Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус

Он не то, что не смог меня удовлетворить — его вялый член даже толком не встал, и на весь половой акт, потратил не больше минуты. Но это была худшая минута в моей жизни. Минута слабости. Минута позора. Минута, что разделила жизнь на «до» и «после». Минута, из-за которой я потеряла мужа. Потеряла всё.

— Он вас не простил? — спросила я, когда она замолчала.

— Он бы простил. Уверена. Даже смеялся бы потом вместе со мной. И мужика бы этого в дом пригласил. И по плечу бы сочувственно похлопал. Он не счёл бы это оскорблением, смахнул как грязь с белоснежного мундира, и забыл… если бы я дала ему такую возможность. Если бы я сказала как есть. Он бы понял. Он был во всех горячих точках планеты, он видел горе, боль, смерть, он знал настоящую цену всему. Цену, что стоит платить и за что. Этот никудышный романчик не тянул и на ломаный грош. Но я упёрлась, как норовистая кобыла и не сказала единственного слова, что он от меня ждал: прости.

Она вытерла глаза.

— Я не сказала. Он не ответил. Уехал. И разбился.

Я всем нутром чувствовала, как огнём горит в её груди это короткое слово.

Несказанное. Неуслышанное.

Как выжигает её изнутри не покаявшееся, не прощённое.

— Что я могу… — начала было я.

— Ничего, — ответила она. — Просто я хотела, чтобы кто-то услышал.

Она, как и я, не любила прикосновений. И я её не обняла, не сжала руку, даже не шевельнулась.

Я просто мысленно её простила. За всё. И она кивнула, словно меня услышала.

— Спасибо, что ни разу не спросила, как я, врач высшей категории, гинеколог, эндокринолог запустила до третьей стадии рак груди. Уверена, ты хотела.

— Не хотела, — покачала я головой. — Мне даже в голову это не пришло. Я… наверное, я слишком далека от медицины, чтобы о таком задуматься. Это же, наверное, как сапожник без сапог.

— Марк обязательно спросит. Если со мной что-то случится, скажи ему: нет. Он поймёт.

— А если не поймёт?

— Нет, — улыбнулась она. — Я не хотела умереть. И не хотела себя наказывать, выбрав такой долгий и мучительный способ. Я просто не заметила, не обратила внимания, не… в общем, я просто неидеальная, как и все люди. Просто заболела. И больше ничего. Ну, иди, — махнула она.

— До встречи, Елена Сергеевна, — встала я.

— До встречи, Анька Сапожкова, — улыбнулась она и махнула мне рукой.

53

«И что ты будешь с этим делать?» — спросил Макс вечером в ответ на присланное фото стройки.

«Не знаю, Марк, — ответила я. — Буду продавать мечту. Нарисуем картинку. Создадим настроение. Придумаем сказку, в которую захотят попасть. Начнём позиционировать не как дома, а как территорию, как Лазурный Берег, например».

— Точно! — воскликнула я вслух. — Как заповедное место, элитный участок, закрытое от посторонних пространство.

С дивана упали листы, но я не стала поднимать.

Схватила распечатанные фото. «Скалистый берег». Нет, там нет скал. Песчаный? Песка там вдоволь, но звучит неблагозвучно. Тенистый? Туманный? Южный?

«Ты назвала меня Марк» — прилетело сообщение.

Чёрт! Я и не заметила.

«Прости. Я машинально. Моего мужа зовут Марк»

«Бывшего. Звали», — снова поправил он.

«Вот ты зануда! Ты ревнуешь, что ли? — усмехнулась я. — Помоги мне лучше с названием. Что ты здесь видишь? — сбросила я ему сделанные профессиональным фотографом снимки. — Что тебе это напоминает?»

«Ты уходишь от разговора»

«Я пытаюсь работать»

«Хорошо. Мы вернёмся к этому позднее».

— Обязательно! — сказала я вслух. — И к твоей ревности тоже.

«Я вижу… цвет», — ответил он.

«Какой?»

«Ээээ… Малиновый?»

Отсвет заката действительно подкрашивал косогор в красный.

«Малиновый берег» — забила я в поисковик.

Чёрт! Уже есть. Турбаза. Берег из малинового кварцита.

«Ещё? Что-то вызывающие ассоциации с дорого и красиво, сочетается со словом берег»

«Рубиновый берег» — предложил Макс.

Я смотрела на голые деревья, ёлки, остатки снега, разрытую землю…

Когда мы выбирали квартиру, где делали ремонт, под окнами был такой же вид — унылый, неприглядный, скучный. И Марк сказал: «А ты представь его летом». Синюю ленту реки, как в ней отражаются белые облака, изумрудную траву…

Изумрудный! Ну конечно! Там же всё будет зелёным!

Изумрудная зелень. Красные подсолнухи. Белые овечки.

— Боже! Я знаю, что нам надо! — перепугала я криком кошек.

«Изумрудный берег! Марк, я тебя люблю!» — написала я.

И сначала отправила, а потом увидела… Чёрт!

Закрыла рукой лицо.

«Ты опять назвала меня Марк » — почему-то улыбнулся он.

«Я не специально. А как звали твою жену?»

«Ты уже спрашивала»

«Я помню, ты не хочешь говорить»

«Я хочу приехать»

Что?

«Куда? Когда?»

«Хочу тебя увидеть. В эти выходные»

О, боги! Нет. Нет, нет, нет, нет…

«Макс, я не могу. Не сейчас. У меня свекровь завтра оперируют. Как раз к выходным я заберу её домой. Мне просто будет не до свиданий»

«А что с ней?»

«Рак груди»

Он молчал так долго, что я стала проверять телефон — есть ли связь.

Потом увидела, как появился значок, что он набирает сообщение, потом исчез, потом опять появился. Я думала, это будет три листа, но прилетело одно слово.

«Понял»

«Нет, нет, нет, если ты подумал, что я не хочу с тобой встречаться, то это не так…» — писала я ему и стирала.

«Что ты понял, Марк?» Тьху! Макс. Конечно, Макс.

«Я могу объяснить? Или ты не хочешь меня больше слышать? — снова набирала я и снова стирала. А потом увидела, что он даже не в сети.

И я так и не ответила.

54

На следующий день с утра я поехала в больницу.

Три часа просидела в коридоре, ожидая окончания операции.

Дверь хлопнула. Я вздрогнула. Думала, это врач. Но это…

— Марк?

Он сделал неопределённый жест, но я поняла.

— Операция ещё идёт.

Он протянул ко мне руки, и я не нашлась, что сказать. Обняла его, прижалась.

— Почему она… — хрипло сказал он, словно это были первые слова, что он произнёс за много часов молчания. — Почему она не сказала?

— Ну, ты же знаешь свою маму, — вздохнула я. — Она сильная самостоятельная женщина. Она никого не хотела обременять своими проблемами. И она не хотела, чтобы ты видел её такой.

Он покачал головой. Я погладила его по спине, утешая.

Не спросила, как он узнал. Спросила:

— Тебе сказала Зина?

Он секунду соображал, потом кивнул.

Кто бы сомневался! Завьяловой, наверное, проговорился Манн, или она его пытала, или пытала