь с Майком Томлисоном на крылечке дома его бабушки, канун Нового года, легкий снежок. Элла Фицджеральд, «Одна из таких штучек» — папа учит меня танцевать фокстрот. «Токинг Хедс», «Жизнь в пору войны» — мы с Трисией и Кэссиди едем на Кейп-Код, идеальный летний вечер, верх в машине откинут.

И когда мы втроем склонились над опустевшим ларцом, в голове моей зазвучала песенка «Пинк Флойд»: «Мани-мани-мани», гитарный перебор и уханье контрабаса, изображающие стук кассового аппарата и звон сыплющихся монет. Монет, которые просыпались сквозь растопыренные пальцы Джордана и Оливии, ушли в песок.

— Вы бы в полицию позвонили, — тихо подсказала я. Неловко проявлять практическую сметку перед лицом катастрофы. Оливия того и гляди упадет в обморок, а Джордан сблюет.

— Нельзя, — выдохнула Оливия, так и не упав в обморок.

— Почему же?

— Потому что тогда все узнают о пленках.

— Все и так знают. Даже меня сегодня спрашивали. К тому же, — ткнула я пальцем в раскрытую шкатулку, — тот, кто взял пленки, знал о них.

— Нет, — затрясла головой Оливия. — Нет, все надеялись, что пленки сохранились, но точно никто не знал. Если о них станет известно, люди город вверх ногами перевернут в поисках этих записей.

Я оглянулась на Джордана: авось он поддержит меня или хотя бы уймет Оливию, встряхнет ее хорошенько, но парень так и застыл на месте с разинутым ртом.

— Да ведь нам того и надо, чтобы все бросились на поиски? — надавила я. — Если эти пленки так важны, как о них говорят, ради них и правда могли убить вашего отца, Оливия!

Она обернулась ко мне так, словно это я встряхнула ее:

— Что-о?

— Подруга сказала мне, что ориентировочная цена записей — цифра с шестью нулями. Более чем достаточно для убийства.

Джордан резко вскинул голову:

— С кем вы говорили о пленках?

— Ни с кем, — извернулась я. — Они сами собой всплыли в разговоре.

— Олли! Кому ты рассказала о пленках? — не отставал Джордан.

— Ты же знаешь: никому! — Оливия боролась со слезами, но открыто поглядела в глаза мне и Джордану, стараясь убедить нас обоих в своей искренности.