Сердце России - Юрий Кареткин

— Во-о-семь, — продиктовал кот восемнадцатую цифру после запятой и взглянул на Елену поверх очков, — успеваете записывать?

Елена засмеялась и кивнула головой.

Кот, по всей видимости, неправильно истолковал ее кивок, потому что начал диктовать цифры еще медленнее.

— … Четы-ы-ыре, три-и-и… — протяжно завывал Бегемот.

На двадцать четвертой цифре терпение Елены иссякло, и она замахнулась на кота блоком клавиатуры.

— Не делайте этого, Елена Андреевна! — раздался из компьютера встревоженный мужской голос и на экране вместо обнаглевшего кота появился молодой человек в штатском.

— Кто вы, и откуда вы меня знаете? — подозрительно спросила внезапно рассекреченная шпионка, положив на место блок клавиатуры.

— Я - никто, — улыбнулся дежурный офицер пункта электронного наблюдения, — считайте меня просто виртуальной фантазией. Что касается того, откуда я вас знаю, то это даже не смешно: ночной сюжет с вашим участием демонстрируют сейчас по всем новостным каналам российского телевидения. Судя по первым отзывам, россияне возмущены только одним: им придется ждать целых десять лет, пока вы станете Первой леди государства!

— Вы, конечно, шутите! — смущенно улыбнулась Елена, слегка покраснев от удовольствия.

— Шучу, — признался офицер. — Но лично я бы за вашу "криминальную парочку" проголосовал!

— А как вы меня видите? — спросила она с любопытством.

— Видеокамера вмонтирована в компьютер, — объяснил молодой человек, — включается сразу после первой же попытки несанкционированного доступа. Если бы мы не знали кто вы, уважаемая Елена Андреевна, вы были бы уже в наручниках.

— Скажите, — спросила Елена, — а в спальне или в ванной комнате никакие видеокамеры не вмонтированы?

— Нет, но мысль интересная!

— Какой же все-таки пароль у этого компьютера?

— А разве ваш муж вам не сказал? — удивился молодой человек.

— Не успел, — вздохнула несостоявшаяся домашняя хозяйка, — белье стирает…

— В таком случае, записывайте, — с готовностью предложил офицер. — Три, запятая, четырнадцать, один, пять…

Елена рассмеялась и вышла из кабинета.

Когда, войдя в спальню, Елена увидела огромную кровать, ее обуяла внезапная вспышка ревности. Однако через секунду она устыдилась этой вспышки, едва не расплакавшись от досады на саму себя и от нежности к своему самому верному мужу на свете: подушка на кровати была одна!

Елена сбросила босоножки, не раздеваясь, упала на кровать поверх покрывала, уткнулась в подушку лицом, всхлипнула от избытка чувств и мгновенно уснула.

Илья вошел в спальню, на ходу повязывая темный галстук поверх белой рубашки, и с минуту постоял в дверях, любуясь своей спящей красавицей. Потом очень осторожно раздел жену, приподнял ее на руках, убрал покрывало, уложил ее поудобнее, укрыл одеялом и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Приготовив себе крепкий кофе, Илья с комфортом устроился на диване в гостиной. Сначала он связался по телефону с Римлянином, затем — с подполковником Васильевым. После этого отключил шифратор и набрал номер академика Добродеева.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — заговорил он уважительно, — это Илья Синельников, помните такого?

К удивлению Ильи в трубке сначала раздался громкий продолжительный хохот академика, потом сквозь смех прозвучали адресованные кому-то слова: "Совещание окончено, все свободны".

— Здравствуй, Илья! — весело заговорил Добродеев, видимо, оставшись в кабинете один. — Я сегодня утром посмотрел новости, это… это!..

В трубке вновь раздались раскаты смеха. Илья, улыбаясь, терпеливо ждал, когда академик отсмеется.

— Я видел, как ты управляешься с гидроциклом и целуешь девушек еще до знакомства с ними, — продолжил, наконец, Добродеев, — и понял, что ты привык действовать быстро. Но ты, по всей видимости, привык действовать со скоростью, значительно превышающей скорость света! Я не поленился после просмотра новостей позвонить в Прибрежный ЗАГС, и мне подтвердили, что через пять с небольшим часов после моего отъезда вы с Еленой официально стали мужем и женой. Это уже из области фантастики!

— А разве вы, уважаемый Владимир Петрович, считаете скорости, значительно превышающие скорость света, фантастикой? — улыбнувшись, поинтересовался Илья.

— Да-а, — удивленно протянул академик, — я чувствую, нам есть, о чем поговорить! Тем более, — добавил он, — что через каких-нибудь десять лет, когда ты станешь президентом, от тебя будет зависеть финансирование российской фундаментальной науки! Когда бы ты хотел встретиться?

— Если возможно, минут через тридцать.

— Договорились!

— И еще одно, Владимир Петрович. В России уже полтора месяца находится канадская журналистка, Синтия Тейн…

— Как же, слышал о ней, — усмехнулся Добродеев. — Многих наших ученых-историков можно было бы без всякого ущерба для отечественной науки отправить на пенсию и заменить этой заморской красавицей. Мне сообщали, что на раскопках в Аркаиме она настолько поразила седобородых археологов своими трактовками собранных ими материалов, что те вновь ощутили себя студентами!

— Не самое плохое ощущение, — заметил Илья, — я тоже студент.

— Что ж, сделаю вид, что поверил, — добродушно произнес академик, — тем более что Сережка Бокалов не стесняется утверждать это даже по телевизору! Кстати, как журналистка оказалась в гостиной Азаровых во время вашего ночного домашнего спектакля?

— В субботу вечером она сняла по соседству с ними особняк, тот, что слева, если смотреть от залива.

— Мавританский дворец?! — удивился Добродеев. — Недешево он ей, видимо, обошелся.

— Наш доморощенный жулик, находящийся сейчас в Париже, уступил ей его совершенно бесплатно.

— Вот как? — задумчиво произнес академик. — Видимо, кто-то очень серьезный посодействовал ей подобраться поближе к артефактам, которых ей так не достает.

— Вы не согласились бы принять Синтию Тейн и нас с Еленой у себя сегодня вечером в девятнадцать тридцать?

— С удовольствием! Можешь от моего имени передать журналистке приглашение.

— Благодарю, Владимир Петрович, подробности предстоящей беседы мы обсудим при встрече. Я буду у вас через двадцать пять минут.

Илья набрал номер Синтии Тейн, коротко с ней поговорил, надел пиджак и поехал на встречу с Добродеевым.

Изучив ориентировку на ночного посетителя квартиры Мамедова, подполковник Васильев взглянул на Валентина Гнедича, сидящего напротив него за столом для оперативных совещаний.

— Что думаешь? — задал он вопрос лейтенанту голосом, не предвещающим ничего хорошего полковнику Терещенко, «хозяину» одной из сибирских пересылок.

Подполковник Васильев ненавидел предателей, а полковника Терещенко, по вине которого сегодня ночью погибли два офицера контрразведки, возненавидел самой лютой ненавистью, на какую только был способен.

— Думаю, необходимо срочно арестовать предателя, — высказал свое мнение лейтенант. — Считаю, что Увалов по кличке «Шалун», заглянувший сегодня ночью к Мамедову, и Расстрел — не единственные, кого Терещенко выпустил на свободу, объявив умершими.

— В том-то и дело, что они наверняка не единственные, — заметил подполковник. — Арестовать его нужно, но без всякой огласки. Ты не хуже меня знаешь: нам необходимо избегать малейшей утечки оперативной информации. К тому же, в рамках процессуального кодекса мы потеряем кучу времени, а Проект — в стадии завершения. Сиди здесь, я — к генералу.

Васильев вышел из кабинета и направился к начальнику Управления.

Моложавый генерал-майор, ознакомившись с рапортом Васильева, нахмурился и с минуту сидел молча, постукивая пальцами по столу.

— Как ты думаешь, Володя, — нарушил молчание генерал, — каким образом предатели подбирают денежный эквивалент офицерской чести? Может быть, существует некая такса: такая-то сумма — за столько-то звезд на погонах, или что-то в этом роде?

— Товарищ генерал… — начал было подполковник.

— Брось, Володя, — поморщившись, перебил его генерал Одинцов, — похоже, мы с тобой не весь пуд соли вместе съели: ты все время норовишь высыпать мне на рану остатки.

Васильев виновато усмехнулся.

Они с генералом были однокашниками и одногодками, оба — оперативники высочайшего класса. Каждый из них считал венцом своей карьеры звание полковника и высший уровень сложности ставящихся командованием задач. Генеральская должность воспринималась друзьями как безусловный провал: надев брюки с лампасами, любой офицер спецслужб автоматически переставал быть оперативником, так что в генералы не рвался ни тот, ни другой.

В этом смысле Владимиру Васильеву, безусловно, повезло, причем он сам в немалой степени способствовал этому везению. Внешность подполковника была, что называется, «киношной», натура — широкой, тяга к женщинам — неугасимой! Не было ни одной юбки, попавшей в поле зрения Васильева, которую бы он не проводил взглядом, и процентов девяносто женщин, заметивших его взгляд, готовы были тут же из этих юбок выпрыгнуть. Кстати многие так и поступали. Командование удивлялось десяти процентам слабого пола, не подверженным чарам лихого контрразведчика (слепые они, что ли?!), и слегка притормаживало присвоение очередного звания женатому офицеру, так что Одинцов всегда опережал друга на одну звезду. В итоге, безгранично влюбленный в свою жену полковник Иван Одинцов недавно неожиданно для себя стал генералом и от потрясения едва с любимой женщиной не развелся.