Малина Смородина - Вера Колочкова

– Да, конечно… – рассеянно кивнула она, так до конца и не осмыслив, о чем он толкует. Слишком уж «картинками» увлеклась. Переходила от одной к другой, вглядывалась, отступала на шаг, замирала, снова вглядывалась…

Странное складывалось у нее впечатление от увиденного. А может, и не странное, а как раз то самое, которое и быть должно, когда смотрит тебе в глаза дух чужого таланта. Сначала просто смотрит-приглядывается, потом втягивает тебя всю, до последней клеточки, и начинаешь слышать, осязать, ощущать глазами увиденное живое движение жизни. Вот, к примеру, обычный пейзаж. Лес, опушка, ромашки на лугу, вдали речка серебром светится. И слышится в ушах, как кроны деревьев шумят от ветра, и полдень облит солнечной ласкою, и травами до одури пахнет…

– …Это я с последней натуры привез, – будто издалека донесся до нее голос Егора, – а вот это, вот это еще посмотрите! Это мы храм заброшенный нашли, видите, маковки куполов из-за деревьев видны? Там деревня была совсем древняя, все дома почти в землю вросли, а храм остался…

– Да, здорово… По-моему, ты очень талантливый, Егор.

– Вам правда нравится?

– Да. Очень нравится. Хотя, ты же понимаешь, я не специалист… Просто я вижу, что ты весь там, в этих рисунках! От них живая энергия идет. Наверное, именно ее я и почувствовала так, что мурашки по коже побежали. Это так… так здорово, Егор, что я даже объяснить свое впечатление толком не сумею…

– Да и не надо! Теперь-то вы понимаете, надеюсь, что я не могу… без этого? Я ж не виноват, что во мне творческая энергия сидит, покоя не дает? Понимаете?

– Да, понимаю…

– И что же мне теперь со всем этим делать? Вернее, что я буду со всем этим делать в строительном институте?

– Не знаю, Егор. Наверное, надо отцу объяснить…

– Как? Он же от меня никаких объяснений не принимает! И вообще… в меня не верит. Он только в себя верит. У него, знаете, теория такая есть, своя, собственная, относительно первого решения. Вроде того, что оно всегда правильное и нельзя от него ни на шаг отклоняться.

– Да. Знаю.

– Ну, вот… Так он и про мое поступление в строительный институт решил. И все. И точка. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.

– Но… Все равно надо же что-то делать, Егор! Не бывает безвыходных положений!

– Конечно, не бывает. Я просто сбегу в Питер, и все. Не будет же он через милицию меня возвращать! Вообще-то я совершеннолетний уже, имею право выбора. Хотя… От отца всего можно ожидать… Но я все равно сбегу!

– Да погоди ты с такими кардинальными решениями! Может, еще и образуется все. Тем более время у тебя еще есть.

– Да. Есть немного. До аттестата еще два школьных экзамена осталось. Завтра математику пойду сдавать.

– Как – завтра? А готовиться когда? Чего ж мы тут с тобой о творчестве беседуем, если у тебя завтра экзамен?

– Да ладно… Сейчас сяду, учебник полистаю, и все дела…

– Вот и садись! А я пойду, не буду тебе мешать. Хочешь, чаю прямо сюда принесу?

– Нет, не надо. И это… Спасибо вам. Как хорошо, что вы человеческой женщиной оказались. Повезло отцу…

И опять она смутилась, как давеча, при знакомстве. Хмыкнула по-дурацки, по-девчоночьи плечом дернула. Неуклюже развернувшись, ушла восвояси, плотно прикрыв за собой дверь и решив-таки принести ему чаю в комнату. Не сейчас, чуть позже. Когда первое впечатление от разговора уляжется да мысли толковые в голову придут. И впрямь как-то надо бы усовестить, уговорить Павла сыну навстречу пойти. Чего ж он уперся лбом в этот строительный институт? Странно даже. Это ж ясно как божий день – нечего Егору с его художественными талантами там делать. Может, Павел просто слеп, как всякий до одури любящий родитель, и надо ему на это обстоятельство глаза открыть? Истина-то вот она, прямо на ладони лежит…

Послеобеденное время потянулось в непривычном для нее безделье. И не сказать, чтобы оно, это безделье, оказалось таким уж тягостным. Скорее, наоборот, ненавязчивым было, плавно журчало минутами, как легкий чистый ручей. Бежит, струится, никому не мешает. Можно хоть в горсть набрать, хоть плыть бездумно в его тихом течении. Интересно, отчего это? В ее маленькой квартире, например, безделье было совсем другого рода. Болезненным было, раздражительным, как первый признак надвигающейся житейской проблемы. Когда выпадали такие бездельные минуты, всегда старалась бежать от них. Ну, если не считать минут утренних, тех самых, сладко-созерцательных. А здесь – странное дело! Отдалась вдруг безделью в объятия, как доброму другу. Наверное, для такого приятного безделья отдельная территория требуется? Огромная, залитая солнцем гостиная, например, или шикарная терраса с плетеными креслами и запахом цветов из сада? Обволакивает комфортом, ласкает глаз красивой картинкой.

Да уж… Хоть и банально звучит, но, выходит, действительно так – нельзя запретить жить красиво. Потому как и впрямь все это красиво и приятно, черт возьми! Сидишь себе бездумно в кресле-качалке, щуришься на солнце сквозь ветки деревьев, и лень даже ногой оттолкнуться, чтобы поплыть в легком покачивании. Да еще и глаза сами собой слипаются, напоминая о давешней бессонной ночи. О господи, как это она забыла, надо же дочери позвонить! Совсем расслабилась в нежном безделье, утонула, как в пуховой коварной перине…

– Женечка, доченька, ну как ты там? – выскочила из кресла тут же, как услышала в телефоне дочерний голос. Так торопливо выскочила, будто устыдилась чего.

– Да все хорошо, мам… Не бойся, я не плачу больше. Даже пытаюсь тетрадку с лекциями листать.

– А… Денис не звонил?

– Ну что ты! Рано же еще! – немного саркастически, как ей показалось, проговорила Женька. – Наверное, Павел Сергеич еще не успел папе Горохову информашку скинуть! Давай уж до завтра подождем, когда мама Горохова меня как свеженькую падчерицу любить начнет!

– Жень… Я понимаю, конечно, всю абсурдность этой ситуации, но… Ты не злись на Павла, пожалуйста. Он же тебе помочь хотел. Он такие вещи по-своему видит…

– А с чего ты решила, что я злюсь? Наоборот… Сижу вот, счастливого хеппи-энда дожидаюсь. Все будет как в сказке, мам! Усну маргиналкой, а поутру королевной обернусь!

– Ой, Женька… Не нравится мне твое настроение…

– Почему? Очень даже хорошее у меня настроение, насмешливое!

– Ну да… А сквозь насмешливость истерические нотки звучат, я же слышу…

– Не надо, мам. Успокойся. Нормально у меня все. Знаешь, даже какое-то спортивное любопытство разбирает, ей-богу! Неужели… так просто все можно решить, как твой Павел Сергеич предполагает?

– Жень… В любом случае у тебя все будет хорошо, слышишь? Да мало ли в жизни всяких разочарований еще случится, доченька… Не думай о плохом. Отвлекись на что-нибудь. А может, сюда приедешь? С Егором познакомишься, он такой славный! Мне кажется, вы бы хорошо с ним поладили… Приезжай, а?

– Нет, мам. Потом как-нибудь приеду и с этим твоим Егором… полажу. Да я ради твоего счастья хоть с кем готова поладить, ты же знаешь! А сейчас пока не могу. У меня сердце сейчас будто отмороженное. Если постучать по нему – зазвенит. Еще перепугаю твоего Егора.

– Жень…

– Да ничего, мам, не переживай. Может, это и хорошо, что оно на время заморозилось. Может, когда оттаивать станет, вся любовь вместе с морозом уйдет. А иммунитет от разочарований останется. Поживем – увидим. Ладно, мам, у меня батарея садится… Пока, целую!

– Пока, Женечка…

Нажав на кнопку отбоя, она задумчиво прошлась по террасе, крутя гладкое тулово телефона в пальцах. Нет, какая ж это мука-маета материнская, когда не знаешь, чем своему ребенку помочь! И как у Павла на этот счет все просто – приду, мол, чужую беду руками разведу. Один раз решил-постановил и дальше следует своему решению до конца и о таких тонкостях, как «замороженное сердце», не переживает. Кстати, надо бы ему эту Женькину аллегорию в качестве аргумента преподнести, когда про Егора разговор зайдет. Как бы у мальчишки от его авторитарных судьбоносных решений тоже сердце не заморозилось…

Грустные мысли, наверное, спугнули мягкое очарование безделья, вдруг захотелось каких-то действий. Спустилась в гостиную, села на диван, щелкнула пультом телевизора. Тут же выплыло на экран пухлощекое капризное лицо известного бывшего депутата, героя почти всех развлекательно-политических шоу. А вот и ведущий программы – шустренький, белобрысенький, и говорок у него такой бойкий, так и сыплет через приятную улыбочку: «…Наш гость, известный российский политик, объявил охоту на эмоции россиян… Внедриться в умы сограждан ему поможет особая система, разработанная некоей маркетинговой группой… Подобного ресурса до сих пор еще не было, хотя и существуют всевозможные психоэмоционально-фонетические программы…»

Да тьфу на вас! Делать больше российским политикам нечего, как охоту на эмоции россиян объявлять! Ну как тут не вспомнишь недавнего лесного знакомца, Петра Петровича, с его теорией вирусно-вожделенного проникновения? Не захочешь, да вспомнишь… Нет, надо переключиться скорее!