Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света (СИ) - Тереза Тур

сна я, кажется, была не в состоянии, но… Кровь вскипает, хочется откинуться назад, притянуть его голову к себе, утонуть в глубине мерцающей лазури и отдаться желанию, Скалистые горы меня забери.

— Джо, — тихо произносит он.

— Джо! — раздаётся радостное.

Я понимаю, что это девчонки. Вскакиваю. Мы с Роланом стукаемся лбами со всего маху, звон стоит, будто колокол на море предвещает ураган.

Скатываемся с кровати, со стоном держась за голову, и… смеёмся, как сумасшедшие! Хвала Милосердной, Ришка, неуёмная душа, начала объявлять о своём появлении ещё в коридоре — спасла положение.

Все сюрпризы этой ночи. Страх за грифонов, которых мы чуть было не потеряли, собственные нежданно нахлынувшие чувства — всё это выплескивалось истерическим смехом до слёз, до икоты и всхлипов весьма не аристократических, и даже с монсеньора — да, да, и такое бывает — стороны. Мы не можем остановиться, хотя в спальню входят девочки и застывают, совершенно не понимая, что происходит.

— Джоанна? Все в порядке? — с сомнением в голосе произносит Уля.

Я киваю, а Ришка летит ко мне, раскрыв руки, как птичка крылья. Собираюсь её подхватить, но вспоминаю: Спасительница милосердная, на мне та же самая одежда, в которой я…

Осматривала конюшню, работала с ядом и противоядиями… И много ещё чего, включая тот интригующий момент, что я уже сутки в ней!

— Мне надо переодеться! Там же яд был, — умоляюще смотрю на Ролана, который уже подхватывает Ришку. Помочь он решил…

Я с укором смотрю на монсеньора. Он выпускает девочку.

— Вам тоже надо переодеться, — делаю страшные глаза, кивая на его одежду.

— Я прикажу подать вам завтрак, девочки, — говорит монсеньор, оборачиваясь с порога. — Уля. Уложите Джоанну спать. Она всю ночь на ногах. И тебе придётся самой присмотреть за сестрой: сейчас в форте все заняты.

— Сделаю, — серьёзно отвечает Уля.

Пока моюсь, с тоской рассматриваю любимое дорожное платье, тёмно-зелёное, с разрезами по бокам. Под него мужские штаны и сапоги. И удобно, и приличия соблюдены. У меня таких несколько, но это любимое. И что теперь делать? Попытаться привести в порядок? Выкинуть и заказать новое?

Уля действует решительно. Завтрак, травяной успокаивающий отвар. Ришка недовольно сопит, пока старшая сестра задёргивает шторы:

— Спать! — командует мой маленький генерал звонким голосом.

Послушно закрываю глаза и тут же проваливаюсь куда-то. Лечу, лечу. Лечу-у-у-у. И оказываюсь в объятиях Норфолка. Он кружит меня, нежно прижимая к себе. Касается щёк и губ поцелуями нежными, словно крылья бабочки. Сильные знакомые руки, по которым я так тосковала, только что волком не выла на луну…

— Джоанна, — шепчет он. — Любимая. Моя…

Он опускает меня на траву, а я… я смотрю в низкое серое неуютное небо и ничего не чувствую. Ни огня внутри, ни головокружения, ни возбуждения. Ничего… Просто кто-то вторгся в моё пространство, а я зачем-то ему это позволяю.

Зачем?!

Упираю руки в его плечи, стараясь прогнать наваждение прочь!

— Быстро же ты меня забыла, — зло бросает он мне в ответ.

Мы лежим рядом, не шевелясь, почти не дыша. И смотрим в небо. Одно небо на двоих — всё, что нам осталось.

— Ты любишь его? — спрашивает Норфолк беззвучно.

— Не знаю, — шепчу я, и это действительно правда.

— А он?

Молчу.

Ролан? Любит ли он меня?

Сказать: «Я схожу по тебе с ума!» — это любовь? Может быть, да. Может, нет. Любовь до того момента, как не придёт время кузену короля выбирать себе жену! Разве могу я кому-то поверить, после… После того, как ты, любимый, предал меня?

— Я тоскую, — тихо проговорил Норфолк, я вздрогнула. — Джо, я совершил ошибку.

— Возможно.

Я вскочила. Лицо мокрое от слёз, а сердце разрывается от боли.

Глава шестнадцатая

— Р-р-р? — вздохнуло чудовище.

Горы меня возьми, если в этом зверином рыке явственно не слышалось сочувствие. Искреннее, человеческое. Монстр вообще вёл себя вполне прилично, слушая мою болтовню.

Да. Я, когда варю зелье, разговариваю сама с собой. Вслух. Это, конечно, не очень хорошо. Даже для мага. Тем более, для целителя. Это плохо. Я знаю. Но, во-первых, это работает. Всегда! Положительно влияет на качество зелья, проверено. А во-вторых, что делать, если иногда страсть как хочется поговорить с умным, понимающим человеком, а его величество, к примеру, далеко или очень занят, а? Вот и я о том же.

— Понимаешь, — продолжала я грустную историю несчастной любви простой девушки к аристократу. — Продолжала бы рыдать, но… Времени не было.

За всеми сумасшедшими событиями последних дней я совершенно не успела сварить зелье противоядия, чтобы напоить сына тёти Норри. Несчастный так и продолжал обитать в подземельях форта. Ауру парня с каждым часом всё больше душила чёрная паутина — медлить нельзя.

История с Роланом, конечно, вдохновила, но не стоит забывать о том, что мальчишка не маг. Использовать магическую силу он не мог: её попросту не было. Целовать и просить вернуться? Я не его девушка. Интересно, а девушка у него есть? Даже если нет, всё равно неприлично приставать к постороннему чудовищу. И потом. Мало ли он испугается меня больше, чем я его? Я-то уже с чудовищем целовалась. Хотя… Ой, что-то не туда меня в мыслях заносит. В любом случае этот вариант категорически не подходит! Остаётся что? Правильно, сварить зелье. Этим и занимаемся, собственно.

Тихо здесь. В подземелье. Там, наверху, гудит форт, словно растревоженный улей! Гвардейцы прочёсывают город, за своих грифонов готовые порвать всех на куски. Поэтому я удрала от всей этой суеты сюда, поближе к пациенту. В проходе между камерами подвесила к потолку светляка. Он, как и магическое зрение, в последнее время стали получаться легко, даже удивительно.

То ли это результат общения с грифонами, то ли — тяжёлый вздох — с Роланом.

— Ты представь себе, — говорила я, помешивая в котелке на высокой треноге варево, время от времени принюхиваясь к ярко-изумрудному дыму. — Вот что я за дура, а? Уму непостижимо. Только отошла от одной любовной истории. Ну почти отошла. Романтика, чтоб её. Ай! Чуть не обожглась. Уффф… Да. Романтика, говорю. Чтоб её… Он герцог. Красавец. И вообще.

— Р-р-р, — задумчиво отозвалось чудовище из темноты камеры.

Должно быть, описывала я Норфолка из рук вон плохо, потому как не прониклось страшилище моей любовной историей.

— Зря смеёшься, — обиделась я. — Я же счастлива была.

Что ж такое, а? Монстр и тот глумится. Наверное, я и впрямь дурочка, каких поискать.

— Да! Была! — я посмотрела прямо в глаза, которые на секунду перестали быть мутными и больными. — А он… Любил