Повседневная жизнь первых христиан - Адальбер-Гюстав Аман

Если власть, будь она даже крепче железа, притесняет человека, не считается с условиями его существования и его заветными чаяниями, то рано или поздно она столкнется с появлением свободных людей, презирающих насилие и смерть. Языческая реакция на распространение христианства знаменовала собой приближение конца античной цивилизации. Но ведь любая цивилизация должна когда-нибудь прийти к своему завершению? Церковь должна задуматься над этим предостережением.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

ОБЛИК ЦЕРКВИ

Глава первая

Церкви и Церковь

«Исповедуя одну веру, соблюдая единый для всех канон и питая общую надежду, мы образуем одно тело»1. Гордое утверждение Тертуллиана выражает простыми словами гораздо более сложную ситуацию, державшую в напряжении и приводившую в замешательство языческий мир. По Тертуллиану, Церковь представляла собой прежде всего сообщество мужчин и женщин, разделявших одну веру, одну надежду, которые, будучи разбросанными по свету, встречались, собирались, сознавая собственное единство.

Если существует Церковь, то она прежде всего существует как совокупность отдельных церквей или, иначе говоря, людей, собирающихся вместе. Христианство зарождалось как городская религия: в городах возникали и организовывались общины христиан, постепенно начинавшие координировать свои действия и осознававшие, что, несмотря на свое рассеяние по свету и имеющиеся различия, вместе они образуют единую Церковь Бога.

Местные церкви в Антиохии и Коринфе, Филиппах и Лионе поддерживали связи с единой для всех Церковью-матерью — христианской общиной в Иерусалиме. Общины, собиравшиеся по частным домам, знали, что все вместе они образуют Церковь.

Греческое слово «эклесия» (от которого произошло и французское «Église»), что значит «собрание», было воспринято на Востоке и Западе для обозначения возникавших христианских общин. Помимо традиционного подразделения людей на греков, евреев или варваров, нарождалось новое сообщество людей, новая историческая реальность, отличная от всех прочих — «третья раса», как ее называли язычники2. Правда, сами христиане не считали себя особой «расой».

Так кем же были эти христиане, вызывавшие столько подозрений и вдохновлявшие противников на написание памфлетов, столь близкие друг другу и столь непохожие друг на друга, сплоченные и вместе с тем изолированные друг от друга? К чему стремились они, что за свет горел в их глазах? Они сознавали свое отличие от всех прочих религиозных группировок, равно как и то, что при всем разнообразии лиц и личностей, разбросанных по разным странам света, они образуют единое целое, одно тело, один народ, одну Церковь.

Конец I века — важная глава в истории христианства. Апостолы уже сошли с исторической сцены — за исключением Иоанна, последнего свидетеля. Он стал почти что легендарным персонажем. Долгое время он жил в Азии. Климент утверждает, что он создавал там христианские общины, которые в течение всего II века апеллировали к его авторитету3. Памятью о нем служат церкви, цепочкой протянувшиеся вдоль побережья Средиземного моря.

Отныне христианские общины находились под руководством начальников, взявших на себя заботы по распространению евангельской проповеди. Они подхватили эстафету первых апостолов и их сотрудников. Возникла гибкая и успешно развивавшаяся организация. Она прошла через этапы, следы которых заметны и до сих пор. Иудео-христианские общины некоторое время сохраняли коллегиальное управление в лице старейшин или пресвитеров. Христианские общины, возникавшие на территориях язычников, имели двоих руководителей — епископа и диакона. Какое-то время эти две организации сосуществовали, однако в течение II века произошла унификация. Она протекала постепенно, с задержками, колебаниями, иногда кризисами — как и сама жизнь, чуждая единообразия, развивавшаяся органично.

Странствия апостолов и пророков подготовили возникновение стабильной организации; церковные власти на местах подхватили их эстафету. Некоторые из этих странствующих проповедников в конце концов оседали на одном месте. Так складывалась церковная карьера Пофина и, возможно, Иринея Лионского. Другие же всегда были в пути, поднимая целину и водружая крест всякий раз под новым небом. Их деятельность продолжалась в течение II века, подойдя к концу вместе с его окончанием.

Проповедь христианства стала приносить свои первые плоды начиная с того момента, когда появилась хотя бы минимальная организационная структура Церкви. Обращенные в христианство объединялись в общину, местную церковь. «Многие… раздавали свое имущество бедным, а затем отправлялись путешествовать и выполнять дело евангелистов, спеша преподать слово веры тем, кто о ней вовсе не слыхал, и передать книги Божественных Евангелий. Заложив где-нибудь на чужбине только основания веры, они ставили пастырями других людей, поручая им только что приобретенную ниву»4.

Игнатий в Антиохии, Поликарп в Смирне, Пофин в Лионе, Кодрант в Афинах, Дионисий в Коринфе возглавили христианские общины. Они стали называться епископами, что значит «надзиратель», «блюститель» — титул, заимствованный из области гражданской администрации5. Название «епископ», некоторое время остававшееся синонимом слова «пресвитер», в конце концов стало означать обладателя единоличной власти.

В течение некоторого времени наблюдалась нерешительность относительно того, чему отдать предпочтение, коллегиальной организации или принципу епископского единоначалия6. В некоторых городах, например, в Иерусалиме и Александрии, с самого начала во главе христианских общин стояли епископы, тогда как в других, например, в Коринфе, должность епископа не утвердилась даже ко времени написания Климентом, епископом (папой) Римским, своего сочинения. Во всяком случае, в его «Послании к коринфянам» епископ не упоминается. Там говорится лишь о крамоле, в результате которой возникло противостояние молодых и старых пресвитеров общины.

Во II веке епископами многих городов были весьма примечательные личности, такие, например, как Поликарп или Ириней. Но чаще жизнь местной церкви начиналась скромно; ее главой выбирали лучшего из тех, кто был в наличии — наиболее щедрого, отличавшегося также и другими замечательными качествами и поведением.

Евангельская проповедь начиналась в стенах гостеприимного дома, предоставленного в распоряжение странствующего проповедника7. Обращение в христианство главы дома, в котором останавливался проповедник, как правило, влекло за собой крещение и остальных членов семьи8. В иудео-христианских общинах вошло в обычную практику не допускать к общему столу членов семьи, не принявших крещение9.

В Антиохии центурион (сотник) Корнилий, крестившись, пригласил к себе родных и друзей10, и, надо думать, подобные сцены впоследствии повторялись нередко. Частный дом служил первичной ячейкой для проповеди евангельского учения, а затем и для собраний уверовавших во Христа. Христианин, располагавший достаточно просторным домом, предоставлял его в распоряжение приезжего миссионера и, по обычаю античного гостеприимства, принимал у себя и прочих членов общины в течение всего времени пребывания апостола. Этот дом становился его резиденцией. Братья могли узнавать там, когда апостол появится в следующий раз.

Частный дом становился своего рода колыбелью христианской общины, центром проповеди евангельского учения, обеспечивавшим непрерывность распространения новой веры11. Вокруг него объединялись обращенные в христианство, целые семьи, «дома». Место, где время от времени проводились встречи верующих, становилось постоянным местом их собраний. Когда этот дом становился слишком тесным для общины, уже насчитывавшей сорок или пятьдесят членов и всё более расширявшейся, христиане арендовали зал. Чаще всего владелец этого зала в конце концов дарил его общине. Иногда производили перепланировку дома, убирая перегородки, чтобы получить достаточно просторное помещение. Так, церковь города Дура-Европос изначально представляла собой старинный частный дом. То же самое имело место и в Риме. Хозяин, ответственный за проведение собраний членов общины, в конечном счете становился естественным главой этой общины. Именно такая ситуация описана в «Пастыре» Гермы12.

Портрет епископа, который можно составить на основании пастырских посланий, в точности соответствует образу отца семейства: его личная семейная жизнь безупречна, он гостеприимен и пользуется уважением окружающих. «Верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает. Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?»13