Консул Содружества - Александр Зорич

– А что – с удовольствием! – просияла Джонни.

– Например, почему ты все-таки подписала контракт с системой «Шикарный выбор!»? Ведь у тебя есть профессия. Ты – танцовщица. И притом хорошая. Надоело танцевать? Просто нравится вся эта суета – клиенты, бары, все время предохраняться, чтобы не подцепить турбо-трип или чтобы не залететь? Такой вот бестактный вопрос…

– Да чего – вопрос нормальный, – отмахнулась Джонни. – Нравятся ли мне клиенты? Не знаю. Ты мне точно нравишься. А вот предыдущий, один козел с Первой Лунной станции, требовал, чтобы я отдалась ему в ванне. Прикинь?!

– По-моему, довольно стандартная и притом невинная фантазия. Половина порноканалов только ванны с бассейнами и показывает.

– Но только тот тип хотел, чтобы в ванне вместо воды были консервированные овощи. Брокколи, зеленый горошек, молочная кукуруза. Потом он еще туда куриных сосисок навалил и вылил десятилитровую бутыль фуззи-колы. Скажи, тебе бы такое понравилось? – гневно сверкнув глазами, осведомилась Джонни.

«Мне – нет. Но я ведь и не шел в проститутки», – промолчал я.

– И потом, я два с половиной года работала танцовщицей. Каждое утро разминалась по два часа, диета, все такое. Тогда я подружилась с Лейлой, которая работала в своем Институте. И оказалось, у нее все это время денег было в десять раз больше, чем у меня! И я подумала, что так – несправедливо!

– Ну и?.. Хорошо платят в «Шикарном выборе!»? Я имею в виду, сбылась мечта о справедливости?

– Держи карман шире, – надула губки Джонни. – Шестьдесят процентов забирает система… Да и клиентов негусто…

– Выходит, ты не прочь вернуться к танцам?

– А то как же! Что хорошего – дыру напрокат сдавать! – воскликнула Джонни так громко, что на нас тут же вытаращились полвагона. Даже пенсионеры попросыпались и навострили уши – то ли слово «дыра» на них так подействовало, то ли слово «напрокат»?

– Так почему ты не ищешь работу?

С минуту Джонни молчала. Если бы рядом со мной была какая-то другая женщина, я бы решил, что она обдумывает, что бы мне такого покультурнее соврать. Но относительно Джонни я был уверен: врать она не умеет. Для этого нужно иметь мозг чуть более развитой, чем куриный.

– Сказать по правде, я не знаю, как искать работу, – наконец призналась она.

– Но как-то же ты нашла работу в «Шикарном выборе!»?

– Мне позвонил агент, предложил, ну я и согласилась…

– А в «Сиреневую Осень» как ты попала?

– Менеджер «Осени» всегда ходил на просмотры в наш хореографический интернат… Ну, он меня и выбрал.

«Во дает! Девчонке восемнадцать лет, а она понятия не имеет, как искать работу!»

– Послушай, Джонни, а если бы я нашел тебе работу танцовщицей, ты бы бросила «Шикарный выбор!»?

Не то чтобы я считал проституцию «безнравственной». Просто мне казалось, что такая славная девчонка, как Джонни, заслуживает лучшей участи, чем быть естествуемой среди сосисок, зеленого горошка и молочной кукурузы.

– Пожалуй, бросила бы. Только как этих жуликов бросишь?

– Как-как… Просто расторгни контракт. Скажи, что заразилась веганской гонореей, и они сами его аннулируют, не успеешь чихнуть…

– Эх, знать бы только что такое веганская гонорея, – вздохнула Джонни и уставилась в окно. Кажется, глаза ее наполнились слезами.

– Это то же самое, что турботрип.

– А-а…

Глядя на ее худенькое личико с рельефно очерченными скулами, я сразу понял, что она ни на секунду не верит в то, что я всерьез стану заниматься ее судьбой. Что-то для нее подыскивать…

За эти дни мы успели немного узнать друг друга. Девчонка, осиротевшая в пять лет и всю свою сознательную жизнь проторчавшая в интернате, понятия не имела, что такое негосударственная, человеческая забота. Даже операцию по смене пола она сделала на деньги Фонда Эффективного Гендера.

Она плохо представляла себе, что такое любовь, что такое опека. Что такое дружба, в конце концов! А кем был для нее я? Просто клиентом. Любовником на час. Заплатил деньги – и прости-прощай!

Я обнял Джонни за плечи, и какое-то ранее незнакомое чувство ответственности затопило мою душонку. Неглубокую, согласен. И все-таки.

И тогда я подумал, что буду последним мудаком, если не попытаюсь помочь ей.

– Что-то вы рано, – без особого восторга приветствовала нас Лейла, когда мы вывалились из дверей элеватора.

– Деньги кончились, – отвечал я.

– Зарабатывать надо больше, молодой человек, – буркнула Лейла, наводя последнюю ретушь на свою физиономию перед большим стереозеркалом.

Лейла собиралась на свидание, в пользу чего достаточно красноречиво свидетельствовал ее вид. Каблуки – что твои башенные краны; ноги – гладко выбритые, сдобренные лосьоном «Нюх-нюх» и обтянутые «волосатыми» чулочками; целлофановая юбка веселенькой расцветки на кружевных подвязках самого модного в этом сезоне изумрудно-зеленого цвета.

Вязаная мохеровая курточка на змейке, не доходящая до пупа, выгодно подчеркивала супергрудь труженицы оздоровительного фронта.

Прическа тоже стоила отдельного описания. Впрочем, она поразила меня еще в первый день нашего с Лейлой знакомства. В основном тем, что прекрасно гармонировала с Лейлиным парализатором.

Лейла была стрижена почти «под ноль». Но не все так просто. На теменных просторах этой стриженой головки была тщательно выбрита вычурная композиция из арабских букв.

Поначалу мне, недалекому, показалось, что эта усатенькая картинка – не более чем бессмысленное украшение. Но Джонни, осведомленная лучше меня, что случалось с ней нечасто, еще во второй день нашего знакомства поведала мне, что надпись на голове у Лейлы вовсе не бессмысленная.

«Аллах велик» – вот что значил теменной «узор» на языке фарси, родном языке родителей Лейлы.

Потом и вовсе оказалось, что Лейла – весьма религиозная девушка.

Например, перед тем как отправиться на свидание, она достала из ящичка небольшую, размером с широкий носовой платок черную вуальку на неприметной резинке и напялила ее таким образом, что вся нижняя половина лица, начиная от переносицы, оказалась скрытой черным флером.

В комплексе с подвязками и юбкой, едва прикрывающей сочный зад, этот рудимент земного фундаментализма смотрелся довольно чужеродно.

– Ты не понимаешь, это же Коран, – многозначительным шепотом пояснила мне Джонни.

Она, конечно, хотела сказать «шариат», но немного перепутала…

Двери элеватора закрылись за Лейлой, и мой оставшийся без дела пытливый взгляд снова впился в счетчик энергопотребления, модель СК 459/45.

Ну зачем-зачем-зачем им именно эта модель? Они что здесь – экстратолуол из дельфиньего молока производят путем выпаривания электрокипятильником и последующего холодного термоядерного синтеза? Для исламского движения «Зеленый Космос»?

В квартире у Джонни и Лейлы вообще-то энергопотребляющих приборов было раз-два и обчелся. Ну видеокуб с музыкальной системой. Кухня со всякими тостерами, комбайнами, коктейлемешалками и утилизаторами посуды. Ну осветительные панели. И все?

– И все, – подтвердила Джонни. – Нет, забыла, еще моя электрорасческа. С устройством для сушки, гофрирования и завивки.

– Тогда скажи, зачем вам с Лейлой промышленный энергосчетчик?

– Понятия не имею. Лейла говорит, что мы много тратим. – По недоумевающему виду Джонни я понял, что она считает тему исчерпанной.

Оставив Джонни откисать в ванне, я взял в прокате дешевый мобиль и помчал (хотя после кэба слово «помчал» мне просто не легло бы на язык) в клуб «Три семерки».

Цель у меня была самая богоугодная. Я намеревался предложить Николь, владелице клуба, которую я знал еще со школы как любящую мать моего лучшего друга Бруно, взять на работу Джонни в качестве дешевой рабсилы.

Почему-то я был уверен, что Николь мне откажет – протеже из меня как из вилки станнер. Поэтому особых надежд я не питал. И уж совсем не знаю, почему этот чертов энергосчетчик совершенно не шел у меня из головы.

«Три семерки» располагались недалеко от космопорта. Выйдя из мобиля, я едва не оглох – какой-то серьезный корабль шел на взлет, и никакие стены шумопоглощения не могли полностью заглушить рев его планетарных двигателей.

В ближайшем автомате я купил себе новенькие беруши. Говорят, их продают специально для приезжих. Поскольку местные жители уже давно освоились с обстановкой…

Николь не продала своего заведения. Николь нашлась в своем кабинете. Она приняла меня, как только узнала, кого к ней занесло.

Мы расцеловались и до оскомины навосхищались успехами Бруно, который только что получил степень магистра футурологии (то есть это у меня после всей этой чуши появилась оскомина, ей, как обычно, хоть бы хны! Мне кажется, если бы Бруно предложил ей выйти за него замуж, она ни секунды не колебалась бы перед тем, как сказать «Да! Да! Да!»). Мы даже раздавили бутылочку абсента.

Наконец мы заговорили о делах, не имеющих к Бруно никакого отношения..