Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Уинстон Спенсер Черчилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бои, описанные в последней главе, и бесконечная череда болезней вновь наполнили полевые госпитали, и, чтобы сохранить мобильность войск, решено было отослать на базу сразу всех больных и раненых. Этот путь длиной более ста миль по плохим дорогам занимает больше двух недель, а тряска и жара делают его крайне мучительным и утомительным для раненого солдата. Но в суровых условиях войны такие вещи неизбежны, а надежда людей вернуться домой отчасти облегчает их страдания. Конвой больных и раненых должны были сопровождать до Панджкоры солдаты Западного Кентского полка, которые сами нуждались в отдыхе. Кампания в Индии без палаток — всегда испытание для британского полка. Когда он двигается на фронт из таких нездоровых мест, как Пешавар, Дели или Миан Мир, людей поражает лихорадка, а летняя жара вызывает слабость, и число больных угрожающе растет. Тиф, вызванный тем, что они пили стоячую воду, а также многие другие болезни, обусловленные перегревом на солнце или переохлаждением в ночное время, делает небоеспособными сотни людей, и генерал на индийской границе должен с одинаковым вниманием следить как за действиями врага, так и за колебаниями графика выписки из полевого госпиталя. Поэтому, как только сэр Биндон Блад понял, что мамунды действительно готовы просить мира и что дальнейших операций против них не предвидится, он отослал один из британских полков к палаткам около Панджкоры.
Около шестидесяти раненых в сражениях 30 сентября и 3 октября и такое же количество больных составляли ядро конвоя.
Легкораненых везли на верблюдах, в носилках, сделанных из разрезанного пополам остова местной кровати, которая называется каколай. Раненых более серьезно перемещали в носилках или корзинах, укрытых от солнца белыми занавесками. Каждые носилки несли четверо туземцев. Те, кто чувствовал себя получше, ехали на мулах. Пехотный эскорт был распределен вдоль линии со всеми возможными предосторожностями, поскольку атака на длинный, медленно двигающийся караван носилок и вьючных животных на неровной местности может привести к ужасным последствиям.
Выступив в шесть утра, колонна достигла Джара около десяти, проделав путь в восемь миль. Здесь к нам присоединилось отделение 24-го Пенджабского пехотного полка, которое пришло на смену солдатам Королевского Западного Кентского полка. Лагерь в Джаре имел тот недостаток, что над ним господствовал высившийся к северу от него холм, и саларзаи, другое назойливое племя, само имя которого уже наказание, любили демонстрировать свою доблесть, стреляя оттуда по ночам в расположение лагеря. Конечно, можно было предотвратить это, перенеся лагерь подальше от холма. Но тогда, к сожалению, над ним бы господствовал другой холм, стоящий южнее, и это дало бы повод шамозаям, одному из утманхельских племен, к которым также относится только что сделанное замечание, развлечь себя подобным же образом. Поэтому приходилось мириться с таким неудобством.
Мы пробыли в лагере уже некоторое время, когда прибыл сын хана Джара, который во время операций в Мамундской долине вел себя вполне лояльно, и сообщил командовавшему лагерем полковнику, что этой ночью будут «постреливать». Некие злонамеренные люди, сказал он, заявили о своих планах уничтожить британское войско, но он, престолонаследник Джарского ханства и союзник императрицы, защитит нас. Четыре пикета его собственной регулярной армии будут охранять лагерь, чтобы наш сон не потревожили, а на оклики наших часовых пикеты будут отвечать: чокидар (стражник). Все это было замечательно, но мы на всякий случай окопались как обычно. «Не потому, — сказали мы, — что мы сомневаемся в силах или намерениях нашего защитника, но просто следуя требованиям устава».
Ровно в полночь лагерь был разбужен дюжиной выстрелов. Можно было слышать, как ханские пикеты переругиваются с врагами, которые отвечали насмешками и язвительными замечаниями.
Стрельба продолжалась в течение часа. Затем «снайперы», удовлетворив свое тщеславие и израсходовав патроны, довольные удалились. Войска все это время хранили молчание и не удостоили их ответа.
Трудно поверить, что в лагерь, площадью всего в сто квадратных ярдов, набитый людьми и животными, могут залететь пятьдесят пуль и никого не задеть, за исключением единственного мула, которому пуля попала в хвост. Тем не менее это так. Это говорит о том, какую ценность представляет для солдата некоторый опыт активной службы. Когда он впервые попадает под обстрел, он думает, что подвергается огромной опасности. Ему кажется, что каждый выстрел направлен в него, что каждая пуля готова его поразить. Он уверен, что немедленно будет убит. Когда он раз или два пройдет это испытание, он начинает понимать, что дела обстоят не так уж плохо. Он слышал, как пули пролетали мимо, но ни одна его не задела. Вечером он, как обычно, доберется до своей палатки. И он превращается в гораздо более эффективную боевую единицу.
Хотя стрельба не производила особого впечатления на солдат, которые до этого уже несколько раз побывали под обстрелом, она была тяжелым испытанием для раненых, чьи нервы, расшатанные болью, не могли выдержать такого напряжения. Ответственный врач, майор Тайрелл, рассказывал мне, что несчастные вздрагивали при каждом выстреле в ожидании удара. Пуля в ноге может превратить храбреца в труса. Удар по голове делает из умного человека дурака. Я читал даже, что достаточное количество абсента может превратить хорошего человека в негодяя. Торжество разума над материей, похоже, еще не полностью достигнуто.
Я посвятил много места в этой главе «стрельбе» в Джаре в ночь на 10 октября, и критик, возможно, спросит, почему так много внимания уделено такому обыкновенному происшествию. Именно потому, что ночная стрельба — дело столь обыкновенное, я решил, что картина войны на индийской границе не будет полной, если не рассказать об этом.
На следующий день мы пересекли Панджкору, и я отправился вдоль линии коммуникации к базе у Ноушеры. На каждой станции вновь появлялись кое-какие из удобств цивилизации и мирной жизни. В Панджкоре мы воспользовались телеграфной линией, в Сарае был свежий картофель, в Чакдаре имелся лед, в Малаканде — удобная постель, наконец, в Ноушере — железная дорога. Но как мало все-таки значат все эти вещи. Когда они есть, они кажутся незаменимыми, но когда они недоступны, о них даже не вспоминаешь. Немного пищи и философский склад характера — вот единственные жизненно необходимые вещи.
Глава XV
Изъявление покорности
Наконец переговоры с мамундами приблизились к завершению. Племя действительно хотело мира и готово было на любые жертвы, чтобы заставить бригаду покинуть долину. Хан Хара оказался здесь очень полезным. Он постоянно
