Загадочный супруг - Эллен Марш

– Разве тете Арабелле нечего больше делать, как только тратить время на нелепые выдумки? – презрительно спросила Таунсенд.

Перси схватил ее за плечи:

– Господи, Таунсенд, ты считаешь, я это придумал, что намеренно обижаю тебя, когда все это время я ничего больше и не хотел, как только... – Он смущенно закашлялся, но не отпустил ее, а, напротив, слегка тряхнул, испугавшись возмущения, написанного на ее лице. – Я хочу, чтобы ты знала правду, – страстно твердил он. – Чтобы могла защитить себя от него и... решиться немедленно оставить его. Знаю, что теперь, когда вы женаты, это будет труднее, но я не имел возможности сказать тебе об этом раньше. Пожалуйста, Таунсенд, ради себя, оставь его сейчас же. Вернись в Норвич со мной.

Таунсенд закусила губу, так как ее вдруг охватило неудержимое желание рассмеяться, что было бы слишком жестоко. Бедный, все драматизирующий Перси! Он искренне верит, что спасает ее, хотя, конечно, не может не понимать, что попросту оскорбляет Яна и ее, повторяя такие глупости.

– Таунсенд! – умолял он.

Она высвободилась из его рук и, отпрянув, прислонилась к стволу соседнего дерева. Ее лицо вдруг побелело, будто вся кровь отхлынула от него. Перси шагнул к ней, выражение его лица смягчилось, он думал, что причинил ей боль, и хотел утешить, но Таунсенд оттолкнула его. Ее сила и бешенство, звучавшее в ее голосе, удивили его.

– Поезжай домой, Перси! Очень мило с твоей стороны проделать весь этот путь ради меня, но сознаюсь – я никогда не считала тебя способным принимать так близко к сердцу глупые сплетни твоей матушки.

Лицо Перси вспыхнуло.

– Это не сплетня! Ты прекрасно знаешь, что мама никогда бы... – Но Таунсенд метнулась мимо него и пошла по дорожке назад. С минуту Перси смотрел на ее прямую, напряженную спину, прежде чем пришел в себя и неуклюже последовал за ней, хлюпая сапогами по болотистой траве.

– Таунсенд! Таунсенд, вернись!

Она повернулась к нему:

– Я не хочу больше слышать ни слова! Возвращайся домой, Перси, возвращайся к своей назойливой мамаше! – Она погрозила ему кулаком и убежала.

Моросящий дождь перешел в ливень. Перси стоял, растерянно глядя ей вслед. Он видел, как Таунсенд вынырнула из-за деревьев и как герцог Войн, стоя на ступеньках экипажа, наклонился, чтобы подсадить ее. Дверца захлопнулась, и экипаж тронулся.

Карета тряслась по дороге к Эли. Таунсенд спрятала руки в складки плаща. Она была способна разорвать в клочья физиономию Перси, выдернуть все его волосы с корнем. Как только он осмелился сыграть с ней такую жестокую и несправедливую шутку?!

Она никогда бы не подумала, что кто-то, даже Перси, способен на такой идиотский поступок. Ни одному слову она не поверила. Ни единому слову, будь он проклят!

Устье Темзы было скрыто пеленой косого дождя, а дома на набережной Грейсвенда сотрясались от порывов ветра. – Балки стонали, стекла звенели, а Таунсенд сидела дрожа у камина в своей комнате и никак не могла решиться лечь на влажные простыни, несмотря на усталость и с трудом подавляемую зевоту.

Китти уже спала в соседней комнатушке, а Ян оставался внизу в зале за беседой с двумя джентльменами, с которыми они ужинали за одним столом и чьи замечания по поводу чего-то под названием EstatesJeneralзаинтересовали его. Таунсенд ничего не поняла из их разговора, хотя и старалась изо всех сил.

Разговор шел о каком-то сидячем диспуте, который произошел во время первой сессии Генеральных штатов. В конце концов, Таунсенд все-таки уразумела, что это было сообщество депутатов, представляющих дворянство, духовенство и простонародье, созванное Людовиком XVI в надежде, что они согласятся повысить налогообложение (Франция почти обанкротилась из-за дорогостоящей поддержки войны США за независимость) в обмен на ограниченные королевские реформы.

Однако комментарии, которые делал Ян и его собеседники о несговорчивом и требовательном третьем сословии – простолюдинах – только запутывали Таунсенд, она не могла понять, почему третье сословие упрямо настаивает на том, чтобы все решения сессии Генеральных штатов принимались путем голосования, а не по приказу. Обеспечивало ли это некие преимущества третьему сословию, которое численностью безнадежно уступало духовенству и дворянству? Таунсенд совершенно не была в этом уверена, да и усталость гасила в ней интерес к разговору.

Теперь она сидела, глядя на огонь, убеждая себя, что ничуть не огорчена неумением Яна почувствовать, как одинока и расстроена, как нужен он ей, потому что тоскует по Бродфорду и родным и еще потому, что восторг, который вызывала в ней мысль о чудесном путешествии, поубавился от бесконечных миль по мокрой, холодной, изрытой колеями проселочной дороге. Хотя Таунсенд старалась забыть слова, которые Перси сказал во дворе гостиницы в Эли, они проникали в ее сознание, заставляя все больше возмущаться Яном, отдающим предпочтение политике перед ней. Вместе с тем, чувствуя себя виноватой, знала, что ее обида на него не имеет ни малейшего основания.

«Я ненавижу тебя, Перси Симпсон», – произнесла она вслух, а потом, устыдившись своей глупости, встала и оправила юбки. Она могла бы лечь спать, не дожидаясь Яна, но в этот момент дверь распахнулась, и, обернувшись, она увидела на пороге Яна с бокалами в руках. Захлопнув дверь ногой, он пересек комнату и поставил бокалы на стол.

– Я подумал, что тебе надо согреться. Ничто не согревает лучше, чем бокал горячего вина, – сказал он с улыбкой, которая всегда заставляла сердце Таунсенд учащенно биться. Он выглядел при этом гораздо моложе своих лет и был похож на мальчишку, открывающего секрет близкому другу. В такую минуту она прощала ему все обиды, истинные и воображаемые, и вновь во власти его чар испытывала трепетный восторг.

– Тебе уже пора научиться ценить хорошие вина – я имею в виду французские. Нечто совсем иное, чем кое-как приготовленное сливовое вино, которое конюх твоего отца каждый год разливает по бутылкам.

Их руки соприкоснулись, когда он протянул ей бокал, и выражение его лица стало медленно меняться. Исчезла усмешка, и озорной мальчишка превратился вдруг в мужчину – алчущего, необузданного и в своем роде слегка опасного.

Таунсенд впилась взглядом в его синие глаза, которые, казалось, раздевали ее на расстоянии. Она почувствовала, что у нее пересохли губы, и смочила их кончиком языка, не сознавая, какую прелестную, обольстительную картину являет собой в это мгновение, отвечая на его взор смело и безбоязненно, со своими распущенными волосами и вызывающе вскинутой головкой.

Молча Ян отставил бокалы и подошел к ней. Огонь отбрасывал на стену танцующие тени: тень его фигуры, казалось, нависла над ней, как хищник. Он приподнял ее подбородок и не отпускал, чтобы можно было вглядеться в глаза. Ее губы раскрылись, дыхание участилось.