Стоунхендж - Гарри Гаррисон

- Я - лучший воин! - завопил Наир. Вскочив на ноги, он ударил топором в щит. Раздались крики протеста - ими он пренебрег, постаравшись заглушить рыком негодующие голоса. - Я должен резать мясо. В набеге на тевту Финмога я закричал ночью возле их дана. Когда выбежали воины, десятерых я срубил своим топором, второй десяток воинов я срубил своим топором и взял их головы, а за ними еще десяток и еще... - с каждым новым повторением голос его становился громче. Он подпрыгивал и топал по земле, пока наконец, взвыв, Сетерн не принялся колотить в свой щит. Он был голоден и не в духе. Сегодня он хотел насытиться, не выслушивая обычной долгой похвальбы, что затянется, пока не остынет мясо.

- Я - Сетерн, я - самый лучший, я - убийца мужей, я - похититель коров, я несу смерть рукой своею и топором... смерть сопутствует мне повсюду.

Захваченный собственной похвальбой, он закружил, размахивая топором, сидевшие спереди с гневными криками начали отодвигаться. С горловым ворчанием Наир отступил и уселся в заднем ряду.

- Сетерн - убийца, моргнет Сетерн - и сотня мужей падут бездыханными, а головы их оказываются у моего пояса... сотни сотен мужей убиты Сетерном по ночам, головы их сложены в кучу высотой в мой столб, их коровы - мои коровы, их быки - мои быки... их смерть - дело моей руки. Я - самый сильный, я Сетерн-убийца, я - Сетерн-губитель, кровожадный, ужасный... Я - Сетерн... великий...

- ...мех для воды, надутый воздухом, -выкрикнул Ар Апа.

Послышались одобрительные крики, даже хохот. Взвыв от ярости, Сетерн принялся оглядываться, взглядом разыскивая оскорбителя. Ар Апа выхватил щит у воина, оказавшегося возле него, и протиснулся сквозь толпу. Не раз он выслушивал похвальбу Сетерна и кипел от гнева, как все мужи, но, подобно прочим, молчал - Сетерн был силен не в одном хвастовстве. Но сегодня он не смолчит. Золотой топор ослеплял его взор; воин, способный заслужить такую секиру, не менее силен, чем этот пустоголовый хвастун.

- Дурак и бахвал! - завопил он, мужи взревели с одобрением - будет поединок. - Я разрежу мясо. Я здесь лучший воин. Я бежал сотню ночей, убил сотню оленей, снес голову сотне вепрей - и все в одну ночь. - Он кружил вокруг Сетерна, тот рычал и сплевывал выступающую на губах пену.

- У Ар Апы безмозглый отец, у него не было матери, Ар Апа не мужчина - у него нет яиц... - поперхнувшись собственной слюной, Сетерн умолк, и Ар Апа огрызнулся:

- Я - убийца, у меня есть окованный золотом янтарный диск, у меня есть двусторонний золотой топор. Я говорил с Темным Человеком. Тебе не остановить меня.

И он сбоку по дуге взмахнул топором, но Сетерн отпрыгнули отбил удар щитом. Вслух помянуть Темного Человека мог лишь отчаянный храбрец, это понимали все, в том числе и сам Сетерн, только что вновь отразивший удар. Подбегали дети и женщины и кучками сбивались за спинами сидящих мужчин, чтобы посмотреть на поединок. Безмолвные силуэты с круглыми глазами.

- Ар Апа - лжец, - нанося удар, Сетерн не сумел придумать ничего лучшего, его противник увернулся.

- Все смотрите, все! - завопил Ар Апа.

Взяв в зубы рукоять топора, он потянулся к поясу, за который был заткнут небольшой сверток. Смотав шнурок с золотого топора, он высоко поднял украшение. Топорик кровью сверкнул в свете костра, Ар Апа торопливо затолкал его обратно за пояс под одобрительные крики. Бросившийся вперед Сетерн принял удар топора на щит и поплевал на ладонь.

Тут и начался серьезный бой. Сетерн искуснее владел топором, но лучшие годы его миновали, к тому же он слишком много выпил. Ар Апа был крепок и гневен, золотой топор и восторг от одобрительных возгласов, раздававшихся вокруг, будили в нем жажду крови. Он обрушил на соперника град ударов, толкал Сетерна и пытался заставить его оступиться, нанося все время могучие удары, словно пытаясь подрубить дерево. Сетерн мог только щитом отражать удары Ар Апы. Он так и не сумел освободить свой топор, застрявший в щите Ар Апы. Так они кружили возле костра, с грохотом ударов мешались проклятия. В отчаянии, ощущая за спиной костер, Сетерн резко отвел топор назад и рубанул понизу, зацепив бедро Ар Апы. Потекла кровь, Ар Апа отскочил, мужи завопили еще громче.

Все еще охваченный гневом, Ар Апа не обратил внимания на рану. скорее она его только подзадорила. Ощутив онемение в мышцах, увидев на ноге собственную красную кровь, он оглушительно взвыл, заставив всех умолкнуть. Даже Сетерн на миг застыл, поглядывая на противника над краем щита.

Могучим движением руки Ар Апа отшвырнул щит в сторону. Перелетев через головы мужчин, он упал там. где стояли дружно взвизгнувшие женщины. Перехватив топор обеими руками. Ар Апа прыгнул в сторону Сетерна и размахнулся для удара. Он все сделал в едином порыве - не задумываясь, охваченный всепоглощающей яростью. Пригнувшись к земле, Сетерн поднял щит, готовясь нанести ответный удар, которого противнику - он знал это - не отразить.

Топор Ар Апы обрушился вниз с такой силой, что ноги его оторвались от земли. Обитый толстой шкурой деревянный щит краем ударил Сетерна прямо в лоб, тот упал. Оглушенный Сетерн попытался подняться на ноги, но не сумел этого сделать. Высоко подняв топор, Ар Апа обрушил полированный камень прямо в лоб Сетерна. Проломив кость, топор вошел в мозг, на месте сразив воина.

Зрители разразились воплями, с восторгом хлопая друг Друга по плечам. Тем временем Ар Апа горделиво выхаживал перед ними и с триумфом размахивал над головой топором - так что с лезвия разлетались капли крови. Потом, отбросив топор, он подошел к поверженному Сетерну, повернул труп и снял с его шеи бронзовый кинжал. Богатая вещь, в их тевте такие есть у немногих, а это самый острый из всех кинжалов. Обхватив рукоять обеими руками, он принялся резать и пилить, пока наконец не отделил голову. Почва вокруг была уже пропитана кровью. Ар Апа поднялся и прицепил голову врага к поясу за длинные волосы. Последние капли крови стекали вниз по ноге.

Ошеломленный собственным успехом, он. прихрамывая, подошел к жареному быку и окровавленным кинжалом вырезал себе долю сильнейшего.

7

- Я уверен - готово, - проговорил Эсон. - Смотри-ка, руды на углях не осталось, - нагнувшись, он поглядел на тлеющую груду, щурясь от дрожащего над ней раскаленного воздуха.

- Потерпи, - посоветовал ему Интеб, стирая сажу с рук. - Не сразу Микены строились, олово тоже не вдруг из камня выплавляется. Мы уже ошиблись на этом в первый раз. Ты ведь помнишь - угли еще светились, когда мы отгребли их?

- Но как можно знать заранее?

- Никак. Но подождать нетрудно.

Терпения Эсона не хватало, чтобы в праздности проводить время возле печи, дожидаясь, пока выплавится олово. Характером воин, Эсон был полностью несхож с зодчим Интебом, способным терпеливо ждать, когда каменотесы обтешут для него камни, когда строители возведут стены. Оставив египтянина возле печи, Эсон направился к ручью, где на траве в глубоком сне развалился Эйас. Впрочем, как выяснилось, это было не так - стоило двоим мальчишкам перестать копать и пуститься в разговоры, как Эйас запустил в них камнем из находившейся у него под рукой кучки гальки. Мальчишка с воплем схватился за бок, и провинившиеся принялись усердно скрести оленьими лопатками. Отбросив гравий в сторону, они наполнили корзину грунтом из нижнего слоя, содержащего темно-серые гранулы. Мальчишки волоком оттащили ее к промывочному желобу и перевернули. Вода из ручья бежала по желобу, отроки ворошили кучу руками, чтобы глину уносило течением. Работников не хватало. Этим двоим следовало бы ограничиться рытьем, другие должны были промывать зерна, третьи - дробить их. Под пристальным взглядом Эсона мальчики принялись работать быстрее. Камешки покрупнее, величиной с каштан, они раздробят потом.