Боль - Клайв Стейплз Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9. Боль животных
И как наречет человек всякую душу живую,
так и было имя ей.
Бытие 2:19Чтобы понять, что является природным, мы должны изучать образцы, сохранившие свою природу, а не те, что подверглись порче.
Аристотель, «Политика».До сих пор мы говорили о человеческом страдании, но все это время «пронзает твердь безвинной боли вопль». Проблема страданий животных приводит в ужас – не потому, что животные столь многочисленны (как мы видели, миллион страдальцев чувствует не больше боли, чем один), но потому, что христианское объяснение человеческой боли на них распространить нельзя. Насколько нам известно, животные неспособны ни на грех, ни на добродетель. Поэтому они не заслуживают боли, и она не может способствовать их улучшению. В то же время мы никогда не должны позволять проблеме страдания животных становиться центром проблемы боли – не потому, что она не важна (все, что дает основание ставить под вопрос благость Бога, поистине важно), а потому, что это лежит за пределами нашего знания. Бог дал нам информацию, которая позволяет нам в какой-то степени понять наши собственные страдания, но Он не дал нам такой информации о животных. Мы не знаем, почему они были созданы и кто они такие, и все, что мы о них говорим, есть плод догадки. Из учения о благости Бога мы можем с уверенностью заключить, что видимость безрассудной жестокости Бога в животном царстве – это иллюзия, и тот факт, что единственное страдание, о котором мы знаем из первых рук (наше собственное), вовсе не свидетельствует о жестокости, облегчает нам веру в это. За пределами этого лежит лишь область догадок.
Мы можем начать с исключения кое-какого пессимистического блефа, допущенного в первой главе. Тот факт, что представители растительного мира живут «охотой» друг на друга и пребывают в состоянии «беспощадной» конкуренции, не имеет для нас никакого нравственного значения. «Жизнь» в ее биологическом смысле не имеет никакого отношения к добру и злу до тех пор, пока не появляются ощущения. Сами слова «охота» и «беспощадный» – просто метафоры. Вордсворт верил, что каждый цветок «наслаждается воздухом, которым он дышит», но нет никакой причины полагать, что он прав. Не подлежит сомнению, что живые растения реагируют на нанесение им повреждений по-иному, чем неорганическая материя, но анестезированное человеческое тело реагирует опять же совсем по-иному, и подобные реакции не доказывают существования ощущений. Мы, конечно, с полным основанием говорим о смерти или причинении вреда растению, как о трагедии, – при условии, что это осознается нами, как метафора. Возможно, что одна из функций минерального и растительного царств – поставлять символы для духовных явлений. Но мы не должны становиться жертвами наших же собственных метафор. Лес, в котором половина деревьев убивает другую половину, может быть вполне «хорошим» лесом, ибо его хорошие качества состоят в полезности и красоте, и он ничего не ощущает.
Когда мы обращаемся к животным, возникает три вопроса. Во-первых, вопрос фактический: каковы страдания животных? Во-вторых, вопрос происхождения: каким образом болезнь и боль проникла в животное царство? И, в третьих, вопрос справедливости: каким образом страдание животных совместимо со справедливостью Бога?
1. В конечном счете, на первый вопрос можно ответить лишь «Мы не знаем», но некоторые догадки стоят того, чтобы их выдвинуть. Мы должны начать с различий между животными, ибо, если бы человекообразная обезьяна могла нас понимать, ей бы не слишком понравилось, что ее рассматривают, наравне с устрицей и земляным червем, в одном классе «животных», и противополагают человеку. Вполне очевидно, что в каких-то отношениях обезьяна и человек больше похожи друг на друга, чем каждый из них на червя. Нам нет нужды предполагать на нижней ступени животного царства существование чего-то такого, что мы признали бы способностью ощущать. Биологи, говоря о различиях между животным и растением, не ссылаются на ощущения, движение и другие подобные характеристики, естественно приходящие на ум непосвященному. Однако, в какой-то точке (хотя мы и не можем сказать, где) способность ощущать бесспорно начинает иметь место, ибо высшие животные имеют нервную систему, во многом подобную нашей собственной. Но на этом уровне мы еще должны различать между способностью ощущать и сознанием. Если вы никогда прежде не слышали о таком различии, оно может показаться вам довольно странным, но оно пользуется немалым авторитетом, и вам не следует от него отмахиваться. Допустим, три ощущения следует одно за другим: сначала А, затем Б, а затем В. Когда это происходит с вами, у вас создается впечатление процесса АБВ. Но присмотритесь к тому, что это предполагает. Это предполагает, что в вас существует нечто, находящееся в достаточной степени вне А, чтобы заметить, как Б начинается и заполняет место, освобождаемое А, и нечто, сознающее себя одним и тем же при прохождении от А к Б и от Б к В, так что оно может сказать: «Я получило впечатление АБВ». Именно это мы и называем сознанием, или душой, и только что описанный мной процесс является одним из доказательств того, что душа хотя и чувствует время, но не принадлежит ему целиком и полностью. Формирование простейшего впечатления АБВ в качестве последовательности требует присутствия души, которая сама по себе является не простой последовательностью состояний, но скорее постоянным ложем, по которому продвигаются различные элементы потока ощущений, и которое признает себя чем-то, пролегающим под этим потоком. Практически бесспорно, что нервная система одного из высших животных дает ему последовательность ощущений. Отсюда не следует, что оно обладает «душой» – чем-то таким, что признает себя имевшим ощущение А, имеющим сейчас ощущение Б и замечающим, как Б минует, уступая место В. При отсутствии у него такой «души» у него никогда не возникает то, что мы называем впечатлением АБВ. Пользуясь философским языком, будет иметь место «последовательность перцепций», т. е. ощущения будут и впрямь иметь место именно в таком порядке, и Бог будет знать, что они следуют этому порядку, но животное
