Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

в «дело о террористах» в Министерстве госбезопасности. В свою очередь, они непосредственно касались «ленинградского дела» и «дела о Еврейском антифашистском комитете»195

В арестах сотрудников МГБ просматривалась определенная логика. Первоначально арестованы были люди, непосредственно причастные к делу Этингера. Это были по преимуществу сотрудники Следственной части по особо важным делам — уже упоминавшийся начальник этого подразделения Леонов и др., а также ближайшее окружение Абакумова.

Однако логика организаторов дела вскоре подсказала еще одну группу сотрудников МГБ, на которых обрушились репрессии. Начались аресты евреев- чекистов. Были арестованы начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н. И. Эй- тингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи, Е. Анциелович, начальник отдела «К» МГБ А. Я. Свердлов, заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант М. И. Белкин, заместитель начальника 2-го Главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды, Г Майрановский, тесно сотрудничавший с МГБ начальник следственного отдела прокуратуры Л. Шейнин и др.

За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги — подготовка убийства Троцкого, участие в организации политических процессов, в диверсионных группах во время недавней войны.

Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП(б) в этом министерстве С. Д. Игнатьева сделать из заслуженных чекистов опасных террористов. Прекрасный повод к такому преображению дал А. Я. Свердлов. В его квартире был обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные под шкатулку, коробку духов, пресс-папье, 5 пистолетов разного калибра, автомат, пара винтовок, патроны, гранаты...

Сын Якова Михайловича Свердлова, двадцать с лишним лет служивший «по чекистской линии», оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г. для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ П. А. Судоплатова. В 1946 г. были приняты меры по сбору розданного оружия, но за годы войны оно растерялось. У Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов. Сам Свердлов попытался объяснить наличие у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимых страниц биографии — его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали — в 1935 и 1938 гг.196

В сентябре 1952 г. следователи, допрашивая заместителя начальника Следст- венной(|1асти по особо важным делам Л. Л. Шварцмана, сломили его. Он дал показания против большинства руководителей государства и партии, карательных ведомств страны. По выражению его следователей, он клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В. В. Кобулова, Мамулова и Фитина. Но эти линии в данный момент не интересовали Игнатьева, Маленкова и Сталина.

Более перспективными для них были признания Шварцмана в том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Причинами подготовки покушения должны были стать в первом случае — в 1950 г.— «разгром националистов, орудовавших под прикрытием Еврейского антифашистского комитета», во втором — в 1951 г.— месть за разоблачение вражеской деятельности Абакумова197

Цена этим показаниям известна — их вышибали многодневными «конвейерными» допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Жуткая логика тоталитаризма привела к тому, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи...

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова — Шварцмана, став оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы.

Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к «ленинградскому делу». Напомним, что такой вариант содержался в «деле врачей». Доказать это было сложно: именно следователи МГБ «выколачивали» показания из А. А. Кузнецова, П. С. Попкова, родственников заместителя Председателя Совмина СССР Н. А. Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман.

Тогда в ход пошло обвинение, будто следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по «ленинградскому делу» с иностранными разведками. Абакумову припомнили, что он говорил: «Какой тут может быть шпионаж, если все арестованные являлись руководящими партийными работниками и никто из них, кроме Капустина, с иностранцами не встречался».

Обвинение выдвигалось и против одного из заместителей Абакумова — Огольцова, «который сидел (на допросах обвиняемых.— Авт.) молча... и чувствовал себя несколько стесненно, поскольку в прошлом он сам работал в Ленинграде заместителем начальника управления МГБ». Расследование в МГБ затронуло его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М. И. Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1-го Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, под жестокими пытками он дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности, о якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками. Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора. Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности распространилась на весь социалистический лагерь. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран.

Из редакционных помет Сталина на проекте обвинительного заключения видно, что он лично руководил следствием и определял степень виновности. Он использовал дело Абакумова — Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политических репрессий послевоенного времени. Суть редакционных помет Сталина сводилась к стремлению выделить и особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего усилия для того, чтобы спрятать от следствия связи «врага народа» Кузнецова с иностранной разведкой.

Редактор обвинительного заключения стремился подчеркнуть личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки:

«Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров (выделенное здесь и дальше вычеркнуто при редактировании.— Авт.) игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным: спрятать от следственных властей неоднократные уловки) с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным: в Ленинграде). В преступных целях они (Сталин: он) ориентировали (Сталин: ориентировал) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей»198.

Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова199 Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившемся им покушении на