Планета, где все можно - Владимир Покровский

- Так он предатель и есть, вот потому и трясу я его за грудки, потому что предатель. Потому что не ожидал. Знал, что тот еще тип, но чтобы такое! Он же сдал всех нас, нам же теперь в Поселок и носу показать нельзя будет!

- Да ладно, Тим, чего там, хватит ему уже, смотри, сейчас голову оторвешь, прекрати, пожалуйста, немедленно, Тим, а? - неожиданно вступился за Проспера Маурисовича Анатоль Максимович, до той поры тихохонько сидевший на травке и без лишних слов радовавшийся хотя бы уже тому, что с вегикелом его Максимом ничего нехорошего не случилось. На самом деле Анатоль Мксимовичу больше всего на свете хотелось не сидеть на какой-то там дурацкой траве и быть молчаливым слушателем каких-то там дурацких бесед с каким-то там не менее дурацким типом в дурацком плетеном кресле, а мчаться во весь опор к вегикелу, которого за такое короткое время он успел полюбить крепкой, суровой, надежной мужской дружбой. Тем более, что на вегикеле у Анатоль Максимовича была масса спиртных напитков с отрезвляющими таблетками.

Но Анатоль Максимович вместо этого сидел и покорно слушал, встревать не особенно и пытаясь. И встрянул, честно говоря, только потому, что надоело ему все это слушать - ему хотелось поскорее к вегикелу своему. Однако как только Анатоль Максимович вступился за Проспера Маурисовича, Мария, до той поры молча глодавшая глазами Эксклюзивного Представителя, тут же переключилась на Тиминого отца, которого ей глодать было куда привычнее и стала наносить ему оскорбления различными словами, которые и повторять-то не хочется. Анатоль Максимович терпел-терпел, да и рявкнул, вследствие чего уже не выдержал Тим, который не любил, когда к его жене относится неуважительно кто-нибудь, кроме него самого.

- Папа, - сказал он грозно, - я очень прошу тебя замолчать на мою жену, иначе я не уверен.

- Он не уверен! - сказал Анатоль Максимович с сарказмом, а также горечью на противодействие единственного по-настоящему родного человека. Он отцу своему хочет физиономию начистить, за то, что его, отца его, всякие там жены прилюдно оскорбляют словами...

- Я этого не говорил насчет физиономии! - пошел было Тим на попятную, но Анатоль Максимовича уже понесло. Все, какие им проглочены были, отрезвительные таблетки, разом выветрились, и получилось в Анатоль Максимовиче полное озверение разума.

- Он даже и говорить не хочет, - продолжал он, на глазах разумом озверевающий все больше и больше, - что физиономию отцу своему начистить собирается, он ее исподтишка хочет набить. Отец, мол, глупый и пьяный, может, ничего не заметит и сдачи, может, не даст.

Боб Исакович переглянулся с Аскольдом, после чего они стали подтягиваться поближе к месту предполагаемой схватки отца и сына, чтобы, значит, в случае чего их сразу разнять. Но ничего такого не потребовалось, потому что О'Ты, с приветливой улыбкой следящий за протекающей перед ним дискуссией, умиротворяюще поднял вверх руку с рюмкой и произнес такие слова:

- Я тебе, Анатоль Максимович, настоятельно советую принять пару капель напитка моего собственного изготовления.

- А? - переспросил Анатоль Максимович, сразу поняв, что речь пойдет о спиртном, и потому несколько подзабыв свой гнев, только что разгоравшийся со скоростью лесного пожара.

- Этот напиток, - продолжил О'Ты, - обладает способностью успокаивать нервы, напитывать организм витаминами для усвоения и тому подобной медицинской чепухи, а, главное, вкусный и приводит в состояние духа. Угостись, Анатоль Максимович, а вслед за ним и все вы, дорогие гости, им пожалуйста угоститесь тоже!

При этих словах неизвестно откуда в руках у каждого из присутствующих появилась точно такая же, как у О'Ты, раскрашенная рюмка, из которой пахло каким-то просто замечательно хорошим спиртным.

Понюхав его, все заулыбались, в том числе и Тим со своей женой Марией, но если все улыбались в предвкушении радости, то у Марии улыбка получилась зловещей. Хотя, в общем, это у нее по привычке получилось, потому что она, понюхав напиток, точно так же его запредвкушала, как и все остальные.

- Как замечательно пахнет изготовленное вами спиртное, - робко подал свой голос Проспер Маурисович, который хотя и числил себя в первых рядах охотников за Странниками, но имел достойную привычку даже врагам отдавать должное.

- Теперь лебезит. Вот скотина! - скорей добродушно, чем злобно попенял Просперу Маурисовичу Тим, тоже очень занятый предвкушением. На что опять же был прерван словами со стороны О'Ты.

- Отпейте, гости дорогие, каждый из своего бокала, - вежливо предложил О'Ты, - хотя бы по нескольку капель поданного вам напитка, чтобы в должной мере его оценить. А отпивая, присядьте, потому что этот напиток стоя не пьют даже за здоровье присутствующих здесь дам.

Ту все увидели, что на полянке вокруг них живописно расставлены точно такие же плетеные кресла, что и у хозяина Планеты, Где Все Можно. Под радостное хихиканье, доносящееся из рощ, они заняли предложенные места и приготовились к дегустации. Одна только Мария из свойственного ей чувства протеста в кресло свое не села, а даже напротив того, в сторонку медленно отошла. Ее, к тому же, почему-то обидели слова О'Ты насчет присутствующих здесь дам. Поэтому она отошла в сторонку, по-прежнему, впрочем, предвкушая радость от грядущей встречи с прекрасным и даже поднеся к губам раскрашенный драгоценный бокал.

О'Ты отпил, тем самым подав пример остальным и на несколько секунд поляна заполнилась звуками причмокивания и похлюпывания. Потом все стали говорить "М-ммаах!" и "Уй, как здорово!", на что О'Ты отреагировал добродушным вопросом:

- Ну, как? Правда же, хорошо?

И все в ответ радостно сказали, что правда, и в адрес О'Ты приветливо, как один, заулыбались, не исключая даже Марии. Мария даже подумала, что этот О'Ты - совсем ничего дядечка и попади он в Поселок, она бы с ним обязательно подружилась семьями и они бы взаимно благотворно влияли друг на друга: он на Тима, и она на Тима.

Один только Проспер Маурисович с приветливыми улыбками и отпиваниями капель предложенного напитка решил из бдительности немножко повременить, потому что мало ли чем Странник, пусть даже и такой гостеприимный, может напоить ничего не подозревающих землян? А вдруг как наркотик? Но когда все вокруг заухали и заммэхали, он не выдержал, насчет бдительности начхал, торопливо опрокинул в рот содержимое своего бокала и оттуда в горло ему хлынуло такое приятное да ласковое, что он тоже заухал, заммэхал и стал во все стороны приветливо улыбаться.

Так они сидели в своих плетеных креслах, приветливо улыбались и отпивали из своих бокалов, содержимое которых никогда не кончалось, и слушали, что им говорит О'Ты. А О'Ты тем временем рассказывал им, обращаясь преимущественно к Тиму, почему он не считает Проспера Маурисовича болваном, предателем и скотиной гадской, а также почему, по его мнению (О'Ты все время упирал на скромную и ненавязчивую грамматическую конструкцию "по моему мнению", хотя ясно было как дважды два, что это не только его мнение, но и одновременно конечная стадия истины), и остальные не должны тоже думать о Проспере Маурисовиче нехорошо.