Муссон - Уилбур Смит

Уэлш по-прежнему пользовался сухопутным отчетом времени.

Нед Тайлер стоял у руля позади Тома. Том пытался удержать корабль на курсе юго-юго-запад, чтобы «Серафим» шел по океану не рыская.

— Держи корабль на курсе! — сказал Нед, и Том начал уваливать корабль под ветер. При всех поднятых на бом-брам-стеньге парусах, наполненных ветром, это было все равно что стараться сдержать бегущего жеребца.

— Посмотри на кильватерный след, — строго сказал Нед.

Том послушно взглянул за корму.

— Как пара змей в медовый месяц, — сказал Нед. Оба знали, что это несправедливо: на расстоянии в кабельтов за кораблем виднелась едва заметная петля в следе, но учителя не позволяли Тому ни малейших оплошностей. И следующие десять минут «Серафим» прорезал в воде след прямой, как рапира.

— Очень хорошо, мастер Томас, — кивнул Нед. — Теперь, пожалуйста, сверху вниз всю грот-мачту.

— Бом-брам-стеньга, брам-стеньга… — без запинки и ошибок начал Том называть паруса, не позволяя при этом кораблю отклониться от курса.

Из кормовой каюты на палубу вышло трио музыкантов. Гай нес ноты Каролины и свою цитру. Уэлш — из кармана у него торчала флейта — нес в одной руке стул для Каролины, а другой придерживал парик. Все трое заняли привычные места у подветренного борта, где они были защищены от ветра.

Том пытался управлять кораблем под пристальным наблюдением Неда Тайлера и в то же время украдкой смотрел, как Каролина открывает ноты — в них Том спрятал записку.

— Бизань-мачта, пожалуйста, с самого верха, — сказал Нед.

— Топсель, — начал Том и запнулся. Каролина готова была начать петь, и Уэлш передал ей ноты.

— Продолжай, — подгонял Нед.

— Стаксель, — сказал Том и снова остановился. Каролина открыла ноты и нахмурилась.

Она читала что-то спрятанное между страницами. Ему показалось, он видит, как она побледнела, но вот она подняла голову и посмотрела через всю палубу прямо на него.

— Нижний прямой парус, — сказал Том и тоже посмотрел на нее.

Она снова бросила на него загадочный взгляд и тряхнула головой, так что локоны заплясали на ветру. Потом взяла листок рисовой бумаги, на котором он так старательно выводил свое послание, скатала в шарик и презрительно бросила в сторону. Ветер подхватил бумажку и далеко унес, прежде чем опустить в воду, где она сразу исчезла в пенных волнах. Это был такой ясный отказ, что Том почувствовал, как его мир пошатнулся.

— Держи руль! — строго сказал Нед, и Том вздрогнул: он увидел, как «Серафим» повернул по ветру.

Понимая бесполезность ожидания, Том тем не менее всю долгую первую вахту лежал на тюфяке, ожидая полуночи, и спорил с самим собой, стоит ли рискнуть и все-таки пойти на свидание, которое сам назначил. Отказ Каролины казался категорическим, и все же он точно знал, что момент интимной близости в каюте отца понравился ей не меньше, чем ему. И невольное короткое объятие у каюты Уэлша лишь подтвердило, что она не возражает против нового приключения.

«Она не высокородная и величественная дама, какой притворяется, — гневно говорил себе Том. — Под модными нижними юбками у нее то же, что у Мэри и других деревенских девушек. Ставлю гинею против сухого конского яблока, что она умеет играть в „похоронить куколку“ не хуже прочих».

Том перенес свой тюфяк к одной из пушек, чтобы Гай и Дориан не могли следить за его уходами и приходами. Вахта казалась бесконечной. Раз или два он задремывал, но рывком просыпался, дрожа от предвкушения и сомнений.

Когда на палубе над ним пробило семь склянок первой вахты, он больше не мог сдерживаться и выбрался из-под одеяла, чтобы прокрасться к трапу; на всякий случай, чтобы не услышали братья, он затаил дыхание.

Он снова остановился у крошечной каюты, в которой спали девочки, и прижал ухо к двери. Ничего не услышал и почувствовал искушение постучать, убедиться, что Каролина, как и он, лежит без сна.

Однако здравый смысл победил, и Том ушел от двери и пробрался на нижнюю палубу.

К его облегчению, ключ и огниво лежали там, где он их оставил. Он открыл дверь, проскользнул внутрь, поднялся по приготовленной стойке к лампе, снял ее с крюка и вынес в коридор. Потом старательно закрыл дверь, чтобы искры из огнива случайно не подожгли зерна пороха на полу.

Достал из укрытия огниво и, присев на корточки, задумался, насколько рискованно на корабле высекать в темноте искру. Его тревожила не возможность взрыва, а то, что искра может привлечь чье-нибудь внимание.

Каюта отца наверху, у выхода с трапа, рядом каюта мистера Битти и его жены. У них может быть бессонница, или один из них может выйти из каюты, чтобы ответить на зов природы. Вахтенный офицер во время обхода может заметить необычное свечение и заинтересоваться.

Но Том точно знал, что у Каролины нет ни мужества, ни знания внутреннего устройства корабля, чтобы в полной темноте добраться до порохового погреба. Он должен хоть немного подбодрить ее.

Он заслонил собой огниво и ударил кресалом по кремню. Последовала ослепительная вспышка искр, и трут загорелся. С бешено колотящимся сердцем Том поднял сетку лампы, зажег фитиль и прикрывал его ладонями, пока тот не разгорелся. Потом он опустил сетку, что затемнило пламя, но защищало от поджога, возможно, рассыпанные зерна пороха.

Потом вернул ключ и огниво на место, отнес лампу в пороховой погреб и повесил на крюк.

Затем вышел из погреба и прикрыл дверь, оставив маленькую щелку, чтобы виден был свет — этого мало, чтобы привлечь постороннее внимание, но достаточно, чтобы подбодрить спускающуюся по трапу робкую девушку.

Здесь, на самом дне, склянки не слышны, и Том потерял счет времени.

«Она не придет», — сказал он себе, после того как прошло, казалось, несколько часов. Привстал, но все еще не мог заставить себя уйти.

«Еще немного», — решил он и снова сел у переборки. И, должно быть, задремал, потому что первым предвестием ее приближения стал запах ее тела, кошачий запах молодой девушки, а сразу после — шаги босых ног по палубе, совсем близко.

Том вскочил, и она вскрикнула от испуга, когда он неожиданно появился перед ней из темноты. Он в отчаянии схватил ее.

— Это я! Я! — прошептал он. — Не бойся.

Каролина поразительно цепко ухватилась за него.

— Ты меня испугал.

Она сильно дрожала, и тогда он прижал ее к груди и погладил по волосам. Она распустила их. Густые и упругие под его пальцами, они доходили до середины спины.

— Все в порядке. Ты в безопасности. Я о тебе позабочусь.

В полутьме он увидел, что на ней светлая ночная сорочка. Она была стянута у горла лентой и доходила до щиколоток.