Отпуск по ранению - Вячеслав Кондратьев

- Да, - пробормотал Володька, а сердце сжалось оттого, что скоро - нет, не сегодня, сегодня нельзя - должен он будет разрушить все Тонины надежды. Юлькин отъезд на фронт, да еще на Калининский, добавил ту последнюю каплю, которая и перевесила чашу весов, - все стало на свое место. Выбор был сделан, и после этого уже было не так трудно идти к Степановой.

- Разогрелось, - сказала Тоня, сходив на кухню и принеся еду.

- Что-то не хочется...

- Это мясные консервы, - с ударением на "мясные" произнесла она и поставила перед Володькой сковородку, а потом вдруг, вскинув на него глаза, вздрогнула и прошептала: - Что произошло еще, Володя?

Володька поднял голову, столкнулся с Тониным вопрошающим взглядом и уткнулся в сковородку. "У человека не одно "надо" - вспомнились ему слова Сергея.

- Я был у Степановой, - с трудом произнес он.

- Зачем?! Я же просила тебя!

- Это было необходимо, Тоня.

- Стало легче? - спросила Тоня.

- Не знаю, - пожал плечами Володька. - Наверно.

- Тогда - слава богу.

Володька посмотрел на часы и резко поднялся.

- Мне пора.

- Нет, нет! Не уходи! - бросилась она к нему. - Ты так мало был у меня!

- Я все оставшиеся дни буду только у тебя, Тоня... Только у тебя. И вообще... спасибо тебе. Без тебя мой отпуск прошел бы пусто, скучно, а с тобой было хорошо... очень хорошо. Ну, и я пойду. Я все время буду у тебя, все время... - Володька медленно отступал к двери.

- Володька! - остановила его Тоня. - Поклянись мне, что никакого сумасбродства. Поклянись! Иначе не отпущу! - Тоня схватила его руку и крепко держала.

- Да, Тоня, никакого сумасбродства... Я приду утром и буду весь день, приду...

До Зубовской он бежал... Троллейбус, на который он сел, был пуст. Видимо, последний. Синие лампы еле-еле освещали салон неприятным мертвым светом. От Самотеки Володька пробирался дворами, благо они стали проходными - все заборы были сожжены зимой москвичами, - наступил уже комендантский час, и он боялся наткнуться на патруль.

Домой он вернулся в первом часу.

- Я думала, ты уже не придешь, - встретила его мать вздохом облегчения. Будешь пить чай? Я тоже выпью с тобой.

Володьке показалось, что матери хочется поговорить с ним, и он согласился. За столом она часто поглядывала на него тем мучительным вопрошающим взглядом, от которого Володьке было не по себе. Он знал, о чем спросит его сейчас мать, и он внутренне сжался.

- Володя, отъезд Юли... - начала мать.

- Не знаю, мама, не знаю, - резко прервал Володька и поднялся.

* * *

На другой день отправился Володька на Домниковку - надо с Егорычем проститься, да и с Надюхой. Неудобно получилось - не заходил к ней с того раза...

Егорыч сидел во дворе на скамеечке - сумрачный, вялый, смолил самокрутку.

- А, лейтенант... - как-то равнодушно поприветствовал он Володьку. - Чего не заходил? Поминала тебя Надюха...

- Дома она? - спросила Володька.

- Нет, на работе.

- Передай ей привет тогда.

- Что привет? Зашел бы, приласкал... Пожалела она тогда...

- Понимаешь, Егорыч, не успею я... А потом... Ты передай ей, что встретил я... ну, одну свою девушку... Она поймет.

- Чего не понять - побаловался и в сторону. Нехорошо, браток. Она ж не такая, чтоб с каждым... Значит, понравился ты ей.

- Ты передай, она поймет...

- Поймет - не поймет, мое дело маленькое, передам... - Егорыч затянулся и выплюнул цигарку. - Знаешь, не вышло у меня с этой торговлей, черт бы ее подрал. Из-за нее, проклятой, привык к стаканам... День не выпью - сам не свой. Вот какое дело, браток, получилось. - Он подрагивающей рукой вынул платок, отер пот со лба. - На работу сейчас устраиваюсь. Хоть какое дело, но буду делать. Когда уезжаешь-то?

- На днях...

- Ну что ж, бывай... Хочешь, я тебе про один канал расскажу? На прощальный вечерок водочки-то нужно достать... Так вот, иди в бывший Елисеевский и прямо к директору - так и так, пришел конец отпуску, а выпить на дорожку нечего. Он тебя сразу - платите в кассу шестьдесят рубликов, ну, а когда ты чеки выбьешь, он тебе из собственного сейфа две бутылки. Понял? Мировой мужик... Только по второму разу не вздумай - прогонит.

Володька поблагодарил за "канал", хотя знал, что никакой водки добывать он не будет: не до нее как-то. Попрощался с Егорычем, который напоследок расчувствовался, жал Володькину руку и приговаривал:

- Ты поосторожней там... Что ни говори, а береженого и бог бережет, хотя и понимаю - от судьбы не уйдешь. Но ты все же подумай и о себе, и о ребятках своих... Наобум и на авось воевать негоже.

- Я понял это, Егорыч... Понял...

* * *

Осталось до перекомиссии пять дней... Рана на Володькиной руке давно затянулась, пальцы работали, правда, чуть больновато было, когда кисть сильно сожмешь, но врач сказал, что отпуск ему не продлят - годен Володька к дальнейшей войне.

Начальник штаба Тониного отца должен был приехать сегодня вечером. Так как никто не знал, когда он поедет обратно, - вероятно, что завтра утром и уедет, то прощальный вечер Тоня решила устроить сегодня.

Володька лежал в своей маленькой комнатке при кухне с раскалывающейся от боли головой. Уже второй день ломило голову, видать, оттого, что мучило Володьку - как он скажет матери и Тоне о принятом решении. Не думал он, что будет это таким трудным. И не раз всплывали в памяти слова Сергея о том, что у человека не одно "надо".

Из кухни, где хозяйничали мать и Тоня, до Володьки доносилась часть разговора.

- Знаете, Ксения Николаевна, мне сейчас даже хочется, чтоб Володя поскорей уехал к отцу. Меня не пугает разлука, лишь бы он был там. Все время кажется что-то случится, что-то случится...

- Что может случиться, Тоня? - успокаивала мать.

- Не знаю... не приедет папин сослуживец или еще что-нибудь...

Для Володьки каждое слово - будто удар по голове, и он закрывал уши руками...

Потом он слышал, как пришел Сергей, поздоровался, спросил, где Володька, передал что-то из продуктов, бросив: "Тут кое-что к столу", - а затем, видно, присел на кухне и со вздохом сказал:

- Вот и пролетели сорок дней...

- Именно пролетели, Сережа... И они были очень нелегкими и для меня и для Володи. Он так ничего и не рассказал мне о фронте, но я о многом догадалась сама... - Мать тоже вздохнула.

- В Володьке слишком много психологии, - заметил Сергей.

- Это хорошо или плохо? - спросила Тоня.

- Увы, мы все воспитаны на святой русской литературе, а в ней слишком много психологии.

- Этим она и хороша, - сказала мать.

- Для мужчины много психологии, наверно, плохо, - заявила Тоня уверенно.

- Браво, Тоня! Для дочери военного такое заключение вполне естественно. Я согласен - плохо. - Сергей засмеялся.

- Сережа, вы сами не верите в то, что говорите.

- Возможно, Ксения Николаевна, возможно... - небрежно бросил Сергей.