Лучшие страхи года - Эллен Датлоу

Мы бродили там часами, сортировали найденные предметы, собирали грибы, разглядывали гигантского феникса, нарисованного на стене второго этажа, огромного, оранжевого и гневного, поднимающегося из груды изломанных твердых переплетов. Я так и не нашел ничего стоящего, а Эсси прихватила с собой всего одну книгу. Восьмое издание «Путеводителя по индейской Америке для младших школьников» Скотта Мишлена.

Хотя мы вернулись на наш чердак уже в пятом часу утра, Эсси сразу же села за работу. Она занималась этим неделями, ночь за ночью, до самого рассвета, почти не разговаривала и очень редко выходила даже в ванную за лезвиями. И наконец, однажды вечером я вернулся с работы и увидел, что на столе стоят розы и тарелка с горячим венгерским гуляшом, который Эсси никогда для меня не готовила, и возле вазы лежит ее первое настоящее произведение.

То, что она сделала, было очень простым. Очень скромным. Сначала я вообще ничего особенного не заметил. Но потом, пролистывая страницы с рисунками Сакагавеи и фотографиями вигвамов, я начал обращать внимание на крохотные пятна, которые могли бы быть случайными отпечатками детских пальцев, если бы их не было так много и они не были бы разбросаны по страницам таким необычным образом: то край указательного пальца, то отпечатки большого вдоль всего листа до самого номера, то брызги красных чернил прямо посреди карты. Как будто паук влез в чернильницу и начал плясать по странице. Затем я начал замечать пропущенные слова. Некоторые были замазаны, некоторые заклеены. А еще были пятна в форме жучков, вдавленные между строк. Некоторые из них, как мне показалось, и в самом деле были жучками. А еще там были крохотные порезы. Тысячи их. Я подозревал, что если разошью страницы, то обнаружу на каждой из них узор в виде снежинки или чего-то подобного.

И это еще не все. Я не могу описать впечатление, которое произвела на меня эта книга. Дело было не в чем-то одном, а в совокупности всех этих мелочей. Передо мной была выдуманная история учебника истории, который никто не читал и никогда уже не прочтет.

В ту ночь, пока я спал, Эсси пошла в Рузвельтовское хранилище без меня. Когда я проснулся и узнал, куда она ходила, я просто поверить не мог. Я говорил ей, что это безумие и что это опасно, как будто она сама не знала. Но она уселась за письменный стол и с головой ушла в работу.

Я вижу ее такой и сейчас, когда закрываю глаза. Она сидит, сгорбившись, в кресле, посреди ночи, покрытые шрамами бедра прикрыты подолом ночнушки, распушенные волосы спадают сплошной пеленой, загораживая свет, и поэтому ее лицо скрывает от меня густая тень.

— Я не знаю, почему в Сент-Поле Бри не взяла с собой перчаток, — сказал Уилл. — Ну разве что из-за дикой жары. У меня под шапкой волосы были мокрыми, хоть отжимай. Мы на тот берег ехали на автобусе. Возле хранилища нет остановки, и водитель не хотел нас высаживать, но Бри насвистывала вместе с ним песни Джанет Джексон и уговорила его, так что он все-таки согласился нас выпустить. Он даже предупредил, что будет возвращаться обратно через три часа, так что для нас же лучше, если к этому времени мы станем ждать его на трассе. Мы бродили по складам, пока солнце не село. Сначала пытались как-то отгонять москитов, но потом плюнули и сказали, пусть эти твари пируют. Мы видели баржи с мусором посреди коричневой реки. Они даже с места не сдвинулись. Плыви, кто хочет, и бери, что хочешь. Но впрочем, ни один нормальный человек в такую воду даже палец не сунет, не говоря уже о том, чтоб плавать в ней. В том парке, о котором я вам говорил — на стороне Миннеаполиса, — играл армейский оркестр. Но слышно было очень плохо. Мы даже мелодию различить не могли, только ритм более-менее. Зато на стороне Сент-Пола не было ни души. Пара брошенных машин, один работающий фонарь, несколько голубей — вот и все. Зато и опасности никакой не было. Не то что в Сент-Луисе или Детройте. Совершенно пустынная местность. Но в хранилище мы оказались не одни. Далеко не одни. Только за угол завернули, смотрим: пожилая женщина сидит на куче покрышек — похоже, там раньше автостоянка была. У нее зонтик над головой и термос с лимонадом. Она еще и с нами поделилась. Рядом лежала целая стопка романов Диккенса. Не знаю, то ли она привезла их туда, то ли нашла. Дешевое издание для школьников, ничего ценного, но в отличном состоянии. Хоть сейчас бери и читай. Потрясающе. «Сегодня тут прямо как летнем лагере», — сказала она. Но мне казалось, что это место больше похоже на библиотеку. Разве не странно, как книги воздействуют на людей? Я о том, что в хранилищах все почему-то разговаривают шепотом. Там было довольно много других ползунов. Человек пятнадцать — двадцать. И похоже, большинство из них друг друга знали. Мы так поняли, что они вместе пришли — может, какие-нибудь студенты из местного колледжа, городские археологи. Мы постоянно на них натыкались — то они раскладывали книги стопками, то рылись в блокнотах, то просто стояли толпой и осматривались. Было такое ощущение, будто мы не в хранилище, а в каком-нибудь японском саду в центре города: везде лучи фонариков, снаружи луна светит, а из-за реки еще и музыка доносится. Поначалу Бри еще держалась около меня. Я так понял, в этом здании когда-то был консервный завод — ржавая металлическая стружка попадалась там на каждом шагу. Я собрал грибов для Бри, и один она вставила в петельку на своем свитере. Тогда я и заметил, что на ней нет перчаток, и еще хотел ей об этом сказать. Потом я думал, что именно поэтому так все и вышло. Пока об остальных случаях не узнал. Кстати, вы не знаете, почему это обычно происходит с женщинами?

Уилл ждал с таким видом, как будто и вправду думал, что я ему отвечу. Как будто у нас с ним есть что-то общее, кроме наших потерь. Есть такой дурацкий анекдот о том, что женщин-читателей всегда больше. Но вместо того чтобы рассказать его, я снова поднес ко рту бутылку с водкой. В ветре, дующем с озера Верхнего, я различал смех Эсси.

— Я нашел одну книгу, — сказал Уилл. — «Приключения для молодых и отважных». Я только потому ее и взял, что она все еще была запаяна в сморщенный пластик. Но когда я снял обертку, у нее чуть корешок не отвалился. Там самой первой шла «Повесть о молодом человеке с пирожными». Вы ее читали? Я — нет. Я даже не знал, что это Стивенсон, пока… ну, в общем, только через несколько месяцев узнал. Когда уже все закончилось. На титульном листе было столько плесени, что я даже пожалел, что Бри не захватила перчатки. Я его рукавом перевернул. Но внутри страницы были почти чистыми. И я сразу же наткнулся на фразу: «Это был человек замечательный, даже если судить на основании того немногого, что было известно всем; известна же была только ничтожная часть его подвигов». Господи! — Уилл со свистом втянул воздух. А потом его передернуло. — В стене над нами было маленькое окошко, так что я там и сел. Я начал читать вслух для Бри, но в хранилище было слишком гулко. Каждый звук «с» звучал, словно шипение змеи. Кончилось тем, что Бри со смехом ткнула пальцем в плесень на странице. «Дифтерия», — шепнула она. А потом пошла бродить вокруг стопок из папок-скоросшивателей, разглядывая наклейки. Как только она исчезла из виду, я продолжил читать. Читал, пока повесть не закончилась. Тогда уже луна поднялась над окошком, и стало гораздо темнее. Но у меня глаза привыкли. В какой-то момент я вдруг понял, что давно уже не слышу музыку с того берега или разговоров других ползунов. Я закрыл книгу, и ее обложка отвалилась прямо у меня на глазах, словно корка с раны. Только поднявшись, я наконец-то начал понимать, каким огромным было это здание. Наверное, огромнейшим из всех. Когда мы пришли туда, там было сумрачно и вокруг ходили люди. А теперь стало темно, хоть глаз выколи, и я не слышал ни единого звука. Как будто я уснул в школе и меня заперли на всю ночь. Я уже рот открыл, чтобы окликнуть Бри, но в последний момент передумал и просто двинулся в ту сторону, куда она ушла. Мне не хотелось кричать. Вроде как место для этого не подходящее. Но искать кого-нибудь в хранилище это все равно что пытаться найти островок посреди океана, понимаешь? Там нет прямых проходов. Нет возможности держаться какого-то одного направления. Нет ресторанных двориков, как в больших магазинах. Ты можешь или забираться все глубже в хранилище, или возвращаться к выходу. Сначала я подумал, что Бри вышла наружу. К той женщине с лимонадом. Ей нравились люди, как нам с тобой нравятся книги. Так что я двинулся обратно тем маршрутом, по которому мы шли. Но фонариками уже никто не светил, и дорожку из хлебных крошек мы не догадались насыпать, и никаких ориентиров я не запомнил.

Я прошел примерно четверть мили, как мне показалось, по прямой, но не видел ничего, кроме огромных стопок книг в мягких обложках и башен из старых картонных коробок. Звуков не было никаких, кроме моих шагов.

Где-то мелькнул огонек — вроде недалеко, но немного в стороне, — и я не понял, где это. Дважды мне казалось, что я слышу справа шум воды, и я сворачивал вроде бы к выходу, но выхода не было, только бесконечные ряды книг. Тогда я начал звать Бри по имени. Не очень громко. Но так, чтоб можно было услышать. Я свой собственный голос не узнавал — как будто птица каркала. У меня был фонарик, но я не стал его зажигать. Я все еще надеялся заметить свет ее фонаря. Или еще кого-нибудь. Мне казалось (я знаю, что этого не может быть, но клянусь: я помню каждый свой шаг), что я шел не меньше часа. То ли там темнее становилось, то ли я глубже забирался в хранилище, то ли глаза устали, но я уже и рук своих не видел. Пару раз я наступал на лежащие на полу книги и падал. В первый раз сильно порезал руку о кусок металла. В следующий упал на что-то влажное и вонючее. Как будто в болотную тину. Мне все это уже осточертело. Но только я собрался заорать и позвать наконец Бри, как вдруг… Как вдруг…