Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя» - Роман Кожухаров

Глава 5

Кипящая шпрее

I

Мощнейший огневой налет крушил позиции немецких минометчиков, фашистских стрелков на южных подступах к мосту Мольтке и в примыкающих к «дому Гиммлера» зданиях. Само здание МВД огонь работавших с закрытых позиций орудий и минометов обходил. Боялись накрыть своих. По данным радистов, бойцы штурмового отряда по-прежнему удерживали нижние этажи «дома Гиммлера».

Артиллерийские расчеты, рассчитывая огневые цели, в точности следовали информации, полученной в течение ночи по радиосвязи, которая была установлена с штурмовыми группами советских войск, ведущими упорные бои на южном берегу.

Немцы, собравшие в кулак контратаки значительные силы, ударив сразу с нескольких направлений – из «Тиргартена», развивая наступление по Кениг-плац и вдоль набережной Шпрее, а также по улице Мольтке Младшего со стороны швейцарского посольства, – едва не опрокинули советских солдат в Шпрее.

Особенно досаждали мощные зенитные орудия, рассредоточенные фашистами на позициях вдоль Рейхстага и совсем близко от Шпрее, возле Кроль-оперы. Огонь 88-миллиметровых зениток сеял вокруг сотни осколков, вздымая целые тучи пламени и дыма.

Одну за другой фашисты предпринимали нескончаемые попытки выдавить наши подразделения обратно на мост, а затем – на северный берег. Но штурмовые группы забаррикадировались на нижних, отбитых у врага этажах здания МВД и держали круговую оборону, со всех сторон отбиваясь от гитлеровцев, наседавших не только с улицы, но и от эсэсовцев, засевших на верхних этажах «дома Гиммлера». Вдохновленные контратакой немецких войск, они отчаянно пытались атаковать с верхних этажей.

Одновременно, словно по сигналу, застучали на южном берегу пулеметы. К ним стремительно, пригоршнями шумных звуков добавлялась трескотня все новых и новых единиц стрелкового оружия.

Единица к единице, как стальная крупа, в молоко утреннего тумана ссыпалась грохочущая какофоническая сумма десятков и сотен винтовок, автоматов и пулеметов. На южном берегу Шпрее снова вовсю разгорелся бой, и, значит, с минуты на минуту можно было ожидать сигнала «В атаку!».

Предутренняя сырость все не проходила. Верхние расслаивающиеся своды туманного молока, разбавленные буро-серыми и черными султанами дыма и гари, стали едва светлеть, обозначая начало нового дня. Плотная пелена не становилась прозрачней и реже, что наполняло Андрея нескрываемой радостью.

– Слышь, Андреич, может, прибережет нас боженька, не разгонит туман-то?.. – с надеждой проговорил неотступно следовавший за командиром Липатов.

– Вот и я о том же… – потирая свою только что гладко выбритую щеку, задумчиво ответил Аникин.

Из состояния задумчивости и всегда глупого, но неизбывного состояния ожидания и тревоги его вывел немного растерянный возглас:

– Ракеты!!!

Ракеты!.. Букет кроваво-красных огней, мутно вспыхнувших в грязном молоке, с трудом двигался, продираясь сквозь густую пелену тумана. Как они опадали, уже никто не видел.

Взвод сосредоточенно бежал к набережной. Молча, стараясь не нарушать тишину наступления, по двое, по трое тащили к кромке гранитного берега свои зыбкие сооружения, которые были призваны перенести их тела и их жизни через кипящую Шпрее на тот берег.

II

Стаей белесых призраков, шелестяще шуршащей по мостовой подметками десятков сапог и ботинок, штрафники пересекли набережную. Отделения, ведомые своими командирами, приближались к заранее намеченным точкам спуска, тут же без лишнего шума крепили свои приготовленные накануне подручные средства и, без суеты, но и не затягивая, начинали карабкаться вниз по веревкам и проволоке, одновременно спуская на воду плоты и плотики.

Андрей не мог поверить в то, что начало форсирования прошло так гладко. Взвод уже практически в полном составе качался на шатких бревнах, а фашисты до сих пор еще не обнаружили, что штрафники начали форсирование реки.

Ноги едва удерживались на скользких, мокрых бревнах, которые ходили ходуном в проволочной стяжке. Река точно остановилась, едва-едва давая ход толще своей непроглядно-черной воды. Туман, рваными клубами тянувшийся по гладкому зеркалу, словно удерживал воду своими липкими, влажными щупальцами.

Бойцы, старясь не производить много шума, подгребали заранее заготовленными широкими кусками досок, спинками стульев и прочими веслообразными предметами. Плеск раздавался отовсюду. Темно-красная гранитная стена отвесного берега постепенно погрузилась в клочья тумана, а впереди и с боков проступали неясные силуэты гребущих штрафников.

Слева, над головой, вдруг вспыхнуло ярко-оранжевое облако огня. Прогремел взрыв, и следом туманное облако пронзили светящиеся пунктиры трассирующих пуль. Еще несколько взрывов ухнули впереди, и в свете их ярких огневых вспышек Андрею показалось, что он как будто увидел едва наметившиеся контуры противоположного берега.

А где же мост? Неужели они проскочили под ним, так и не заметив его в густом тумане? В тот самый миг, когда тревога захлестнула Аникина, из клубящегося облака сырости прямо на него слева надвинулись низкие, давящие своды темно-багровой громады, которая оказалась широкой опорой моста.

Она приближалась достаточно быстро. Значит, замедленность течения – кажущаяся, это уловка змееподобной, коварной реки, которая заодно с врагом и только и ждет момента, чтобы ужалить исподтишка.

По команде Аникина, которую по цепочке передали от плота к плоту, стали грести сильнее, выправляя свои плавсредства параллельно мосту, вдоль его опор.

III

Грохот над головами бойцов усиливался. На мосту шла ожесточенная перестрелка с применением стрелкового оружия и артиллерии. Орудия били с северного берега по южному, оттуда отвечали залпы малокалиберных пушек, треск автоматов и винтовок, оглушительный стук пулеметов, «фаустпатроны» и редкие минометные выстрелы. Один за другим прогремели несколько мощных взрывов, в которых угадывалась работа немецкой зенитки, установленной возле Кроль-оперы.

Вот плот, на котором балансировали Аникин, Липатов и Бабаев, оставил позади тяжелую сводчатую опору моста. Снизу каменный арочный полусвод багровел, зловеще набухая красным в свете набирающего силу дневного света.

Внезапно взгляд Аникина отреагировал на какое-то шевеление впереди, возле статуи, нависавшей над водой в качестве обрамляющего украшения. Вспышка автоматной очереди озаряет это неясное шевеление. Истошные крики на немецком языке сопровождают этот треск. Ему отвечают снизу, с реки. Наверняка кто-то из штрафников. Тут же, словно по команде, еще несколько факелочков автоматного огня вспыхивают на боку пролета моста. Глухой стон и тяжелый плеск разносится по затянутой туманом глади воды.

– Гады! Петруху убили! – оглашает реку крик вслед за плеском, и басовитая очередь, в авторе которой угадывается ППШ, полощет каменные своды опоры и пролета.

Над рекой гулко звенят пули, выщелкивающие по гранитным бокам и барельефам моста. Оттуда с криками и стонами, словно кули, с тяжелым плеском плюхаются в воду человеческие тела. С южного берега тут же начинает работать пулемет. Он водит очередями на ощупь, а точнее, на звук, вспарывая черную гладь воды. Вражеская зенитка не унимается, продолжая обстреливать мост. Один из снарядов взрывается у самого края каменных перил, и в воду вместе с осколками зенитного снаряда смертоносным градом летят гранитная крошка и каменные осколки.

Вот в рваных клочьях тумана, которые становятся все более прореженными и прозрачными, тяжело просвистывают пули. Очередь перемещается вправо от плота, на котором присели Аникин и его товарищи. Оттуда доносится полустон-полукрик. Он, а потом тяжелый плеск рухнувшего в воду тела слышится совсем рядом.

– Скорее, туда!.. – командует Андрей, и Фарзи с Липатовым начинают грести на звук.

Через пару метров они наталкиваются на плот. Он пуст. Вдруг Фарзи вскрикивает, показывает рукой на правый край плота. Теперь и Аникин видит ладонь, вцепившуюся в самый край бревна. Рука уходит под воду, и ладонь белая как мел. Аникин и Липатов еще не успевают ничего предпринять, а Ферзь, словно кошка, вдруг перепрыгивает туда, на пустой плот. Ему чудом удается удержаться на ногах, и он тут же, наклонившись, подхватывает ладонь, уже разжавшую пальцы.

Бабаев медленно, с усилием втаскивает на раскачивающийся плот бойца. Это Тютин. Он ранен в грудь и в левую руку, но дышит. Первым делом он выдавливает из себя воду – много воды, а потом откашливается и вслух выстраивает трехэтажное матерное выражение. Его ноги по самые сапоги болтаются в воде, но спина лежит на плоту.

– Спакойна, Тютя, спакойна!.. – придерживая раненого за поясной ремень, успокаивает его Бабаев.

– Все порядка, командир!.. – повернувшись к Аникину и Липатову, кричит Ферзь. – Все порядка. – Я здесь, с Тютя!..