Если верить лисам II - Купава Огинская

беспокоит? Здесь столько картин, рассказывающих жестокие и страшные истории, многие из которых случались с художником при жизни, – сказал Йормэ. Несмотря на свой скучающий вид и тоскливые взгляды на стол с десертами, истории создания каждой из работ он слушал внимательно. – Что, если нашему доброму другу надоест только смотреть на картины и он решит сам написать одну? И что, если героиней картины станешь ты?

После всего случившегося и наших подозрений в том, что виконт и есть Мясник, слова Йормэ казались достаточно разумными, но для виконта, ничего об этом не знавшего, подобные обвинения были лишены всякого смысла.

– Я бы никогда не навредил леди! – Он перевел взгляд с лиса на меня. – Не могу отрицать, что хотел бы написать ваш портрет, но у меня и в мыслях не было причинять вам зло.

– А я и не против, – выпалила поспешно прежде, чем Йормэ успел все окончательно испортить. Мы должны были завоевать расположение виконта, а не рассориться с ним. – Я про портрет. Меня никогда не рисовали.

– Вейя!

Я не слушала и не отвлекалась на лиса. Мне нужно было исправлять ситуацию.

– У вас уже есть работы? Можно будет когда-нибудь их увидеть?

Виконт окончательно потерялся в происходящем. Враждебность Йормэ хоть и огорчала его, но была привычна, мой же энтузиазм оказался слишком неожиданным.

– Я… да. Я мог бы показать, если желаете…

Йормэ качнулся вперед, собираясь отказаться, но я была быстрее. Если лис и считал, что виконт покажет нам новое изуродованное тело, ему пришлось смириться с происходящим и промолчать. Только за виконтом по узкому коридору первого этажа к дальней небольшой комнате он шел с лицом смертника. Заметив, как я угрожающе показываю ему кулак, пока виконт не видит, Йормэ скривился и отвернулся от меня. Но лицо его разгладилось, и жутковатое выражение исчезло.

Комната за неприметной дверью оказалась художественной студией. Светлая и просторная, она была заполнена цветом. На многочисленных полках располагались всевозможные художественные инструменты. Пустой мольберт стоял недалеко от окна. Пол пестрел каплями краски, на краю широкого массивного стола лежала яркая от краски, разноцветная тряпка. В углу, лицевой стороной к стене, стояло некоторое количество картин. Виконт подвел нас к ним, потянулся рукой к первой, но, словно опомнившись, еще раз спросил:

– Вы действительно хотите посмотреть?

Йормэ много чего хотел ему сказать, но сейчас право голоса имела только я.

– Определенно.

Виконт кивнул и взялся за первое полотно…

По тому, как легкие и воздушные пейзажи сменялись тяжелыми и мрачными сценами, полными тревоги и безотчетного напряжения, можно было отследить путь от самой первой, неловкой, но светлой работы до последней, потерявшейся в безрадостных чувствах.

Йормэ, вместе со мной рассматривавший картины, присмирел и на виконта смотрел без былой враждебности. Он тоже заметил, как время меняло характер художника, и не мог не задаться вопросом: что же с ним случилось?

Притихший лис не спорил даже в то время, когда мы с виконтом обговаривали время для позирования. Только возразил несколько раз, сообщив, что в определенные даты по некоторым причинам не сможет меня сопровождать. Отпускать меня одну он все так же не желал.

Но с происходящим вроде бы смирился.

Виконт, заметивший изменения в лисе, не смог скрыть удивления и, будто сомневаясь в чем-то, предусмотрительно напомнил о скором обеде.

– Сестра хочет с вами познакомиться, – произнес он неловко. Будто само слово «сестра» было для него непривычным.

– Значит, познакомится, – пообещал Йормэ, не став признаваться, что мы с ней уже встречались.

Воодушевленный моим согласием позировать ему, виконт не заметил в словах лиса скрытой угрозы.

Покинув галерею, Йормэ провел меня по улице достаточно далеко, чтобы приметное здание едва виднелось, обернулся на него и тихо сказал:

– Знаешь, пирожочек, сдается мне, что-то нечисто в смерти его матери.

– Ты это о чем?

Лис нахмурился.

– Ты же видела картины. Ничего странного не заметила?

Я не просто заметила, но и задалась вопросом, как же настроение картин могло так сильно измениться. И, глядя на обеспокоенного лиса, отчетливо понимала, что у него есть ответ на этот вопрос… или хотя бы достаточно правдоподобная теория.

– Я навел некоторые справки и выяснил, что по официальным данным его мать умерла, упав с лестницы. И примерно в то самое время его картины начали меняться.

На каждой картине имелась бирка с датой, я видела их, но не сразу обратила внимание.

– Думаешь, Герс-старший скрывает что-то о смерти жены?

Йормэ пожал плечами.

– Хоронили ее в закрытом гробу. Не слишком ли странно для простого падения с лестницы? Даже если она пробила череп, скрыть это не составило бы труда.

Прежде чем я успела что-то сказать, лис грубовато велел:

– Только, пирожочек, умоляю, не вздумай его жалеть. Это никак не искупает его вины. Каждый выбор он делал сам.

И пусть Йормэ был прав, я лучше многих знала, как разрушительны бывают родственные связи. Мне повезло встретить лиса раньше, чем я окончательно превратилась в безмолвную тень. Виконт такой удачей одарен не был и превратился в того, кем пугали не только детей.

Хотя чем больше я узнавала его, тем отчаяннее становилось желание ошибиться в личности Мясника.

ГЛАВА 11

– Вейя, – прохрипел Йормэ где-то рядом, стягивая с меня одеяло. Спать легли мы слишком поздно – лис не отказался от идеи сделать торт, а я была слишком легкомысленной и не стала его отговаривать. Закончили мы только во втором часу ночи, и по ощущениям проспала я не больше двух часов, когда пришло время вставать.

Йормэ и сам выглядел не лучшим образом. В слабом освещении разгорающегося рассвета его лицо казалось бледным и несчастным. Глаза едва открывались.

Скосив взгляд на часы, я с трудом сумела подавить стон. Ощущения меня почти не обманули. Сон мой длился чуть больше трех часов.

– Зачем так рано?

– Дайн, – напомнил лис.

Мгновенно проснувшись, я скатилась с постели. Если мы планировали застать алхимика, лучше это было сделать в самое неподходящее время: когда город еще спит, а бедные кварталы и весь преступный мир только отходят на покой.

Пока собирались, обжигаясь горячим чаем и быстро глотая бутерброды, лис постоянно с нежностью косился на торт.

И я не выдержала.

– Слушай, Йормэ, а кого ты любишь больше? Меня или сладкое?

– Тебя, – не задумываясь ответил он, с превосходством глядя на меня. В прошлом, оказавшись в такой же ситуации, ответить правильно я не смогла и теперь вынуждена была признать, что была не права.

Искренность мою Йормэ очень по-лисьи решил использовать в своих интересах.