Время побеждать. Беседы о главном - Михаил Делягин

В конце концов, давайте исходить из того, что человек должен доживать до пенсии. У нас в пенсионной реформе есть такой термин «возраст дожития». Звучит чудовищно, но это среднее количество лет, которые пенсионер должен жить после возраста на пенсии.

Е. ЧЕРНЫХ: — И какой же это возраст?

М. ДЕЛЯГИН: — Меня пока устраивает: 19 лет.

Я был бы рад, если бы у нас средний возраст жизни мужчин был 79 лет, а не 64, как сейчас, и то после того, как он поднялся на 5 лет. Кстати, завышенность «возраста дожития» не случайна: так как значительная часть россиян умирает раньше, они попросту не успевают получить все свои деньги, что приносит дополнительные выгоды пенсионным фондам и управляющим компаниям.

Но нынешнее увеличение продолжительности жизни — не закономерность, а во многом случайная демографическая флуктуация. В обозримом будущем средняя продолжительность жизни снова начнет снижаться, и это не будет отражением каких-то негативных социальных факторов: просто две «демографических волны» сначала встретились, а теперь начинают расходиться, и мы в открывающуюся между ними дыру начинаем проваливаться.

Улучшение демографической ситуации — результат не выдающейся социальной политики, а замещения населения России «трудолюбивыми соотечественниками» и случайного совпадения «демографических волн».

Но благодаря всему этому у нас сейчас уникальный момент, когда мужчина в среднем может пожить на пенсии целых 4 года. Четыре!! А пенсионных взносов с нас берут, как будто мы живем девятнадцать.

В этих условиях говорить о повышении пенсионного возраста — значит, с моей точки зрения, откровенно проявлять людоедские наклонности и цинично издеваться над россиянами.

Либералы ведь предлагают вещи страшные. Посудите сами: если реальный, а не формальный пенсионный возраст превысит среднюю продолжительность жизни — это будет мощнейшее стимулирование всеобщего уклонения от уплаты страховых пенсионных взносов. С какой стати мне их платить, если я все равно не доживу до пенсии? Мы это уже проходили, и об этом не помнит только тот, кто не хочет ничего помнить и не желает ничего знать.

Но давайте обсудим главное: проблемы Пенсионного фонда. В самом деле: почему ему не хватает денег?

Прежде всего: приезжайте в любой городок России — какое здание самое «крутое»? ФСБ? Нет. Местная администрация? Ничего подобного. Больница? Не смешите. По всей России нет ничего «круче» Пенсионного фонда.

Е. ЧЕРНЫХ: — А на какие деньги?

М. ДЕЛЯГИН: — Что значит «на какие»? На наши — у них нет других денег, кроме наших.

Почему Пенсионный фонд шикует? Причем, обратите внимание, шикует с исключительной циничностью: во многих роскошных зданиях, даже в Москве, залы для приема пенсионеров находится на втором этаже с крутой лестницей, куда в определенном возрасте просто не залезешь. Это не просто роскошество, это не просто «пир во время чумы» — это циничное и, думаю, вполне осознанное издевательство над российскими пенсионерами.

А почему Пенсионный фонд роскошествует? Потому что нет реального контроля за его деньгами: с моей точки зрения, Пенсионный фонд — еще менее прозрачная структура, чем ФСБ. Только ФСБ непрозрачна в первую очередь для российских оппозиционеров и, чего не могу исключить, возможно — даже и для иностранных шпионов, а Пенсионный фонд непрозрачен для всех российских граждан, для нынешних и будущих пенсионеров.

Раз в году Пенсионный фонд отчитывается перед Государственной Думой. Раз в году! Это же бред. Он работает с колоссальными финансовыми потоками, но под контролем, который иначе, как фиктивно-демонстративным, назвать нельзя. И мы имеем в результате скандалы, непонятные эпизоды, подозрения. Конечно, дело пока не дошло до истории, аналогичной Фонду обязательного медицинского страхования, который сел практически весь — от председателя до помощника бухгалтера. 12 августа 2009 года это случилось, и я предлагаю 12 августа каждого года отмечать как день борьбы с российской коррупцией, потому что это, действительно, наглядный успех.

Однако Фонд обязательного медицинского страхования и Пенсионный фонд действуют в одной правовой схеме, в одной системе «контроля». И то, что руководство Фонда обязательного медицинского страхования находится в тюрьме, а Пенсионного фонда — на свободе, можно объяснять личной честностью людей в Пенсионном фонде, тем, что там слишком много денег, что до них просто не дошли руки, еще какими-то причинами, но не институциональными, не системными факторами, потому что контроль одинаково слаб за обоими.

А это значит, что действенного контроля за деньгами Пенсионного фонда нет.

А если у вас нет контроля за вашими деньгами — у вас нет и самих денег, это суровая правда жизни.

Попробуйте найти место, населенное одними праведниками, положите на стол 5-тысячную бумажку и зайдите через сутки. Самый оригинальный ответ мне дал один очень уважаемый человек: если действительно праведники, то 4500 рублей останется, но десятину возьмут.

Так что главная проблема Пенсионного фонда — непрозрачность, отсутствие реального контроля за его деньгами… Послушайте, о каком повышении пенсионного возраста может идти речь в этих условиях? Вы сначала разберитесь с тем, куда деньги идут, почему этих дворцов понастроили, когда бабушки и дедушки копейки получают. А то будет, как в Сбербанке, когда они 20 млрд рублей кинули на ребрендинг по принципу «найдите пять отличий» — по 4 млрд руб. на маленькое изменение логотипа.

А хоть бы их ребрендинг и был реальным, а не фиктивным — кому он нужен? Что, кто-то где-то не знает, что такое Сбербанк? Реклама Сбербанка живо напоминает советскую рекламу «Летайте самолетами «Аэрофлота»: как можно летать чем-то еще, когда ничего сопоставимого просто нет?

Первое, что надо сделать в пенсионной системе — обеспечить жесткий контроль. Да, его в сегодняшней России нет ни за какими деньгами. Но с чего-то начинать надо! Вот и начните с Пенсионного фонда.

Давайте согласимся, что самое непристойное — это воровать у детей, больных и пенсионеров. И, если вам, уважаемые бюрократы, не жалко детей и больных, начните защищать интересы пенсионеров. Институционально это просто.

Е. ЧЕРНЫХ: — Тем более они же наши главные избиратели.

М. ДЕЛЯГИН: — Что за утилитарный подход? Не надо цинизма, его и так слишком много. Да и не думаете же вы всерьез, что избиратели на что-то там могут влиять в нашей системе?

Пенсионеры — это, прежде всего, наши родители, деды. Это люди, которые дали нам саму жизнь… А безответственным, а часто и порочным начальникам дали бесплатное образование — невольно думаешь, что лучше бы их и читать не научили… Я понимаю, что у коррумпированной бюрократии нет совести, но природа не терпит пустоты: нет совести — значит, пусть будет страх.